Читаем без скачивания Невинная для грешника - Лина Манило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама мрачнеет, признаётся, что до чёртиков её боится, но всё-таки в её глазах мелькает благодарное тепло.
– Говоришь, Марк подсуетился? – бормочет и смотрит куда-то мимо меня.
– Да, у него там связи какие-то, сама бы я туда никогда не попала. В клиники такого уровня непросто оказаться. Но тебе там помогут, обязательно. Чик-чик и будешь, как новенькая. Твоё сердце ещё сто лет прослужит, точно тебе говорю!
Я говорю воодушевлённо, потому что действительно в это верю. Пусть никто не живёт вечно, но и умирать раньше времени не нужно.
– М-да уж… похоже, он не в своих родителей пошёл, – и помолчав немного, добавляет: – Кстати, если с кредитом мы почти закончили, тебе нет смысла уже работать у Орловых. И знаешь ещё что? Мне звонила тётя Лариса и сказала, что сможет мне помочь с работой. Оказывается, мои знания корейского нынче очень востребованы.
Моя мама умница, только поступок отца выбил её из колеи. Пришлось забыть всё, что она знала в прошлой жизни, но сейчас вокруг нас, кажется, появляется свет новых возможностей.
– Муж Ларисы начал поставки косметики корейских брендов – сейчас это оказывается самый тренд – и ему нужен переводчик технической и юридической литературы. Представляешь?
Мама кажется очень счастливой, а я счастлива за неё.
– Пока я конечно не смогу работать в полную силу, но переводить документацию и консультировать его дистанционно смогу, – мама щёлкает меня по носу, говорит, что очень любит и снова кажется наполненной жизнью.
Глава 42 Марк
Я мчу вперёд на такой скорости, что от аварии меня спасает, наверное, только чудо, подарившее мне, дураку, пустые дороги в этот поздний час. Когда становится совсем невыносимо, а кислород в салоне словно бы выкачали, я выкручиваю руль в сторону, торможу у обочины рядом с полулысым перелеском и, даже не поставив машину на сигнализацию – да что там! Даже дверь толком не заперев, – я иду туда, где редкие высокие деревья упираются темнеющими на фоне ночи стволами в небо.
Если внутри горит пожар, и эмоции выплёскиваются через край, нужно уйти подальше от мира и, хотя бы проораться.
Кажется, сейчас именно такой момент.
Я бреду вперёд, и что-то хрустит под ногами, ломается. Несколько раз спотыкаюсь, чуть не падаю, но упрямо иду вперёд. Мои ноги живут своей собственной жизнью, волокут меня куда-то, а мозги в этот момент пытаются работать, но их раз за разом замыкает, только искры вокруг летают.
Он предложил мне стать его любовницей.
Любовницей…
Предложил…
Твой отец…
Слова Марты обрывками в моём сознании то вспыхивают, то снова гаснут, но ни на секунду не оставляют в покое, вытесняя собой всё. В голове вакуум, и только эта хрень на повторе.
Я не знаю, как её потушить, не понимаю, что должен сделать, чтобы немного прийти в себя, не наломать дров, не разрушить всё под чистую. В горле кислота, в венах огонь, и я останавливаюсь в центре какой-то поляны, где лишь контуры кустов и стволы деревьев вокруг, поднимаю голову к ночной синеве и, зажмурившись, ору, что есть мочи.
Больно ли мне? Нет.
Мне зло и пусто, отвратительно, мерзко. Почему-то пахнет падалью, и даже крик не приносит должного облегчения.
Отец был единственным человеком в моей жизни, которому я мог доверять. Единственный, в кого я верил, на кого хотел равняться, кем хотел быть. И сейчас привычная, выстроенная годами реальность рассыпается трухой, а привычные идеалы рушатся с оглушительным грохотом. Мне кажется, кто-то подложил бомбу под постамент, и теперь вокруг меня разлетается мраморное крошево.
Внутри, где-то на задворках сознания, бьётся слабая малодушная мысль: Марта соврала. Придумала зачем-то этот звездец, чтобы…
Чтобы что?
Мне очень хочется верить, что отец бы не поступил так с единственным сыном, но тонкий голосок малодушия глушит лавина осознания: ей не было смысла в этой лжи. Ей от неё ведь никаких преференций.
У любой лжи, любого действия есть смысл и логика – пусть кривая, косая, вывернутая наизнанку, но логика. Я привык видеть её везде, потому что вот именно так заточен мой мозг, и сейчас он, несмотря на царящий раздрай в душе, кирпичик за кирпичиком громоздит факты, подбрасывает подробности, анализирует и приводит всё к единому знаменателю.
Мысленно я упираюсь лбом в эту стену неопровержимых фактов, бьюсь в неё, но с каждой попыткой найти брешь, кирпичи лишь прочнее становятся.
Оседаю на землю, приваливаюсь спиной к толстому стволу дерева, шершавому и прохладному, и понимаю, что именно в этот момент всё меняется. Вся моя жизнь меняется, и я вновь стою перед выбором, и от него зависит моя дальнейшая судьба.
Мне нужно поговорить с отцом. Нужно ехать домой и попытаться понять, зачем он так поступил. Неужели Марта ему настолько понравилась? Неужели на свете нет других баб, если он не хочет хранить верность? Почему именно она?
Такое бессилие я в последний раз чувствовал в детстве, но сейчас, похоже, придётся сочинять другую сказку.
Мой телефон дребезжит в кармане, и я борюсь с соблазном сбросить звонок, даже не посмотрев имя абонента, но нет. В конце концов, это может быть и по работе.
По работе… похоже, с ней тоже нужно будет что-то решать.
Ну, что ж, у меня хватает мозгов, хватки и упорства, чтобы начать всё заново – диплом и знания у меня никто не сможет отобрать.
Смотрю на экран и тихо матерюсь, потому что только её звонков мне сейчас и не хватало, но потом вспоминаю, что однажды мы договорились будить друг друга среди ночи только по экстраважному поводу. Вдруг сейчас такой же?
– Марк, ты где? – Регина орёт мне в ухо так громко, что приходится убрать аппарат на расстояние, иначе оглохну.
У неё в голосе такая явная истерика, а ещё слёзы, что даже страшно.
– Где я? – осматриваюсь по сторонам, приходя в себя окончательно. – В лесу я.
– Выбирайся из леса и дуй в больницу! – снова орёт Регина, а на заднем плане нарастает шум, который ей приходится перекрикивать.
– Что…
– Нет времени болтать, Марк! Анька наша из окна выпала!
Регина срывается, начинает так горько рыдать, что боюсь: в обморок там хлопнется или всё слезами зальёт.
Анька выпала из окна? Наша Анька? Которая даже гардины сама никогда не меняет, потому что панически боится высоты? Именно та Аня, которая на стул
