Читаем без скачивания Волшебник - Колм Тойбин

– Все будет хорошо, – добавила Моника. – Пожалуйста, разрешите ему приехать!

– Но это выглядит странно: юноша, гостящий у двух девочек, – сказала Катя.

– Мне семнадцать, – возразила Моника. – В этом возрасте вы отпустили Эрику с Клаусом в Берлин. Мы просто хотим пригласить в гости приятного юношу.

Наконец было условлено, что осенью Клаус Хойзер приедет к ним в Мюнхен.

И хотя Томас внимательно прислушивался, он так и не понял, как долго Клаус собирается у них гостить.

Однажды во время обеда Моника и Элизабет о чем-то приглушенно спорили с Катей. Катя мотала головой, Моника настаивала.

– О чем вы шепчетесь? – спросил он.

– Они хотят, чтобы Клаус остался, когда через два дня его родители уедут.

– Это они должны решать, разве нет? Или сам Клаус?

– Клаус хочет остаться. Его родители согласны. Но они говорят, что, если он остается на нашем попечении, мы тоже должны согласиться.

– Я согласна, – сказала Моника, – и Элизабет.

– Значит, решено? – спросил Томас.

– Как скажешь, – промолвила Катя.

Томас выиграл от установленной им же рутины. Его утренние труды продвигались. За столом он наблюдал, как его дочери вели беседы с Клаусом, на пляже восьмилетний Михаэль, оставшись на попечении родителей, вел себя тише и послушнее, чем обычно. Привыкнув к воде, он радовался, когда родители за руки поднимали его над волной. И хотя Томас когда-то таскал Клауса и Голо на закорках, он никогда не играл с ними так, как играл с Михаэлем, который, завидев отца, идущего к пляжу, визжал от радости.

Проводив родителей на паром, Клаус вернулся в отель и постучался в номер Томаса. Должно быть, думал Томас, необычно в семнадцать лет остаться в отеле без родителей. Предполагалось, что приглядывать за ним будут Томас с Катей. Когда его сыну Клаусу было семнадцать, никто за ним не приглядывал и он не скрывал, что без родительского присмотра вел себя как хотел. Однако этот, другой Клаус, в отличие от Клауса Манна, не испытывал интереса к новым идеям и текущим политическим событиям. Не хотел писать романов и играть на сцене. Он беседовал с Томасом как с равным, задавал вопросы. Вероятно, так же естественно Клаус общался с Моникой и Элизабет. Он умел приспособиться к любому собеседнику.

– Я остался один, но для меня ничего не изменилось, – сказал Клаус. – При родителях я чувствовал себя так же свободно. Мой отец был на войне и ненавидит приказывать. Он ни разу меня не заставлял. Родители никогда не говорили мне, что делать.

– Я пытаюсь указывать детям, что им делать, но они меня не слушают, особенно старшие, – сказал Томас.

– Клаус и Эрика.

– Откуда вы знаете их имена?

– Родители видели их на сцене в Дюссельдорфе, в пьесе для четырех героев. Они мне рассказали. Но Клауса и Эрику знают все.

Клаус разглядывал абзац, написанный Томасом. Он водил пальцем по листу, а Томас стоял сзади. Когда Томас показал ему зачеркнутое слово, Клаус нетерпеливо оттолкнул его руку, чтобы увидеть самому.

Внезапно Томас ощутил костяшками пальцев жар его ладони. Он замер, позволяя Клаусу задержать руку дольше, чем требовалось.

Они молчали. Томас мог обернуться и обнять Клауса. Однако он сомневался, что его порыв будет правильно истолкован. Ему казалось, Клаус заходил к нему в комнату без всякой задней мысли. Он привык к компании взрослых, привык общаться с ними на равных. Но вряд ли юноша, который совсем недавно играл на пляже с Моникой и Элизабет, ожидал, что их отец, втрое его старше, заключит его в объятия.

Томас пытался придумать что-то, что разрядило бы внезапно сгустившуюся атмосферу, которую Клаус не мог не ощущать. Клаус опустил глаза. Затем вспыхнул и стал выглядеть гораздо моложе своих лет. Томас все бы отдал, лишь бы выпроводить его из комнаты. Вот-вот сюда войдут Катя с детьми или кто-нибудь из отельной прислуги. Даже если Клаус выйдет сейчас, он наверняка столкнется с Катей в коридоре.

– Вы не против того, чтобы я приехал к вам в Мюнхен? – спросил Клаус.

– Нет. Мои дочери ждут не дождутся вашего приезда.

– Я надеюсь, что не помешаю вашим занятиям. Моника говорит, рядом с вашим кабинетом все боятся слово сказать.

– Она преувеличивает, – сказал Томас.

– Я надеюсь, что прочту все ваши книги, – сказал Клаус. – Однако мне пора.

Он приложил палец к губам, словно намекая на некую тайну. Затем пересек комнату и тихо закрыл за собой дверь.

Когда осенью Клаус приехал к ним погостить, он старался никому не досаждать. Если занять гостя было некому, он просто сидел в гостиной, читая книгу. Если Моника была свободна, он проводил время с ней, а также с Элизабет. Вскоре на него обратил внимание Голо, и они часто увлеченно беседовали.

Клаус Манн сразу попал под обаяние юного Клауса, не стеснялся открыто с ним флиртовать, намекая, что они – одного поля ягоды. Томас заметил, что Клаус Хойзер старается его избегать.

Клаус приходил к Томасу после прогулки с Катей и дневного сна, и Томас рассказывал ему о том, что написал этим утром. Клаус всегда просил показать ему рукопись и зачарованно всматривался в исправления. Всякий раз, когда Томас показывал ему зачеркнутое слово, Клаус повторял жест, который впервые проделал в гостиничном номере. Ладонью он закрывал руку Томаса и медлил несколько мгновений, прежде чем убрать ее и всмотреться в страницу.

Вернулась Эрика, заявившая, что ей так хорошо дома, что она не станет жаловаться, даже если ей придется сопровождать Монику на прогулках и выслушивать о ее бедах и напастях.

– Нет у Моники никаких бед, – сказал ее брат Клаус. – И ни у кого в этом доме. Даже Голо и тот улыбается. Волшебник начал носить яркие галстуки. А все из-за того, что на острове в Северном море они повстречали маленького ангела из Дюссельдорфа, попросили упаковать и доставить к нашим дверям. Он живет на чердаке. Даже мама не устояла против его чар. Только Михаэль морщится, когда его видит.

– Что касается твоих чувств, то вряд ли мы сумеем их вообразить?

– Весьма точное описание, – согласился Клаус Манн.

Во время обеда Эрика игнорировала Клауса Хойзера, обсуждая театральные представления, которые ей довелось увидеть, и делясь планами создания антинацистского кабаре, которое станет собирать толпы.

– Но сначала я собираюсь объехать мир. Хочу увидеть все, прежде чем цивилизация рухнет.

– Эрика, – сказала ей мать, – ты пример для юношества. Давай закажем твой портрет и повесим в вестибюле.

– Портрет может написать отец Клауса Хойзера, – заметила Моника.

Клаус смущенно улыбнулся.

– Наш золотой мальчик! – воскликнула Эрика, обернувшись к гостю. –