Читаем без скачивания Нерядом - Эллин Ти

– А объятия? – прищуриваюсь. Вдруг прокатит?

Она задумывается и щурит глаза, точно как и я. Прикидывает, можем ли мы обниматься, но я решаю понаглеть и помочь ей сделать правильный выбор, хотя риск того, что с балкона вылечу я, особенно велик.

Просто подсаживаюсь к ней ближе, обнимаю за плечи и притягиваю к себе, второй рукой создавая кокон. А еще не сдерживаюсь и чмокаю в макушку: таких запретов не было, только на губы.

– Смотри, как хорошо у нас получается обниматься, – шепчу я ей. – И я клянусь, что никаких грязных мыслей за этим у меня не стоит.

– Ты чего такой хороший вдруг стал, а? – всхлипывает она, но из объятий не вырывается.

– Я всегда такой был, просто надобности доказывать тебе это не было. Я слышал твой разговор с кошкой… – Стараюсь не смеяться, а вот сама Диана хихикает. – И кем бы ни был тот козел – я не он. Мне хорошо с тобой, и я очень тактильный, поэтому, если перегибаю, можешь мне высказывать. Но не отталкивай, лады?

– Лады, – улыбается она и шмыгает носом.

Прорвемся, значит, если так просто и быстро смогли все решить.

Только вот что с чувствами своими делать сейчас, понятия не имею… Придется закрыть их на семь замков и не давать им выбираться наружу, пока сама Диана не решит, что я герой ее романа и она готова стать для меня больше чем другом. Видимо, так…

А дальше мы садимся друг напротив друга, и я пытаюсь ее разговорить и вытянуть из нее хорошие эмоции. О чем там можно говорить сутками? О погоде?

– Сегодня, кстати, теплый вечер. Хорошо, что мы впервые встретились не сегодня, да?

– Почему? – не понимает она.

– Мне не пришлось бы с тобой делиться толстовкой, а она тебе очень идет.

– Дим, притормози, пожалуйста, слишком сладко, – смеется она, но в итоге немного краснеет. – Давай лучше шутки свои дурацкие, а то ты так резко стал милым, что я не понимаю, ты ли это рядом.

– Неуклюжие люди на железной дороге делятся на две части, – выдаю первую чушь, которая вспоминается мне, и вижу, как глаза Дианы расширяются от ужаса.

– Горин! – вскрикивает она, но вижу, как старательно сдерживает смех. – Я шутку просила, а не… Кошмар какой! – Она закрывает руками глаза и все-таки хихикает. – Ты ужасен.

– Выбор был между этой шуткой и пошлятиной, так что…

– Выдавай вторую, я уже ничего не боюсь, – закатывает она глаза и улыбается.

– В русском языке нашли ошибку. Кровать – это не существительное.

– А что это? – хмурится она и явно ожидает подвоха. А он есть, все не зря.

– Это место имения.

Я вижу, как сменяются эмоции на ее лице, а потом она осматривает кровать, на которой мы и сидим, и немного отодвигается, увеличивая между нами расстояние. Но ничего не говорит, хотя думает много, я точно уверен.

– Без комментариев, – хихикает она.

И удивительно, но эти шутки, которые когда-то и помогли нам познакомиться, сейчас действуют тоже положительно. Диана расслабляется, и я с ней заодно, теперь веря в то, что я не самый ужасный человек в ее жизни.

И мы очень долго болтаем, обо всем подряд. Она рассказывает, какие фильмы любит, вспоминает детство, как занималась танцами, рассказывает, что переживает перед работой в нашей команде. Потом много спрашивает. Про родителей… И ревет, дурочка, а потом еще и извиняется, что спросила.

– Диана, елки-палки, я успокаивать тебя пришел, а ты рыдаешь опять, – говорю ей и снова обнимаю, прижимая к себе.

Она такая искренняя, такая эмоциональная, я таю, честно признаться, от этого. Девчонки сейчас поголовно все куклы фарфоровые, а она другая совсем, настоящая.

И да, я и правда стал слишком милым.

– Это так ужасно, – всхлипывает она. Прижимается ближе и носом ледяным утыкается в шею, а я поглаживаю по спине и просто влюбляюсь еще сильнее. – Мои развелись год назад, и хоть я понимала, что так будет лучше для всех нас, все равно тяжело переживала их разрыв, особенно то, что я перестану видеть одного из родителей. А тут… Ты же был еще таким маленьким! Я очень люблю детей и как представлю тебя маленького, одинокого… так и хочется обнять и пожалеть.

– Обнимай, жалей, – говорю ей, и она и правда начинает жалеть. Теперь не она к моей груди прижимается, а я к ее, она встает на колени на кровати, чтобы встать выше меня. Жалеет и правда как ребенка, я даже закусываю щеку изнутри, чтобы не вылить все эмоции. Это давно было, да, я пережил и научился жить самостоятельно, но от боли-то все равно никуда не деться. И тот факт, что она сейчас рыдает, переживая за меня, ранит сердце еще сильнее.

– Хочу, чтобы ты был счастлив, – выдает она фразу шепотом. – И чтобы никогда душа не болела больше.

– Представляешь, я как раз сейчас счастлив, – говорю ей, поднимая голову.

Она в ту же секунду опускает свою, оказываясь неприлично близко. Настолько неприлично, что почти касается своим носом моего.

И смотрит… Смотрит так пристально, словно может увидеть что-то новое в моих словах. Все еще обнимает за шею одной рукой, другой обхватывая мою голову, все еще плачет и жалеет меня, только словно зависает в мгновении.

Мне до боли внутри хочется ее поцеловать, но я ей буквально час назад обещал, что больше такого не повторится. И сейчас явно хочется сильно большего, чем простой чмок, как утром во дворе. Целовать так, чтобы руки дрожали, но…

Она меня грохнет, точно знаю.

И поэтому мне ничего не остается, как просто смотреть.

И удивительно то, что и она тоже смотрит… В глаза, а потом на губы. Слишком заметно опускает взгляд, и я непроизвольно облизываю их.

Кажется, это срабатывает для нее призывом к действию, я не знаю…

Но уже в следующую секунду я умираю оттого, что ощущаю ее мягкие, но ледяные губы на своих.

Она сама меня поцеловала, и этот факт сбивает меня с ног настолько сильно, словно мне двенадцать и это вообще мой первый поцелуй.

Мы просто прижимаемся губами, больше не происходит ровным счетом ничего, но даже от этого по телу словно пускают разряд тока. Глаза Дианы закрыты, а я не могу перестать смотреть на ее расслабленное лицо и трепещущие ресницы, но стоит ей только провести пальчиками по моей щеке, веки смыкаются словно по команде…

Мне так катастрофически мало, что я решаюсь испытать судьбу. По сути, варианта развития событий всего два: она либо оттолкнет, либо поддастся мне.