Читаем без скачивания Новый директор - Герман Матвеев

«Я не одна в таком положении».

«Верно. Ты не одна. Но ведь другие поневоле должны работать: иначе им не прожить. Они зарабатывают на кусок хлеба…»

«Дело не в куске хлеба».

«А в чем же?»

«Если ты этого сам не понимаешь, то я объяснить не в силах».

«Только не сердись. Ведь я не только муж, но еще и отец. А ты не только педагог, но еще и мать и жена… Если бы можно было отдать наших девочек в детский сад, я бы ни слова тебе не сказал. Я бы сам их водил и приводил…»

Этот разговор Чистякова вспомнила сейчас на пути от вестибюля до кабинета директора.

«А может быть, и в самом деле оставить школу? Зачем обманывать себя? Работать в полную меру, работать так, как нужно, я не в состоянии. Не будет ли честнее сказать об этом прямо?»

Именно с таким решением Чистякова и направилась к новому директору.

— Здравствуйте, здравствуйте, — приветливо встретил ее Константин Семенович, выходя из-за стола и беря обеими руками протянутую руку. — Можете не представляться. О своем активе я уже получил некоторое представление… Не ожидал, что найду в школе столько единомышленников. Ирина Дементьевна, Ксения Федоровна, Агния Сергеевна, Аким Захарович, вы, и говорят, еще есть Людмила Васильевна — это большая сила… Садитесь, пожалуйста! В наших планах вы занимаете очень много места. Я надеюсь, вы не торопитесь?

Такая встреча была несколько неожиданна, и Римма Вадимовна сразу как-то позабыла о своих мыслях и сомнениях. О чем хотел говорить директор и какое место она занимала в его планах — догадаться было нетрудно. Ведь она преподавала физику.

— Нет, торопиться мне некуда, — сказала она, с откровенным любопытством разглядывая директора.

— Года полтора или два тому назад в «Литературной газете» я прочитал сообщение о выводах авторитетной комиссии академии педагогических наук, — преувеличенно серьезно начал Константин Семенович, когда Чистякова села. — Комиссия не обнаружила разницы между мальчиками и девочками… И напрасно вы улыбаетесь, Римма Вадимовна.

— Я помню, — сказала учительница. — Мы много смеялись тогда, но это, по-моему, была просто неудачная формулировка.

— Может быть, поспешная формулировка? В те дни, если вы помните, печать подняла кампанию против раздельного обучения. Вопрос обсуждался на страницах многих газет. Академия же хранила многозначительное молчание. Но когда вопрос о слиянии был решен в правительстве, академия не захотела ударить лицом в грязь и торопливо подкрепила это решение научными выводами.

— О-о! Да вы, оказывается, злой, Константин Семенович! — с улыбкой сказала Римма Вадимовна. — Вы противник раздельного обучения?

— Честно говоря, я не могу ответить на такой вопрос. И вот почему: я не знаю, какую цель преследовали, когда школы сливали, и до сих пор не понимаю, почему их разделяли. Я понимаю, что многие учителя надеялись облегчить себе работу. С мальчиками работать было трудно, беспокойно, особенно после войны, и они рассчитывали размагнитить их девочками… Правда, при этом они не думали о том, что девочки в свою очередь неизбежно будут намагничиваться. В Суворовские, Нахимовские училища девочек не послали. Почему?

— Там же готовят офицеров…

— Вот именно! У этих школ есть точная цель, которая и определяет специфику всей работы. Представьте себе, Римма Вадимовна, школу, перед которой была бы поставлена задача — готовить секретарей! Я знаю, почему вы улыбаетесь. Воображение рисует вам секретаря… ну, такого секретаря, каких сейчас много: не шибко грамотных, кое-как знающих свое дело, так называемых делопроизводителей. Нет! Я имею в виду другое. Секретари должны свободно владеть двумя-тремя языками, должны стенографировать, прекрасно печатать на машинке, переводить хотя бы технические или научные статьи… В таких секретарях сейчас громадная нужда, и с каждым годом нужда эта будет расти. Я убежден, что одна-две таких школы в столицах рано или поздно будут… И скажите мне, пожалуйста, пойдут в такие школы мальчики? Думаю, что нет. Школы будут женские. Можно привести и другие примеры… Но мы отвлекаемся. Я начал о том, что научные выводы нашей педагогической академии меня всё-таки не убедили. Различие между мальчиками и девочками мы видим на каждом шагу, с первых лет жизни детей. И не только физическое, но и психологическое… В нашей школе мы постараемся не затушевывать эти свойства, а, наоборот, подчеркивать. У девочек свои интересы, свои задачи, свои стремления. Я бы даже сказал, что у девочек другие жизненные перспективы. Воспитание Девочек должно иметь свои особенности. Вы согласны? — неожиданно спросил Константин Семенович. Ему показалось, что учительница почему-то перестала его слушать, что мысли ее улетели куда-то далеко.

— Да! — ответила Римма Вадимовна. — Продолжайте, пожалуйста! Вы говорите интересные вещи…

— Пускай меня назовут реакционером, «домостроем», как угодно, но я убежден, что жизненная основа женщины — семья, и совсем не в интересах нашего общества тащить ее куда-то в другую сторону.

— Ну что ж… Некоторые школы уже стали на такой путь и вводят домоводство.

— Думаю, что это не совсем то… Шараханье назад! — возразил Константин Семенович. — С одной стороны, у нас много говорят о равноправии женщин, о раскрепощении женщин… Недавно мне пришлось столкнуться с таким говоруном в торговом отделе. Равноправие они путают с равенством, а раскрепощение… Ну что о нем говорить! Это давно всем известно. В нашем городе ни одной женщине не придет в голову печь простой хлеб. Почему? Потому что хлебозаводы раскрепостили женщин от этой работы. Однако пироги пекут. Почему? Потому что в продаже их мало или качество их плохо. Значит, дело не в словах, не в декларациях. Стоит только где-нибудь в районе организовать хорошую столовую, как сейчас же какая-то часть женщин в этом районе будет автоматически освобождена от приготовления обедов. То же самое с прачечными, яслями, детскими садами…

— Да, да… — со вздохом подтвердила Римма Вадимовна. — Для меня это больной вопрос.

— И всё-таки жизненная основа женщины — семья! — повторил Константин Семенович. — Пускай женщина будет инженером, ученым, работницей… кем угодно! Но если у нее нет хорошей семьи, она не может быть счастлива. Домоводство! — с усмешкой произнес он. — Конечно, нет ничего плохого, если мы научим девочек шить, стирать, стряпать, а мальчиков — чинить электрические пробки. Но не это должно быть целью. Эти пробки заслонили собой главное… Уперлись в них — и ни туды и ни сюды. Главное в том, чтобы девочки… Сейчас я говорю только о девочках… Главное, чтобы они могли организовать свою жизнь, свою семью. Правильно, по-советски организуя свою жизнь, они неизбежно будут действовать в интересах многих. До сих пор школа, сама того не желая, выпускала иждивенцев. Именно поэтому многие женщины сидят сейчас сложа руки и ждут, когда кто-то сверху распорядится построить для них ясли, прачечную. Другие ходят с заявлениями по разным учреждениям и умоляют раскрепостить их, а некоторые превращаются в мещанок… Вы меня извините, Римма Вадимовна, я говорю несколько сумбурно, но мне хочется, чтобы вы поняли корень проблемы. Почему мы не будем вводить уроков домоводства, но организуем фабрику-кухню? Вы уже слышали об этом.

— Ну конечно!

— На фабрике-кухне дети, конечно, научатся готовить, но готовить они будут не только лично для себя, но и для многих других. Они привыкнут думать о других, привыкнут к масштабам, и всё это войдет в их сознание, в их психологию вместе с умением и организаторскими навыками.

— Да. Я понимаю, Константин Семенович, — взволнованно сказала Римма Вадимовна, вставая со стула и снова садясь. — Теперь я, наконец, поняла. Советский человек должен мыслить иначе… Да, да… везде и во всем, в самых мелочах…

— Вот, вот! Именно поэтому воспитание девочек — вопрос особой тонкости, особых трудностей. Психология девочек — это… как бы сказать, извилистая, зигзагообразная.

— Верно! — смеясь согласилась Римма Вадимовна. — Но почему вы говорите только о девочках?

— Потому что мы рассчитываем на вас. Надеюсь, что вы возьмете всю эту область работы на себя.

— Ах вот в чем дело, — упавшим голосом протянула учительница и опустила голову. Через минуту невеселых размышлений она вздохнула и с грустью посмотрела на директора. — Нет… К сожалению, это невозможно, Константин Семенович. Больше того! Я пришла к вам с намерением вообще отказаться от работы.

— Почему?

— У меня семья, дети. Школа берет очень много времени. Это раньше… А сейчас и подавно!

— Значит, мы как раз и оказались на краю вопроса, о котором только что говорили. Какого возраста, ваши дети?

— Одной пять, а другой три года.

— А детский сад?

— Ой, что вы, Константин Семенович! Детские сады так переполнены. Несмотря на мою привилегию, как учительницы, в ближайшее время нет никакой надежды.