Читаем без скачивания Волшебник - Колм Тойбин

– Да, я такой, – сказал Клаус и смело встретил взгляд Эрики, давая понять, что не намерен терпеть насмешек. Никогда еще, по мнению Томаса, он не был так прекрасен.

Однажды Клаус Хойзер спросил Томаса о его детстве. Он слушал его с таким вниманием, что Томас поделился с ним подробностями смерти отца. Рассказал о многолетней размолвке с братом. Когда Клаус спросил о его матери, Томас так разволновался, что не мог говорить. Он встал и подошел к книжному шкафу, спиной к Клаусу. Решится ли Клаус подойти ближе? Томас молчал, не желая начинать разговор. Он затаил дыхание, чтобы расслышать приближающиеся шаги.

Он услышал их, но затем Клаус остановился. Должно быть, спрашивает себя, что делать дальше. Если он кашлянет, что-то прошепчет или перенесет вес с ноги на ногу, он избавит Клауса от мучительных раздумий.

Позднее Томас спрашивал себя, не играл ли он Клаусом, как некогда его чувствами играл Пауль Эренберг? Томас был уверен, что юноша восхищается им как личностью и понятия не имеет, что пожилой писатель думает о нем днем и ночью. Клаусу было невдомек, что его взгляд, прикосновение мальчишеской руки и даже звук его голоса рождают в Томасе такую бурю чувств, какой он уже не чаял испытать.

Эрика предложила пригласить Клауса Прингсхайма на обед, чтобы насладиться присутствием сразу трех Клаусов. Поначалу все решили, что это шутка, пока за дело не взялись Моника и Элизабет, устроившие такой обед спустя несколько дней.

Когда пришел Клаус Прингсхайм, Катя велела ему сесть рядом. Эрика настояла на том, чтобы сидеть рядом с братом Клаусом. Моника и Элизабет посадили между собой Клауса Хойзера. Томас улыбался, видя, что, поскольку ни он, ни Голо, ни Михаэль не высказали никаких предпочтений, никто и не думал сражаться за место рядом с ними.

Когда подали блюда и разговор оживился, Томас почувствовал, что для него в нем нет места. Монику и Элизабет раздражало, как много внимания уделяли Клаусу Хойзеру старшие брат и сестра, которые постоянно его дразнили. Все это время Катя и Клаус Прингсхайм тихо беседовали, явно наслаждаясь обществом друг друга, Катя удивленно трясла головой в ответ на реплику Клауса. А когда разговор зашел о чем-то серьезном, Клаус Прингсхайм склонился к сестре.

Наблюдая за ними, Томас видел, как его фантазия обретает плоть. Клаус и Катя вернулись в декорации, которые он придумал для них в «Крови Вельзунгов»; они были близнецами, одержимыми друг другом, а он – надоедливым чужаком, ставшим волшебником. Тем, кто придавал значимость своей аморфной семье.

Томас поймал взгляд Клауса Хойзера и понял, что тоже изменился, превратившись в Густава фон Ашенбаха из «Смерти в Венеции», а Клаус стал мальчиком, в которого его герой пристально всматривался на пляже.

Томас мог только смотреть. Если бы сейчас он встал из-за стола, никто, кроме Клауса Хойзера, не заметил бы. Даже Голо с Михаэлем были поглощены разговором. Томас заметил, что Клаус Хойзер, делавший вид, что слушает Монику, постоянно поглядывал на него. Все были заняты друг другом, и Томас воспользовался ситуацией, устремив на юношу прямой взгляд. Клаус, обращавшийся то к Монике, то к Элизабет, то отвечавший на реплики Клауса Манна, время от времени смотрел на Томаса, молчаливо давая понять, что готов откликнуться по первому зову, а все, что происходит за столом, ничуть его не волнует.

Домашние знали, что Томаса нельзя беспокоить по утрам, однако это правило не действовало после обеда. Тем не менее никто не подходил к его кабинету, когда там был Клаус Хойзер.

В какой-то момент Томас вставал и отходил к книжным полкам. Он не снимал книжку с полки, не менял положения, просто ждал, когда Клаус приблизится.

Однажды, на второй неделе пребывания в доме Маннов, Клаус рассказал ему о разговоре с Катей.

– Это было странно, – начал юноша. – Началось все с ее слов, что я могу оставаться сколько захочу. Я не знал, что ответить, поэтому просто ее поблагодарил и уже собирался сказать, что дома меня ничего не держит, но она снова повторила, что мне здесь рады. Думаю, ваша жена весьма проницательная натура.

– Что вы имеете в виду?

– К концу разговора, сам не понимая, как так вышло, я согласился уехать в конце недели.

Томас сглотнул. Они молчали, пока Томас не подал голос:

– Вы не против, если я навещу вас в Дюссельдорфе?

– Нет.

Томас встал и отошел к полкам. Прежде чем он привел чувства в порядок и прислушался к дыханию Клауса, тот быстро пересек комнату, взял Томаса за руку, развернул лицом к себе и начал целовать.

Перед отъездом Клаус и Эрика устроили прощальный обед. Клаус сидел рядом с гостем. Томас наблюдал, как они строили планы встретиться в Дюссельдорфе. Оказалось, что Эрика тоже готова к ним присоединиться и втроем они могут съездить в Берлин. Заметив, что Моника и Элизабет приуныли, Клаус Хойзер обернулся к ним и до конца обеда разговаривал только с младшими сестрами.

Томас упомянул о Клаусе в дневнике, в деталях описав кульминацию их общения. Он не видел в этом никакой опасности. Опасность была не в том, чтобы записать, а в том, чтобы позволить воспоминанию развеяться без следа.

Спустя неделю после отъезда Клауса Хойзера, когда Томас с Катей шагали по желтым листьям вдоль берега реки, Катя заговорила об их госте.

– Мы живем тихо и размеренно, – сказала она. – Мне хотелось иметь шестерых детей, чтобы им не было скучно, но я часто спрашиваю себя, не слишком ли мы закрыты для внешнего мира? Юный Клаус наполнил радостью наши жизни, даже мою. Наши дети думают только о себе, за исключением Голо, возможно, мы такие же, но Клаус никого не обошел вниманием. Это редкий дар.

Томас боялся расслышать в ее голосе иронию, но ее не было.

– Что сказал о нем твой брат? – спросил он.

– О третьем Клаусе? Мой брат видел только меня, – ответила Катя.

– Моника влюбилась в Клауса Хойзера.

– Мы все в него влюбились. Нам повезло, что мы отправились на остров Зильт. Иначе мы никогда бы его не встретили.

Томас описал в дневнике не только то, что случилось между ним и Клаусом наяву. Каждый день он записывал свои фантазии; что значили для него приходы Клауса, как утром он просыпался с мыслью о том, что Клаус лежит в постели этажом выше. В некоем служебном кабинете люди в форме толкали друг друга под локти и посмеивались, читая о его чувствах