Читаем без скачивания Новый директор - Герман Матвеев

— Да… Но ведь у нас школа. Мы не выпускаем продукцию…

— Будем выпускать! — твердо сказал Архипыч. — А рабочую сознательность надо с детства воспитывать. Как говорится: «Учи, пока поперек лавки ложится»…

После разговора с Игорем Уваровым ребята долго не могли прийти в обычное свое состояние. Его угроза означала, что их поступок станет известным всей школе, — и об этом было даже страшно подумать.

— Да это он так… хотел напугать, — успокаивал на другой день Максим не столько друга, сколько самого себя. — Он же не вредный.

— А откуда он про нас узнал?

— Кто-нибудь сказал.

— А кто?

Петухов молчал. Что он мог ответить, когда и сам ничего не знал. В самом деле, если Уваров знает, что их поймали возле ларька и посадили в милицию, то могут знать и другие комсомольцы. Но откуда? Ведь об этом было известно только им, да в угрозыске. Правда, Колькиного отца туда вызывали, но не будет же он жаловаться на своего сына кому-то. С какой стати! Да и кому жаловаться, когда сейчас каникулы, «А что, если из милиции написали в школу? Чтобы здесь как следует воспитывали, — подумал Максим, но сейчас же отбросил эту мысль. — Нет. Константина Семеновича назначили директором, зачем же писать? Он и сам лучше всех знает».

— Коль! А знаешь что… Пойдем к директору и скажем всё, как есть! — неожиданно предложил он.

— К какому директору? — не понял Садовский.

— К нашему… к Константину Семеновичу. Он за нас в милиции поручился и пускай сам как хочет…

— Заругается…

— А чего заругается? Он же нас про Уварова спрашивал. Помнишь, когда про какого-то Кашеварова…

Коля колебался. Идти к директору школы по своей воле было непривычно и странно. Обычно к директору ходят только провинившиеся на расправу. Но, поразмыслив, он согласился. Терять им сейчас всё равно нечего.

До обеденного перерыва к директору не пустила Мария Васильевна, сказав, что он занят. После обеда они снова пришли и терпеливо ждали в канцелярии. Ждать было интересно. Китаев привел к директору плачущую «Тапку».

— Девчонка! Что с нее спросишь? — пожав плечами, прошептал Максим. — Надо, не надо — сразу реветь.

Потом вызвали завхоза.

Когда Архипыч с Китаевым, а за ними и Ксения Федоровна вышли из кабинета и дверь осталась открытой, Константин Семенович увидел их сам:

— Петухов, вы что там делаете?

— А мы к вам…

— Ко мне? Ну заходите, если ко мне.

Ребята робко вошли в кабинет, закрыли за собой дверь и некоторое время молчали, поглядывая то на директора, то друг на друга.

— Ну! Так и будем играть в молчанку? С работой что-нибудь?.. Андрей Архипыч сказал, что вы взяли на себя трудную задачу — привести в порядок все стулья.

— Ага! А трудного там ничего… Шурупы довернуть, гайки… Плевая штука!

— А в чем же дело тогда?

— Да вот… такое дело, Константин Семенович… Уваров, тот самый, про которого вы спрашивали… Помните, тогда?.. Он обещал, что нас будут прорабатывать на комитете, — с трудом, словно выдавливая из себя каждое слово, проговорил Максим.

— За что?

— За то самое… за ларек.

— А зачем же вы ему разболтали?

— Мы? — удивился Максим. — Мы ничего… ни одного слова. Что мы, ненормальные какие то?..

— Откуда же он знает? — в свою очередь удивился Константин Семенович.

Петухов пожал плечами, посмотрел на Садовского и шмыгнул носом.

— Вот и мы промежду себя говорим, — сказал он. — Откуда? Кто-то натрепался, а только не мы…

— Любопытно. Очень любопытно, — проговорил Константин Семенович. — Получается что-то вроде загадки. Правда, Максим? И надо бы ее разгадать. Давайте подумаем вместе. Может быть, кто-нибудь из его друзей рассказал? С кем он здесь дружит?

— А кто его знает? — снова пожав плечами, ответил Максим. — Мы их не касаемся. Они старшеклассники. Они сами по себе, мы сами по себе.

Сам того не подозревая, Петухов дал четкую характеристику школе. «Сами по себе». В школе не было коллектива, не было общих задач, не было интересов, которые бы связывали между собой детей. Классы жили разрозненно. Константин Семенович это знал и понимал, что мальчики не могли дать нужных ему сведений о связях и влиянии Уварова в школе. Если он и задал этот вопрос, то только на всякий случай.

— Н-да… — протянул он задумчиво. — Загадка! Откуда же он узнал всё-таки…

— Он еще говорил: скажите мне спасибо, а то попали бы в колонию, как миленькие, — сообщил Коля.

— Вот как?

— Да! — оживился Петухов. — Будто бы он попросил своего отца, чтобы нас освободили.

— А кто такой у него отец? Тоже в милиции работает? — спросил Константин Семенович.

— Нет, не в милиции. Просто так… Он какой-то шишка!

— Ответственный! — подсказал Коля.

— Ну да, ответственный, — подтвердил Максим. — Вот Игорь, значит, и задается…

Константин Семенович забарабанил пальцами по столу, не зная, как ему поступить. В голове зрел интересный план, но следователь столкнулся в нем с педагогом. С одной стороны, было соблазнительно использовать случай и через ребят выяснить некоторые темные места в деле Уварова, с другой — чувство педагога возражало. И не только возражало, но и возмущалось. В конце концов педагог победил. Чтобы не вызвать и не навлечь ненужных подозрений, чтобы не задеть молодых самолюбий и не сбить и без того уже сбитых с толку ребят, нужно было действовать чрезвычайно осторожно.

— Всё это чепуха! — сказал он ребятам, шлепнув ладонью по столу. — Никакого отношения к вашему делу Уваров не имел и не имеет. Просто похвастал.

— Я и говорю: задается, — заметил Максим.

— А вот откуда он узнал о вашем поступке, надо бы выяснить. Сделаем так: никому ничего сами, конечно, не болтайте, но, если Уваров опять заговорит на эту тему, спросите, откуда он узнал.

— Мы спрашивали.

— Ну и что?

— Он говорит — я всё знаю.

— Вот как! Всё знает! Ну ладно. Если он вам будет что-нибудь предлагать… Я думаю, что он неспроста затеял такой разговор… Так вы не отказывайтесь и не соглашайтесь.

— А как?

— Скажите, что подумаете, что «сразу такое дело не решишь». Одним словом, ни то ни се…

— Ага! А можно к вам прийти?

— Можно. В таком деле лучше посоветоваться.

— А насчет комитета? — спросил Коля.

— При чем тут комитет? Вы же не комсомольцы. Правда, если вы опять натворите что-нибудь такое… Вы меня понимаете? Тогда прокурор может сообщить… и даже наверно сообщит в школу. А то, что было, не надо вспоминать. Была ошибка и больше не будет. Так?

— Так! — в один голос подтвердили мальчики.

— А за стулья молодцы! Как будет потом приятно… Не скрипят, не шатаются, как новые… Идите и работайте.

«Зачем Игорь заговорил с мальчишками о краже? — сейчас же подумал Константин Семенович, оставшись один. — Ведь им неизвестно, что он знаком с Волоховым? Неужели шантажирует, чтобы как-то использовать ребят?.. Вряд ли… Скорей всего хочет узнать подробности следствия. Беспокоится… Ну ладно, посмотрим, что будет дальше».

34. Римма Вадимовна

В длинном светлом коридоре с незапамятных времен стояли всевозможные вещи: старый комод, разобранная кровать, испорченный велосипед, мягкий диван с вылезавшими наружу пружинами, оцинкованное корыто, стулья без сидений и многое другое, что очень мешало жить, но все в квартире к этой рухляди привыкли, и никому и в голову не приходило как-то всё изменить.

В одной из комнат этой квартиры жила учительница с мужем и двумя детьми. Комната небольшая, шестнадцать метров, но Римма Вадимовна сумела так расставить мебель, что теснота казалась уютной и не раздражала.

Пятилетняя Наташа играла где-то на дворе, а трехлетняя Аллочка устроилась на оттоманке и внимательно разглядывала картинки. Римма Вадимовна шила младшей дочери платье. Эта высокая молодая женщина, с мягким задушевным голосом, плавными и спокойными движениями, всегда о чем-то мечтала. Где бы она ни была, чем бы ни занималась, с кем бы ни говорила, всегда казалось, что это для нее не главное, что мысли ее очень далеко. Может быть, это впечатление создавалось особым выражением ее лица… Густые и очень длинные ресницы бросали на глаза тень, отчего взгляд был каким-то затуманенным, мечтательным. Крупные, белые, но слегка скошенные зубы мешали плотно закрывать рот, и вечная улыбка еще больше усиливала выражение мечтательности. Римма Вадимовна была очень женственна, и в этом заключалась ее большая притягательная сила, особенно среди детей.

Аллочка долго разглядывала нарисованного котенка.

— Мама, а что киска делает?

— Наверно, хочет спать, — ответила Римма Вадимовна, взглянув на рисунок через плечо дочери. — Видишь, укладывается на бочок.

— А почему она хочет спать?

— Потому что устала.

— А почему она устала?