Читаем без скачивания Новый директор - Герман Матвеев

— Ну садитесь, товарищи, и будем знакомиться, — приветливо сказал Константин Семенович, когда девушка и юноша вошли в кабинет. — Зовут вас Клим?

— Если вам нужно точно, то не Клим, а Ким. Букву «эл» я приставил, когда подрос. На мои плечи предки взвалили слишком большую нагрузку, — свободно, без тени смущения ответил Жук.

— Почему? — с улыбкой спросил директор.

— Ну как же! Предположим, получил я двойку, — Ким ответил на двойку. Ужасно! Коммунистический интернационал молодежи… и вдруг двойка! Ну, а Клим — это куда ни шло, — охотно пояснил юноша. — К тому же и фамилия у меня не очень подходит. Ким Жук!

— Так! Ну, а вы… Моника Арсеньева?

— Да. Девочки меня зовут просто Моня, — ответила девушка, заливаясь ярким румянцем.

— Нам нужна ваша помощь, товарищи! Или вы решили до конца каникул в школу не ходить?

— Нет. Мы, как видите, пришли! Но, вообще-то, да… не собирались. Мы случайно узнали, что здесь произошел переворот…

— Дворцовый переворот! — всё с той же улыбкой прибавил Константин Семенович. — А не революция?

— Ну, если строй остался прежний… Вместо Марины Федотовны… — неуверенно возразил Клим.

Он еще не знал, как вести себя с новым директором и о чем с ним можно говорить, хотя и успел получить о нем кое-какие сведения.

— С Мариной Федотовной вы проститесь поздней, — перебил его Константин Семенович, — когда она вернется из санатория. Если желаете, можете устроить проводы…

— Она уходит на пенсию?

— Ее переводят в другую школу.

— Жаль! — вырвалось у юноши. Он осекся и с испугом посмотрел на директора.

Константин Семенович сделал вид, что не понял восклицания, и как ни в чем не бывало продолжал:

— Мне сказали, правда по секрету, что вы передовые комсомольцы… так сказать, актив. В чем же дело, товарищи? Я человек новый и во многом еще не разобрался. Не понимаю, например, где комсомол? Неужели все разъехались? Смотрите, что у нас делается: народная стройка! Ремонт школы, стадион, фабрика-кухня… И работают главным образом пионеры. Комсомольцев — раз, два и обчелся. Неужели вы так не любите свою школу?

— Дело не в этом… Можно говорить откровенно, Константин Семенович? — неожиданно спросил юноша и покосился в сторону девушки.

Видимо, по пути сюда они успели о чем-то договориться, и Клим боялся нарушить эту договоренность.

— Товарищи! — с деланным укором протянул Константин Семенович. — Да разве можно так? Какой же еще может быть разговор между коммунистом и комсомольцами? Конечно, только откровенный.

— Да, но вы еще и директор, — неуверенно проговорил юноша и снова скосил глаза на Монику.

— Директор! А это значит: сухой формалист, равнодушный человек, холодный бюрократ?

— Нет, этого я не говорил.

— Не говорил, а подумал! — засмеялся Константин Семенович, откидываясь на стуле. — Всё правильно! Вы не ошиблись, товарищи. Я действительно ужасный бюрократ, чиновник и формалист. Но есть мнение, что другого и нельзя было посылать в вашу школу!

— Да… школа у нас такая… — подтвердил Клим и со вздохом прибавил: — особенная!

— Вот, вот! Потому, вероятно, и комсомольцы такие… особенные! Впрочем, не все. Нашлись и обыкновенные. Очень обыкновенные! Энергичные, увлекающиеся, так сказать, запевалы — Женя Байков, Артем Китаев, Клава Иванова, Виолетта Макарова, Фаина Селезнева, Алиса Рыжук, Рита Иванова, Алла Кочегура, Зоя Кузьмина, Тамара Евстигнеева…

Константин Семенович с умыслом перечислял запомнившиеся ему фамилии девочек, рассчитывая задеть самолюбие Моники. Агния Сергеевна предупреждала, что у девушки очень сложный характер, но если удастся расположить ее к себе, то это будет всерьез и надолго.

Никогда в течение всей своей педагогической работы Константин Семенович не искал и не добивался любви детей. Любовь приходила сама собой, и он давно понял, что это происходит только тогда, когда любовь взаимна. С детьми он был требовательным, часто суровым, но всегда честным. Никакими «взятками», никаким заискиванием, поблажками невозможно добиться детской любви. Наоборот. Дети презирают таких учителей… В лучшем случае, если педагог не любит детей, но добросовестно относится к делу, он может рассчитывать на их уважение.

— Константин Семенович, если вам нужно мобилизовать комсомол, вызовите Зеленцова и дайте ему команду, — сказал Клим.

— Зеленцова? — переспросил директор.

— Да, Митю Зеленцова. Это наш комсомольский вождь. Он мальчик очень послушный. Но ему надо подсказать.

— Вождь первобытного племени… — насмешливо проговорил Константин Семенович. — Так-то оно так… Но вот какая беда, товарищи, я не умею командовать. В армии — да! Там командуешь строем. На-ле-во! Кру-гом! Приятно смотреть! Солдаты, как один, поворачиваются и не думают спорить. А здесь, в школе — не-ет! Не выйдет! Ничего не выйдет. Я думать за вас не собираюсь. Пора самим научиться шевелить мозгами. А потом… Вы уверены, что Зеленцова опять выберут секретарем?

— А это от вас будет зависеть, Константин Семенович, — смело бросил юноша.

— От меня? — с деланной наивностью спросил директор. — Да что вы говорите! Каким же это образом? Вы же будете голосовать?

— Ну так что! Скажете — проголосуем.

— Ну как вам не стыдно, Клим! — с мягким, дружеским упреком проговорил директор. — Откуда у вас такие иждивенческие настроения? Вы всё хотите, чтобы за вас кто-то делал, кто-то думал…

— Да нет… Но так у нас заведено, Константин Семенович, — попытался оправдаться юноша.

— Я понимаю, о чем вы говорите, — перешел на обычный свой серьезный тон Константин Семенович — А почему вы не протестовали? Я бы на вашем месте сговорился с другими и провалил ненужных кандидатов.

— Да разве так можно?

— А почему бы нет? — удивился Константин Семенович. — Собрались бы после уроков, обсудили бы кандидатов, утвердили бы лучших, поагитировали бы за них, так сказать — провели бы избирательную кампанию, а потом проголосовали. Голосование же, конечно, тайное! Вы думаете, для чего нужно тайное? Чтобы никто не мог навязать вам неугодных кандидатов.

— Вы знаете что, Константин Семенович… Очень уж вы… Просто я ушам своим не верю! — путаясь и не находя нужных слов, заговорил юноша. — Значит, вы считаете… Нет! Ну как же… Вот будут у нас выборы…

— Вот, вот! И я советую вам именно так и действовать.

— Самим?

— Обязательно… только самим.

— А вы думаете, что никто не будет нажимать?

— Я не буду.

— А учителя?

— Н-да… — директор задумался. — Ну о выборах мы еще успеем поговорить позднее. Запомните только, что я не назову вам ни одного кандидата. Да, да! Во-первых, потому, что никого не знаю, а значит, могу ошибиться, во-вторых, потому, что это дело ваше.

— А учителя? — снова спросил юноша.

— Думаю, что с учителями мы договоримся. Ну, а в остальном… Я имею в виду кандидатов в новый комитет. Пускай они будут не такие послушные, но зато дельные, беспокойные, выдумщики… А главное — чтобы сами умели думать. Сейчас я хотел поговорить о другом. Когда ребята резвятся, шалят безобидно, озорничают беззлобно, это ничего, это в порядке вещей. Правда? Но бывают и другие случаи, когда теряется чувство меры. Когда ребята начинают портить, мешать, обижают слабых… Понимаете, о чем я говорю?

— О дисциплине, — ответил Клим.

— Я не очень люблю это слово. «У нас в школе высокая дисциплина…» Как-то не очень по-русски. А если по-другому? Например: у нас в школе прекрасный порядок!.. «Борьба за стопроцентную дисциплину» — что это такое? Со словом «дисциплина» связано что-то принудительное. Лучше: «борьба за порядок». Вы хозяева школы. Вы сами устанавливаете порядок и сами должны его поддерживать. Именно об этом я и хотел поговорить… Вернее, поручить вам…

— Следить за порядком…

— Вот, вот! Именно так. Установить… следить за порядком! Кой-кого одернуть, поправить, успокоить, а может быть, и наказать, если это будет злостным нарушением. И мне кажется, что эта работа не временная, не только до начала учебного года…

Константин Семенович говорил теперь медленно, придавая каждому слову значение, и чем дольше он говорил, тем больше загорались молодые люди. Это видно было по их лицам, особенно — глазам. О, Константин Семенович редко ошибался… Глаза юноши и девушки горели желанием сейчас же ринуться в бой, сейчас же взяться за любое дело, о каком им скажет директор.

— Дежурство? — почти выкрикнул Клим.

— Нет, не то, — поморщился Константин Семенович. — Наша школа опытная, и никто не запретит нам отходить от старых форм, если найдем лучше. А мы найдем. Правда? Откроем окна и двери, проветрим нашу школу… Пускай сюда ворвется жизнь!

— А как? Что же всё-таки делать? — не сводя глаз с директора, спросил юноша.

— Что же всё-таки делать? Между прочим, сейчас ленинградские комсомольцы нашли очень хорошую форму борьбы за порядок…