Читаем без скачивания Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 - Альманах

Термин «перезагрузка» в американо-российских отношениях, заимствованный из сферы информационных технологий, прижился, хотя у него с самого начала была непростая судьба. Он был запущен в оборот вице-президентом США Джозефом Байденом, хотя как раз он-то меньше других руководителей США является приверженцем перезагрузки.

В сентябре 2009 г. Обама снял один из самых главных раздражителей в российско-американских отношениях, положив под сукно любимый проект своего предшественника. Он заявил об отказе от размещения в Чехии и Польше системы ПРО. «Принимая решение отказаться от размещения элементов противоракетной обороны в Европе, США учитывали мнение России», – заявил Б. Обама[30]. На самом деле США не столько отказались от развертывания нового позиционного района ПРО, сколько намерены воздвигнуть ее на нескольких наиболее, по их мнению, ракетоопасных направлениях, а в перспективе, возможно, превратить ее в глобальную сеть, с использованием наземно-стационарных и мобильных (морских, наземных, воздушных и орбитальных) компонентов[31].

Выступая на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре 2009 г., Обама публично также не стал акцентировать внимание на разногласиях с Россией по вопросу Южной Осетии и Грузии. Это, конечно, не означает изменения позиции Вашингтона.

Наибольшую озабоченность у администрации Обамы также вызывает политическое будущее Афганистана, где под вопросом оказалась легитимность нынешних властей во главе с президентом Хамидом Карзаем. В ходе последних выборов имели место многочисленные подтасовки в пользу действующего президента, и теперь соперники оспаривают законность его переизбрания на этот пост.

В этой связи актуальной становится и проблема выбора маршрутов транспортировки углеводородов Каспийского региона. Так, 30 мая 2009 г. в Исламабаде лидеры Туркменистана, Пакистана и Афганистана подписали соглашение о строительстве газопровода из Туркменистана через территорию Афганистана в Пакистан. Планируемая пропускная способность газопровода – около 30 млн куб. м газа в год, а стоимость – около 2 млрд долларов (называются даже цифры в 3,5 млрд долларов). Характерно, что реанимации этой идеи предшествовала активизация почти сразу же после начала антитеррористических операций США в Афганистане «нефтегазовой» дипломатии высокопоставленных представителей новой администрации США во всех этих странах. В реализации этого проекта по понятным причинам кровно заинтересован президент Туркменистана Бердымухамедов, который давно – но пока безуспешно – изыскивает возможность альтернативных путей транспортировки огромных запасов туркменистанского газа на мировые рынки в обход России.

Малопродуктивность одностороннего вмешательства США без поддержки друзей и союзников во внутренние дела других государств начинают все больше осознавать и в Вашингтоне. Об этом свидетельствуют заявления Б. Обамы о его желании создать новую коалицию государств, которая будет бороться с политикой, основанной на «маргинальной идеологии».

В этом контексте приведенное выше высказывание Б. Обамы относительно борьбы против политики, основанной на «маргинальной идеологии», звучит уже как прямой призыв к умеренным кругам в исламском мире совестно с США выступить против тех, кто придерживается иного видения мирового правопорядка[32].

Обама больше популярен за границей, даже больше, чем у себя дома, где целый ряд «групп интересов» усиленно работает на подрыв его престижа. Обаму противопоставляют его предшественнику Джорджу Бушу, разумеется, в лучшую сторону, не только традиционные союзники США, но и люди, известные своими критическими высказываниями в адрес Вашингтона.

Однако если абстрагироваться от красивой риторики Б. Обамы и сравнить его внешнюю политику с внешней политикой его предшественника, то нельзя не прийти к грустному выводу, что элементов преемственности в ней гораздо больше, чем элементов новизны.

Ближний Восток: армия и политика без ориентиров

В.М. Ахмедов, кандидат исторических наук, доцент, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН

При всем разнообразии оценок самых длительных военных кампаний, которые Израиль вел с ливанской шиитской Хизболлой летом 2006 года в Ливане и уже более трех лет ведет в секторе Газа против Исламского движения сопротивления (ХАМАС), на фоне всех проигранных предыдущих арабо-израильских войн эти кампании в глазах мусульманского мира воспринимаются если не триумфальными, то все еще незавершенными. В контексте во многом схожих с ними «мятежевойн», ведущихся в основном тоже нерегулярными исламистскими формированиями и боевиками в Ираке и Афганистане, роль и вес ислама в политической жизни стран «расширенного» Ближнего Востока значительно выросли. Этого нельзя, однако, сказать о регулярной армии и вообще о военных институтах, традиционно игравших большую роль в политической жизни не только в исламских странах, но и в Государстве Израиль. Это нашло подтверждение и отражение в результатах последних парламентских выборов в Израиле, где долгое время находившаяся у власти партия «Авода», возглавляемая министром обороны, бывшим боевым генералом Эхудом Бараком, оказалась отодвинутой на задний план. Она не могла даже претендовать на свое сколь-либо значительное представительство в правительстве Нетаньяху, которое не скрывает своего рвения взять реванш за «триумфальное поражение» Израиля в войнах с ливанской Хизболлой и палестинским ХАМАС.

Что же касается регулярных армий арабских стран, то они вообще не принимали в них участия, предпочитая отсиживаться в казармах. Схожая ситуация складывается ныне в Ираке и Афганистане, где войска НАТО терпят одно поражение за другим от вооруженных формирований исламского сопротивления, а созданные там в условиях оккупации местные армии предпочитают тоже наблюдать за «войной террора-антитеррора» со стороны. Так, на «расширенном» Ближнем Востоке наметились две новые опасные тенденции. С одной стороны, война как бы перестает быть исключительной прерогативой национального правительства и его регулярной армии. С другой – сама армия предпочитает оставаться в стороне от таких «мятежевойн», не имея ясных ориентиров. На эти тенденции указывает Л.И. Медведко в вышедшей недавно своей новой книге (написанной в соавторстве со своим сыном, тоже арабистом-журналис-том С.Л. Медведко «Восток – дело близкое. Иерусалим – святое» (2009). Авторы особо отмечают, что «израильская армия, привыкшая одерживать “блицпобеды” в непродолжительных классических войнах, оказалась не готовой к ведению неклассической “мятеже-войны”». Отсюда и просчеты, во многом схожие с «триумфальными проигрышами» в антитеррористических операциях американо-натовской коалиции в Афганистане и Ираке. Авторы в связи с этим приходят к выводу о том, что «новое противостояние на Ближнем Востоке по своим масштабам и последствиям принципиально отличается от всех предыдущих ближневосточных войн. Общее между ними они усматривают лишь в том, что каждая из таких войн становится продолжением незавершенной предыдущей войны». Действительно, если обозначенная тенденция продолжится, а разрастание «войн неведомого поколения» не будет остановлено, то это «самым серьезным образом может сказаться не только на трансформации всех разновидностей прежних войн, но и привести в конечном итоге к подрыву существующих ныне национальных государств и их институтов»[33]. В первую очередь и прежде всего это может касаться регулярных армий, на место которых придут некие новые военные организации и нерегулярные формирования.

Оценивая вероятность и перспективы осуществления подобной трансформации, необходимо по-новому попытаться взглянуть и на те процессы, которые происходят сегодня в отношениях армии и власти, армии и общества, прежде всего в арабских странах, продолжающих находиться в состоянии войны или конфронтации с Израилем, а также – на условия формирования уже существующих военных организаций, их природу, цели, задачи и мотивацию, будь то ведение «мятежевойн» или самого их статуса. Отечественные и зарубежные научные и экспертные сообщества пока не выработали единой точки зрения и по вопросу роли регулярной армии в современном ближневосточном обществе, изменившихся ее взаимоотношений с гражданскими органами власти, ее влияния на формирование политики – внутренней и внешней, основных политических процессов в Арабском регионе. Исследование проблем взаимоотношения армии и общества в арабских странах Ближнего Востока, степени их влияния на экономику и политику арабских государств могут способствовать более глубокому пониманию и адекватному прогнозированию военно-политической обстановки в этом регионе. Известно, что сам приход в свое время военных в политику определялся необходимостью усиления централизованного государственного управления для решения сложных социальных проблем и обеспечения ускоренного преодоления экономической отсталости[34]. Установление власти военных нередко было следствием фактического отсутствия в обществе иной реальной социальной и политической силы на этапе обострения внутриполитических и социальных противоречий. Силовое вмешательство военных в политику являлось, как правило, результатом социальных революций, осуществленных в форме переворотов. С 1961 по 1969 г. в 9 арабских странах произошло 27 переворотов и попыток взятия власти вооруженным путем[35]. С другой стороны, приход к власти военных в Египте, Сирии, Ираке и ряде других арабских стран содействовал укреплению внутриполитической стабильности, ликвидации внутренней междоусобицы. Это объяснялось тем, что реальная власть на местах зачастую концентрировалась в руках армейских командиров, решавших не только военные, но и общественно-государственные вопросы. К тому же армия в этот период служила фактически единственным поставщиком кадров в государственно-административный аппарат. Утверждение армии и других силовых структур в качестве определяющей политической силы имело неоднозначные последствия для развития арабских стран и их вооруженных сил. С одной стороны, удалось избежать внутренних междоусобиц, противостоять внешним угрозам, укрепить центральную власть, консолидировать общество, мобилизовать массы на решение острых социально-экономических проблем и таким образом продолжить движение по пути самостоятельного развития после достижения политической независимости. Приход военных во власть инициировал глубокие изменения в общественной жизни и сдвиги в политической структуре общества, укреплял позиции нарождавшихся новых социальных сил. Для многих выходцев из мелкобуржуазных слоев города и деревни, мелкого чиновничества, разночинной интеллигенции идеи об особой роли военных становились весьма привлекательными. Те и другие искренне верили в то, что гражданские правительства вряд ли способны обеспечить проведение необходимых социальных преобразований в рамках стабильности и конституционного порядка, обезопасить эти страны от угроз внутренней междоусобицы и внешней агрессии. С другой стороны, именно это способствовало утверждению в большинстве арабских стран авторитарной системы власти и снижению роли демократических институтов управления самого гражданского общества. К тому же военные не всегда были достаточно профессиональны и последовательны в проведении реформ и осуществлении преобразований в обществе, особенно когда они угрожали корпоративным интересам армии. Внутриполитическая стабильность арабских стран на последующих этапах развития во многом поэтому определялась степенью соперничества и сотрудничества между гражданскими элитами и военными. Иными словами – установлением и поддержанием определенного баланса сил между военными и гражданскими структурами в обществе.