Читаем без скачивания Невинная для грешника - Лина Манило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не включай стерву, Тихомирова.
– Я правду говорю.
– Но это не значит, что меня от неё не тошнит.
– Короче, расскажу, – решительно заявляет Регина и достаёт из сумочки ключи от своей машины. – Завтра… нет, уже сегодня позвоню в полицию, мне самый симпатичный из ментов номер телефона оставил, и расскажу. Пусть ищут, может, это верный след. Потому что, Орлов, я никогда не поверю, что Аня забралась на подоконник по собственной воле.
– Я тоже, Тихомирова, я тоже.
Через полчаса мы разъезжаемся в разные стороны, а я везу с собой Олега, которому точно нельзя оставаться сегодня одному.
– Ничего, выгребем, – обещаю, а сам не верю.
Потому что всё это похоже на ночной кошмар, только проснуться никак не получается.
Глава 43 Марк
– Марк, да зачем, а? Я к Аньке поеду, оставь. Сейчас полежу… немножко и поеду.
– Конечно, поедешь. Даже не сомневаюсь в этом.
Я укладываю Олега в своей комнате, набрасываю покрывало, а он пьяный до такой степени, что ни на что, кроме глупых вопросов, не способен. Пара мгновений, и спальня наполняется вонью перегара и могучим храпом.
Сам я трезвый, что стекло, но не потому, что не выпил ни капли, а оттого, что слишком взвинчен, чтобы алкоголь смог до меня добраться.
Слишком быстро мой лучший друг накидался, а у меня остаётся ещё так много времени. Его нечем занять, кроме тягучих, словно кисель, мыслей. Мыслей, от которых меня рвёт на части.
Я иду в кинозал, нахожу оцифрованные альбомы с фотографиями – на них, шаг за шагом, история нашей небольшой семьи.
Молодые родители, которые на свадебных фотографиях ещё казались счастливыми. Или просто притворялись – возможно, уже тогда они умели отлично маскироваться, притворяться нормальными почти людьми.
Я не помню их такими. Всю мою жизнь они играли роль примерного семейства, таскались по приёмам, обрастали связями в бизнес-кругах, устраивали званые ужины, где решалась судьба миллионных капиталов и чьего-то будущего: компаний, сотрудников, наследников миллионов.
Все мы: я, Олег, Регина, Женька – разменная монета и товар. Выгодное вложение в своё будущее – сытое и спокойное. Товар, по сути, и от этой мысли меня по-настоящему воротит.
Щелчок пультом, и на экране появляюсь мелкий я. Пухлый, беззубый, в облаке белоснежных ажурных тряпок. Мать держит меня, словно я наследный принц какой-то, а за спиной, гордый и довольный собой, стоит отец в тёмном костюме. Его рука на её плече, а на пальце матери кольцо с огромным бриллиантом – подарок к моему рождению, символ любви, которой никогда не существовало.
Я смотрю на его лицо, пытаюсь понять, в какой момент он стал беспринципной сволочью. Когда это случилось? Или он всегда был таким, только я отказывался видеть?
Фотография за фотографией, кадр за кадром, перед глазами проносится детство, в котором было много нехорошего, но было ведь и счастье. Были друзья, радость, смех, попытки вырваться из-под контроля, бунты. Чего только не было, включая тайну, которую я храню с десяти лет.
Как бы я не презирал мать, как бы не таил на неё зло, не был разочарован, не смог предать её. Так и не рассказал никому о её бесконечных романах, которые она крутила под носом у отца то с его партнёром, то с охранником.
Тогда, в десять, когда вернулся из школы, я застал её с садовником. Я только потом понял, чем они занимались – в десять мир взрослых казался мне чем-то чужим, большим и неизведанным. А ещё я верил матери и любил её.
Сейчас тоже люблю, хотя разочарования во мне больше.
А ещё была девочка Лида. Она работала у нас прачкой, когда мне исполнилось двенадцать. Я не помню, как она у нас появилась, но был свидетелем её исчезновения.
Обычная девушка, пугливая и скромная. Она носилась по дому, опустив глаза, стараясь быть незаметной. Я тогда был слишком занят учёбой, спортом и бесконечными секциями, чтобы во всём этом хоть что-то понимать – тупо не хватало времени, но однажды Лида пропала. Уволилась, наверное, подумал я и продолжил жить своей слишком насыщенной жизнью: выезжал из дома в шесть, приезжал затемно, но судьба иногда подбрасывает ответы на вопросы – даже на те, которые ты не задавал.
Я заболел ангиной. Мать созвала лучших врачей, меня лечили усиленно, потому что через несколько дней у меня должна была состояться жутко важная олимпиада по английскому, и я не имел права её пропустить.
Так решила мать, которая, дай ей волю, отправила бы меня с температурой сорок на любое из бесконечных соревнований, лишь бы я взял проклятое первое место.
А я кайфовал, валяясь в кровати, пил чай, запивал его бесконечными лекарства и впервые в жизни мог смотреть телек до упора. Кайф.
По-моему, я захотел пить или просто лежать устал – не помню, но я выбрался из кровати, сменил мокрую от пота пижаму и попёрся вниз, на кухню, но так и не дошёл. Застрял на лестнице, прячась в тени, и слушал.
В холле рыдала Лида. Я не сразу понял, что это она – я и голоса-то её до этого кажется ни разу не слышал, но мать назвала её по имени…
Лида просила не увольнять её, плакала о младшем брате, которому нужно дорогое лечение, а кроме Лиды ему некому помочь. Мне казалось, мама сейчас всё поймёт, пожалеет и если не вернёт работу, то даст денег для ребёнка – у нас же их много, да?
Но мать лишь холодно заявила, что чужие больные дети – не то, что должно её волновать. Мол, если быдло рожает, не зная, на что кормить и лечить детей, это не её проблемы.
Я никогда не слышал, чтобы мать так с кем-то разговаривал, была настолько жестокой, но пришлось быстро понять, чего стоит женщина, которая меня родила.
Мать была невыносимо циничной в тот момент, не выбирала выражений и будто специально довела несчастную Лиду до нервного срыва, а и слушал, взмокший, словно температура моя шарахнула за сорок.
Мне было всего двенадцать, и мне пришлось убедиться: моя мать – монстр, которая способна раскатать катком любого, кто подвернётся под руку.
Марта чем-то напомнила мне ту самую Лиду, а я отлично знал цену доброте своей
