Читаем без скачивания Десять покушений на Ленина. Отравленные пули - Николай Костин

Крестьяне 1-й Лопуховской волости Камышинского уезда Саратовской губернии желали В.И.Ленину быстрейшей "поправки для окончательного подавления угнетателей трудящихся". Выражали глубокое чувство ненависти к обезумевшему врагу, дерзнувшему напасть на вождя угнетенных. "Мы с вами"- заявили они.

Вятские рабочие — печатники писали в ЦК партии, ВЦИК, Совнарком: "Берегите Ильича как мозг, как сердце, как волю рабочего класса".

Рабочие Московской парфюмерной фабрики "Ралле", выражая глубокое возмущение по поводу разбойничьего покушения на В.И.Ленина, требовали немедленного усиления красного террора. "Пробил час, — заявили они, — переходить от слов к делу".

"Пусть помнит ненавистная буржуазия, — писали В.И.Ленину учителя Вытелесской сельской школы, — что их гнусные поступки только оплачивают нас".

Гнусным злодеяниям врага была потрясена Красная Армия. Бойцы, командиры и политработники Восточного фронта писали, что раны Владимира Ильича — их раны и его физическая боль жжет огнем их сердца больше, чем вражьи пули.

Бойцы, командиры и политработники Красной Армии, требуя, как и все трудящиеся суровой кары для террористов, давали клятву В.И.Ленину усилить бдительность, до конца разгромить внутреннюю и внешнюю контрреволюцию.

"Помню день, — вспоминал член коллегии ВЧК М.С.Кедров, — день получения на фронте потрясающего известия о ранении Ильича. Дрогнул фронт…

Но то был миг. И вспыхнул огонь в каждом бойце, и огненной волей покатилась по необъятному фронту непоколебимая клятва… Отомстим! Победим!".

Латышские стрелки просили В.И.Ленина крепиться. "Наша беспредельная преданность Вам и готовность умереть за социальную революцию, — писали они, — да придаст Вам силы победить болезнь".

Матросы волжской флотилии заверяли В.И.Ленина: "Клянемся своей честью революционных моряков мстить предателям не из-за угла, как они, а в открытой революционной борьбе и до тех пор не сложим оружия, пока не сотрем с лица земли гнусных предателей и убийц".

— "Мы знаем, — говорилось в письме бойцов 5-й роты 3-го Московского советского палка, — что раны твои лечат самые лучшие товарищи — врачи-коммунисты…, а душу твою будем лечить мы, красноармейцы: мы знаем какие ей нужны лекарства. Первое лекарство — уничтожение буржуазии; второе лекарство — уничтожение белой гвардии, попов, правых эсеров, меньшевиков; третье лекарство — сокрушение банд, очищение Сибири от них для взятия хлеба оттуда, который нужен нам; четвертое лекарство — продолжать начатое дело до конца, до полного уничтожения своих врагов… Мы все стоим на своих постах".

12 сентября 1918 года В.И.Ленин получил телеграмму от красноармейцев 1-ой армии Восточного Фронта о взятии его родного города — Симбирска. "Это ответ на Вашу рану, а за вторую — будет Самара", — писали Владимиру Ильичу бойцы.

Комиссар Центрального телеграфа Иван Федорович Тимаков, доставивший телеграмму Владимиру Ильичу, впоследствии вспоминал: "Протягиваю телеграмму."О, совершенно замечательные вести! — восклицает Ильич. — Спасибо вам, товарищ…" — Я машинально отвечаю: "Не за что, Владимир Ильич…" — "Как так не за что? — смеется он. — Да за такое сообщение можно и расцеловать…"

В ответной телеграмме В.И.Ленина Пензенскому губисполкому и Реввоенсовету 1-й армии говорилось:

"Взятие Симбирска — моего родного города — есть самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы."

12 сентября 1918 года В.И.Ленин принял делегацию бойцов 38-го Рогожско-Симоновского полка.

Мандат на свидание с Лениным подписал комиссар полка С.И.Моисеев, старый партиец, которого Владимир Ильич знал по подпольной работе и в эмиграции.

В мандате указывалось, что красноармейцы товарищи Михайлов, Баумфельд, Яковлев, Кузнецов, Выскребенцев и Горохов делегируются в Кремль для передачи резолюции 38-го Рогожско-Симоновского советского полка товарищу Ленину.

Встретила делегатов Надежда Константиновна. Провела без задержки к Владимиру Ильичу. Михайлов, Горохов и Кузнецов передали горячие приветы и желание всех бойцов полка быстрее отправить их на фронт.

Вернувшись в казармы и встретив комиссара полка С.И.Моисеева, Михайлов, все еще находившийся под неизгладимым впечатлением от встречи с Лениным, взволнованно сказал:

— Ну, товарищ комиссар, сподобились! Повидали нашего дорогого Ильича, потолковали…

И неловко, по-мужски вытер повлажневшие веки.

— Уход за Владимиром Ильичем хороший. Самочувствие — на подъеме. Моисеев слушал красноармейца Михайлова и подчас затруднялся, где он передавал сказанное Владимиром Ильичем, а где излагал собственные мысли.

— Лежит Владимир Ильич во всем чистеньком, — уверял комиссара Михайлов. — Кроватка у него беленькая. И Надежда Константиновна около сидит.

И комиссар и весь личный состав 38-го пехотного Рогожско-Симоновского полка верили: со здоровьем В.И.Ленина будет все в порядке. Хирург Б.С.Вейсброд, принимавший участие в лечении В.И.Ленина вспоминал, что едва почувствовав себя сносно, В.И.Ленин стал нарушать советы и предписания врачей. Однажды Вейсброду пришлось по просьбе М.И.Ульяновой позвонить по телефону на заседание Совнаркома, чтобы заставили уйти Владимира Ильича.

— Ничего не можем сделать, — ответил Я.М.Свердлов. — Единственный выход — закрыть сейчас заседание.

Просматривая в эти дни газеты, В.И.Ленин обратил внимание на заголовки и "шапки" такого типа: "Ленин борется с болезнью. Он победит ее! Так хочет пролетариат. Такова его воля. Так он повелевает судьбе!"

В.И.Ленин говорил В.Д.Бонч-Бруевичу: "Это что такое? Как же вы могли допустить?.. Смотрите, что пишут в газетах?.. Читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой-сякой, все преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком, а вот здесь какая-то мистика… Коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров… Так, чего доброго, пожалуй, доберутся до молебнов за мое здоровье… Ведь это ужасно… И откуда это? Всю жизнь мы идейно боролись против возвеличивания личности, отдельного человека, давно порешили с вопросами героев, а тут вдруг опять возвеличивание личности! Это никуда не годится. Я такой же, как и все."

Лечили Владимира Ильича прекрасные доктора. Чего же больше! А тут он заметил, что его стали выделять. Он поразился поднятой в прессе шумихе. Не подозревал, что причинил столько волнений и беспокойства повсюду. Распорядился сейчас же это прекратить, никого, конечно, не обижая.

Владимир Ильич попросил Владимира Дмитриевича вызвать к нему Ольминского и Лепешинского. Он решил поручить им вместе с Бонч-Бруевичем объехать все центральные журналы и газеты. И передать, чтобы они умненько прекратили "курить" ему фимиам. Заняли бы страницы печатных органов более интересными и более актуальными материалами. Б.Д.Бонч-Бруевич без возражений выслушал В.И.Ленина. И все же счел своим долгом напомнить ему, что не только редакции центральных журналов и газет, но и Управление СНК осаждается бесконечными телефонными звонками, письмами, телеграммами, депутациями от фабрик и заводов, профессиональных союзов. Все хотят знать о здоровье Владимира Ильича. Это всеобщее, всесоюзное жаление рабочих, крестьян и красноармейцев. Моряки постановили выслать с боевых кораблей воинские наряды для его личной охраны…

— Все это в высшей степени трогательно, — сказал Владимир Ильич. И когда прибыли Ольминский и Лепешинский, нетерпеливо напутствуя их, приговаривал:

— Поезжайте, поезжайте!.. Шутки в сторону. Вопрос-то серьезный: надо сейчас же прекратить это возвеличивание личности…

Несколько часов потратили Бонч-Бруевич, Ольминский и Лепешинский на поездки в редакции газет и журналов. "Вернулись в Совнарком, — вспоминал В.Д.Бонч-Бруевич. — Владимир Ильич был у себя дома. Тотчас же принял нас и очень серьезно выслушал о решениях редакций.

— А за газетами все-таки посматривайте и давайте всем, особенно фабрично-заводским, нужные указания.

На другой же день газеты были все в другом тоне, и Владимир Ильич более не поднимал этого вопроса".

Вопрос о личной охране В.И.Ленина в те дни беспокоил всех трудящихся Страны Советов. Как таковой, официальной охраны фактически не было. Каждый раз она поручалась различным организациям и людям. Постоянно она вменялась только шоферам, которые возили Владимира Ильича.

"До ранения охрана была весьма проблематична, — вспоминала Н.К. Крупская. — Ильич был к ней непривычен, да и она еще неясно представляла себе, что ей делать, как вести себя".

Нередко вопрос о личной охране В.И.Ленина, о повышении революционной бдительности возникал на проходящих в Москве рабочих митингах.

Газетные отчеты о них сохранили для нас живое рабочее слово — прямое, смелое, порой грубоватое, проникнутое подлинно пролетарской ненавистью к врагам. Рабочее слово — полное суровой, но искренней любовью к Владимиру Ильичу, заботой о его жизни и здоровье. "Правда" так описала нелицеприятную беседу рабочих на одном из митингов с оратором МК РКП/б/.