Читаем без скачивания Русская фольклорная демонология - Владимир Рябов

На могиле. Картина Владислава Россовского.

Национальный музей Польши, Варшава

Баба одна утонула, в поле ее закопали. Дак, говорят, по ночам видели ее, пахала[1688] она каждую ночь. Дак вырыли эту бабу и закопали на горке и осиновый кол вбили, чтоб не ходила. Осина проклята Господом, на ней Иуда повесился[1689].

Иногда, чтобы прекратить посмертное хождение, обращались к специалисту: «от за двадцать километров отсюда есть одна бабка. Она токо может отговорить [прекратить визиты покойника — В. Р.]»[1690]. Дать дельный совет, как избавиться от покойника, могли «баба-ворожейка»[1691], соседка[1692], старуха[1693], незнакомый старик, попросившийся переночевать[1694]. В некоторых текстах от покойника спасает Николай Чудотворец — персонаж народных легенд о святых.

Один мужик помер, у женки лежит на лавке. А он ночью с лавки встал, все грызет. Она всех святых собрала, Николая Угодника. Он [Николай Угодник — В. Р.] и стучится, она открыла, он зашел, она за него прячется.

— Не бойся, — говорит.

Как тросточкой махнул, сказал:

— Ложись, окаянный, на свое место!

Тот и лег. Она:

— Ночуй, старичок.

— Не могу, на море судно тонет, надо спасать.

И ушел[1695].

В сибирской быличке женщина после встречи с покойником лечится у старухи заговорами[1696]. В рассказе из Архангельской области человек пугается удавленницы, заболевает, и во время болезни ему является покойница. По совету соседа больной обращается к бабке, она поит его заговоренной водой, и наваждение проходит — «отговорила, верно»[1697].

Особое значение имеет церковное «заклятье», «запечатывание могилы». Традиционно «запечатывание покойника» ассоциируется с фрагментом церковного погребального устава[1698], когда священник на кладбище сыплет на грудь покойнику землю со словами: «Господня земля и исполнение ея, вселенная, все живущие на ней». После этого гроб закрывают и опускают в могилу[1699]. «Запечатывание могилы» — «стандартный» ритуал, входящий в сценарий обычных православных похорон. В то же время оно имеет особое значение для предотвращения и прекращения хождения покойника: «и она [покойница — В. Р.] все время ходила, пока теща не отслужила панихиду в церкви, а батюшка дал заклятье и запечатал могилу»[1700], «позвали батюшку, заклятье сделали, кол осиновый [в ходячего покойника — В. Р.] воткнули, в груди вбили и закопали»[1701], «нынче уж и слуху нет, чтобы покойник домой приходил. Нынче уж всякий попок умеет покойника заклясть, когда на него землю бросает»[1702].

Как уже упоминалось в главе о русалках, «заклятие земли», после которого покойники перестали ходить, может относиться и к мифологическому прошлому: «после того, как Христос по земле прошел — еретикам ход усекло, вся нечисть разбежалась. <…> Еретики не стали ходить, когда Господь [землю — В. Р.] заклел»[1703].

Иногда вредоносный мертвец в разговоре с человеком подсказывал способ собственного уничтожения: «осиновым колом три раза буде на испашку [наотмашь — В. Р.] успеешь ударить — убьешь»[1704], «вот если бы кто набрал костер осиновых дров во сто возов да сжег меня на этом костре, так, может, и сладил бы со мною!»[1705], «в этаком-то месте стоит сухая груша; коли соберутся семеро да выдернут ее с корнем — под ней провал окажется; после надо вырыть мой гроб да бросить в тот провал и посадить опять грушу; ну, внучек, тогда полно мне ходить!»[1706], «меня не могли увезти в село, потому что лошади не могут меня везти; а надо бы привязать петуха и собаку, они увезут. А хоронить меня надо: стоит береза у нас в поле; ее выкопать, и там дыра будет сквозь землю; туда меня и бросить…»[1707]. В пинежской быличке умирающий колдун велит после его кончины не кадить ладаном и вынести мертвое тело из избы через южное окошко. После смерти колдуна его приятель не соблюдает полученных инструкций, мертвец встает и преследует его[1708].

Один из способов пресечь посмертное хождение — напомнить покойнику о его статусе, о существующей границе между миром живых и миром мертвых. Чтобы четко обозначить эту границу, используют «формулу невозможного» — прием, который уже обсуждался на страницах этой книги, когда речь шла об огненном змее-любовнике (персонаже, тесно связанном с мифологией смерти). В новгородской быличке женщина, следуя совету ночующего в доме старичка, инсценирует венчание дочери с сыном. Явившийся покойник-муж говорит: «Где это видано, где это слыхано, чтоб брат на сестре женился?» Старичок ему отвечает: «Где это видано, где это слыхано, чтобы мертвый ходил?!»[1709]. Более простой вариант «формулы невозможного» — сказать покойнику: «Ты ко мне не приходи завтра, приходи вчера»[1710].

Для того чтобы спастись от ходячего мертвеца, тянули время до утра — с пением петуха он упадет замертво или будет вынужден вернуться в гроб. В рассказе из Архангельской губернии жена оттягивает момент, когда ей предстоит лечь рядом с мужем-мертвяком: «А она все избу прибирает, и пашет [подметает — В. Р.], и моет, и Богу все молитця. Ждет, когда петухи запоют»[1711].

Глава 9. Колдун и ведьма

Колдуны и ведьмы (ведьмаки, бабки, шептухи, вештицы и т. п.) — специфические персонажи, объединяющие в себе черты демона и реального человека. С одной стороны, в мифологических рассказах они часто описываются как потусторонние, нечеловеческие существа: приняв вид жуткой свиньи или огненного колеса, преследуют темной ночью путника; в облике черной кошки норовят проникнуть в дом; пожирают плод, извлеченный из утробы матери, и т. д. С другой стороны, ведьмой или колдуном может быть назван конкретный сосед или родственник, специалист (пастух, мельник, кузнец и т. п.) или этнический чужак, которого подозревают в том, что он обладает особым «знатьём», занимается магией (чаще вредоносной, но иногда и полезной для других людей) и входит в сношения с нечистой силой. Для самих носителей традиции между этими двумя аспектами зачастую нет непреодолимой границы; в то же время для исследователя разница весьма существенна. Если о ведьме-демонице мы можем судить в первую очередь на основании сюжетов, мотивов и образов мифологических рассказов, то поведение конкретной женщины, имеющей в деревне репутацию ведьмы, в большей степени доступно непосредственному этнографическому наблюдению и «объективной» оценке.

В связи со спецификой данной книги мы будем рассматривать ведьм и колдунов