Читаем без скачивания Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон - Николай Вирта

Аликс подняла на мужа глаза, перевела их на Витте, улыбнулась ему, давая тем знать, что она помнит рассказ бесценного своего Ники и благодарна Сергею Юльевичу.

— Да, — мечтательно сказал Николай. — Много, много странного и необъяснимого на этом свете.

— И еще как много, ваше величество, — подхватил Витте. — Даже в государственных делах мы часто бываем движимы высшими указаниями. И эти высшие, таинственные знаки не должны нас смущать. Они указуют нам путь и по большей части безошибочны. Я много раз испытывал нечто подобное. И сегодня ночью меня посетило странное видение, которое укрепило меня в одной мысли…

В продолжение всей этой тирады царица не отрывала взгляда от Витте, словно навсегда хотела запомнить выражение его лица, скупые жесты и нервный блеск умных глаз.

Витте встал, отвесил царю глубокий поклон, сел и тем же вкрадчивым, полным уважения и преданности тоном сказал:

— Ваше величество! Не угодно ли вам будет осчастливить страну рассмотрением проекта о введении золотой валюты и о переходе на металлические деньги?

Николай наклонением головы дал знать, что он согласен осчастливить свой народ.

— В прошлый раз, ваше величество, вы с интересом отнеслись к этому проекту. Теперь, пережив этой ночью великое волнение, я решил еще раз побеспокоить вас. Скажу откровенно, мне нужна ваша мудрая поддержка, потому что против проекта восстала вся так называемая «мыслящая Россия» в лице определенных органов печати.

— Мыслящая Россия! — с жаром перебил министра Николай, и Витте понял, что попал в точку. — Кого они называют мыслящей Россией? Социалистов? Студентов? Если они против реформы, мы за нее, Сергей Юльевич.

— Если бы только они, ваше величество! Но даже небезызвестный вам журналист Суворин написал по поводу проекта статейку, обнаружив полную свою невежественность в этом вопросе. А между тем его-то и слушают!

— Только не я, — процедил Николай. — Только не я! — повторил он уже совсем сердито.

В Государственном совете, ваше величество, затирают проект.

— Кто?

— С вашего разрешения, Константин Петрович…

— Гм…

— Он высокий специалист в области философии и богословия, но финансы, государь, это иное дело — это наука, опыт.

— Хорошо, оставьте проект, я прочту… Вы имеете ко мне еще что? — В тоне Николая Витте уловил желание, чтобы ему не досаждали новыми делами. Однако министр был человек напористый. Он понимал, что лепить из воска надо, когда он мягок.

— Да, ваше величество. Имею разговор по поводу крестьянских дел.

— А-а! Разве они опять чем-нибудь недовольны? Кажется, для них все уже сделано? Я, право, удивлен.

— Не знаю, довольно ли крестьянство тем, что оно получило, но вы, ваше величество, не можете быть довольны положением крестьянства. Не можете, имея в виду высшие государственные интересы…

— Что вы имеете в виду?

— Ваше величество, ни одна машина без топлива работать не может. Главная сила, производящая топливо, то есть богатства России в настоящий момент, — крестьянство. Мне пришлось вникнуть в эту область исключительно ради добычи топлива для будущих военных действий.

Николай оживился, как только Витте заикнулся о войне.

— Я составил совершенно определенное мнение о положении крестьянства. Я просмотрел горы цифр, ваше величество, и пришел к печальному выводу.

Николай воззрился на министра. Аликс оставила вышивание и переводила взгляд с одного на другого.

— Наша машина не сможет работать с тем напряжением, которого от нее потребует война, потому что топлива у нас не хватает.

— Не хватает? При наших пространствах и населении?

— Ах, ваше величество, все кричат, что Российская империя необъятна, но что из того? Колоссальнейшие поверхности находятся в совершенно невозделанном виде, а громаднейшая часть населения, с экономической точки зрения, представляет собой не единицы… Нет, каждый из них — это только четверть единицы.

— Как так четверть единицы? — лениво проговорил Николай, следя за дымом папиросы. — И к чему все это, однако?

— К тому, ваше величество, что я понял, как можно увеличить богатство империи и что для этого надо сделать. Государство много теряет, если главный оплот его — крестьянство — экономически недостаточно сильно.

— Но это надо доказать, а?

— Уже доказано, ваше величество.

— Да, но я — то об этом не знаю. Вы как-то вдруг… не предуведомив… Я даже не познакомился с материалами, да и есть ли они? — Николай был явно недоволен тем, что министр начал говорить о предмете, незнакомом ему.

Витте, чтобы сгладить неловкость, сказал:

— Ваше величество, я потому без предуведомления решил высказаться по сему предмету, что он отвечает вашей мечте о благоденствии подданных. Я помню, как вы благосклонно говорили со мной однажды о крестьянских делах. По свойственному вашему добросердечию вы благожелательно отнеслись к нуждам крестьян и считали их первенствующими.

Николай смягчился.

— Да, — сказал он, — я люблю моих крестьян. Хорошо, но как же вы полагаете? Может быть, напишете что-либо? А? И соберете мне кое-что почитать? Вы говорите, есть какие-то цифры?

— Я не замедлю представить на ваше высокое рассмотрение, ваше величество, мои мысли и материалы по затронутому предмету.

— Отлично! — Николай кивнул министру, давая тем знать, что затянувшаяся аудиенция окончена.

Витте откланялся и вышел. Он ликовал: разговор удался.

Их величества остались одни.

— Нравится тебе Витте? — переходя на английский, спросил жену Николай.

— Нет, Ники, он мне не нравится. Мне кажется, что он ищет большей власти, чем имеет. Будь добр, отодвинь штору. Спасибо. Может быть, он и полезный человек для России, не знаю…

— Вот и Победоносцев против него, — уныло сказал Николай.

— Мне подсказывает сердце, что Витте опасен для тебя. Победоносцев мог ругать его по другим причинам. А я чувствую…

— Между тем и папа говорил, да и все утверждают — Витте самый умный человек в России.

— Самый умный человек в России ты.

— Ты единственная умница здесь…

— Чего, однако, не находят ни твои дяди, ни твоя матушка! — зло сказала Аликс, и пятна выступили на ее щеках.

— Бог с ними, — примирительно ответил Николай и, чтобы переменить неприятную тему, сказал: — Однако же ждет ли меня этот тамбовский мужик?

Он позвонил.

Доложили, что мужик ждет давно.

Когда Луке Лукичу сказали, что царь согласился говорить с ним, он не удивился. Он был уверен, что молодой государь должен накануне коронации и миропомазания выслушать посланца народа.

Без боязни и страха вошел Лука Лукич в ворота императорской резиденции.

Стоя с непокрытой головой у террасы, он мысленно повторил все те почтительные, но твердые слова, которые скажет царю.

То, что он достиг заветного самым необыкновенным образом, через презренную бабку Фетинью, нисколько не смущало его. Конечно, в случае благоприятного исхода встречи бабка потребует мзду. Село заплатит, дал бы бог удачи!

Лука Лукич не сомневался в удаче. Царь не только выслушает его и сделает все, что попросит Лука Лукич. Царь обратится к нему за советом по всеобщим сельским и земельным делам, — Лука Лукич готов был дать этот совет, если даже для того пришлось бы прожить в Питере целый год.

Николай вышел на террасу. Он чувствовал себя отлично, ему даже было интересно поговорить с крестьянином. Он ожидал, что мужик, увидев его, падет на колени или бросится целовать руки, и немало удивился тому, что тот не только не упал в ноги, но, склонившись в поясном поклоне, выпрямился и стоял прямо, глядя царю в глаза.

Николай, внимательно вглядевшись в Луку Лукича, сразу же решил обласкать его. Все в этом старике импонировало ему: могучий рост, величавая медлительность, отсутствие раболепства, ясный взгляд и преисполненные достоинства слова. Именно таким представлял себе царь коренного русского крестьянина, опору трона, защитника порядка и создателя материальных благ.

Обратное чувство возникло у Луки Лукича, когда он как следует рассмотрел исподлобья даря. «Бородка рыжеватая, ровно тебе мочалка, — думалось Луке Лукичу. — Правая ножка выставлена форсисто вперед, лицо землистое, взгляд скучный. — Лука Лукич вздохнул. — Да, жидковат, мелковат, царского маловато!..»

— Ну, здравствуй, любезный, — приветливо начал Николай. — Лука Лукич, кажется?

— Точно, государь. — Лука Лукич удивился: откуда царю знать его имя-отчество? Потом догадался: Фетинья сказала.

— Сколько же тебе лет? Крепок ты еще, погляжу. — Николаю все больше нравился этот исполин.

— Я, государь, пока что собираюсь прожить до ста лет, — почтительно ответил Лука Лукич. — Здоров, нечего бога гневить. Кабы не моя громаднющая семья — у меня, государь, семья вроде твоей — да кабы не мирские заботы, я бы и до двух сотен дотянул. — Он усмехнулся, помолчал и добавил: — Не года старят — думы. И мирские и свои.