Читаем без скачивания Солдаты невидимых сражений - Михаил Козаков

Опустив голову, он зарыдал.

— Я знаю, — заявил Набатов, — что большой преступник спешит признать десятки мелких краж, чтобы избежать наказания за более тяжкие преступления. Такую тактику избрали и вы. Почему вы не хотите сказать о своем участии в антисоветской деятельности?

Вытирая слезы и тяжело вздыхая, старик стал рассказывать о националистических формированиях эмигрантов, о их практической деятельности, о гнусной антисоветской пропаганде, о подготовке и заброске в Советский Союз шпионов и диверсантов. Он назвал людей, с которыми работал, признался, что и сам был активным участником многих организаций.

Видя, что он обходит подводные камни, не хочет сказать, где находился и чем занимался сам во время войны, Набатов спросил об этом. Но тот увильнул:

— В сороковом году я порвал и с «ровсовцами», и с бандеровцами. Нас, стариков, выжили молодые…

Набатов посмотрел на часы. Была полночь. Мысль, что перед ним — парашютист, который пытается всеми способами оттянуть время, чтобы выиграть, не покидавшая его в течение всего допроса, теперь овладела им с особой силой: «Что, если в эту минуту его напарники выполняют свое гнусное задание или перебираются через линию фронта с собранными разведывательными данными?»

— Слушайте, вы… — Набатов хотел выпалить все, что он знал о «Клеще» из показаний Голубовского и многих других агентов германской разведки, но воздержался: — Вы почему-то в числе своих знакомых не назвали ротмистра Голубовского. Может быть, объясните?

— Я не знаю такого.

— Не хотите ли познакомиться с ним?

— Нет.

— Почему?

— Он вам ничего нового не скажет.

— Значит, вы знаете его?

— Да.

— По совместной работе в разведоргане — штабе «Валли»?

Старик молчал. Но Набатов теперь больше чем когда-либо был уверен в том, что перед ним тот самый «Клещ», о котором он много слышал, как о старом шпионе и одном из «референтов по России».

Сейчас капитан сделал еще один шаг к победе, а противник — к поражению. Но этого было мало. Вот почему он, заметно волнуясь, вытирая испарину, выступившую на лбу, «наседал» на врага, не давая ему опомниться.

— Слушайте, вы «Клещ», не к лицу вам, матерому шпиону, ходить вокруг да около, как новичку. Давайте говорить начистоту.

Тот сделал паузу, рассматривая свою фуражку, будто только что купил ее.

— Преклоняюсь перед вами, капитан Набатов, — промолвил вдруг «Клещ». — О ваших способностях я слышал давно, но… но вы превзошли все. Откуда вам известна моя кличка? — заерзал он на стуле.

— Я вас не спрашиваю, откуда вы узнали мою фамилию. Скажите, как вы попали сюда, а не в другое место, куда вас столько времени готовили?

— Вы и это знаете. Похвально. Не зря я боялся попасть в ваши руки. Вы предлагаете говорить начистоту. Давайте. Я готов. Полмиллиона чистоганом за тайну, которую я вам открою, и за то, чем я буду полезен вам вообще. Много? Торговаться, по меньшей мере, не гуманно, когда стоит вопрос о проигрыше или выигрыше сражения, о гибели или спасении многих тысяч жизней…

— Только за деньги гуманно?

— А вы думали за карие очи?..

— С каким заданием вас выбросили к нам на самолете?

— Мы не договорились.

— Сожалею, что вы не понимаете своего положения.

— Разрешите подумать до утра… У меня болит голова.

Набатов прервал допрос и сам отвел «Клеща» к ординарцу.

После дождя ночью было тепло и тихо. Тишину нарушали лишь отдаленные глухие разрывы снарядов, пулеметная грызня, окрики часовых да надоедливое кваканье лягушек.

Набатов сел на землю. Он смотрел на вспышки немецких ракет, но думал о другом. Он знал, что с таким матерым разведчиком, как «Клещ», сразу результата не добьешься. Надо затратить немало терпения и порядочно времени. Вот почему он сейчас обдумывал план дальнейшего своего наступления, чтобы как можно скорее узнать, с кем и с каким заданием переброшен «Клещ».

Когда часовой окликнул: «Стой! Кто идет?», Набатов услышал знакомый голос лейтенанта Серова.

Серов пришел не один. С ним были бойцы и майор с вещевым мешком за плечами, которого Серов назвал агентом германской разведки, переброшенным в тыл советских войск под видом нашего майора.

Отпустив автоматчиков отдыхать, Набатов с Серовым и шпионом спустились в землянку.

— Чтобы искупить свою вину перед родиной, — заявил задержанный, — я все рассказал лейтенанту. — Он положил на стол миниатюрную рацию, заявив, что сброшен на парашюте вместе с одним стариком уточнить и сообщить по рации о наличии танков в лесу юго-западнее Стрешнево, что в четырех-пяти километрах отсюда, о резервах артиллерии в селах Стрешнево, Куток и Плоты, прибывает ли туда пополнение на автотранспорте и т. д.

От него удалось узнать, что в шесть ноль-ноль, через пять с половиной часов, немцы начнут наступать на участке дивизии, и на парашютистов возлагались большие надежды, тем более что несколько агентов, переброшенных через линию фронта ранее, не вернулись. Выполняя задание, старик сообщил по рации о наличии танков в лесу и о концентрации артиллерии. По словам парашютиста, после выполнения задания переходить через линию фронта им не следовало. Надо было ожидать прихода наступающих немецких частей.

Вызвав конвой и отправив задержанного, Набатов рассказал Серову о старике.

— Вот почему он тянул. Хотел выиграть время и выполнить свое задание. Надо спешить нам, Сережа. Скажи Алиму, пусть приведет эту сволочь.

— Что бы вы сообщили немцам? — спросил он «Клеща», указывая на рацию, как только тот переступил порог землянки.

Увидев на столе свою рацию, «Клещ» упал на колени.

— Не губите, дайте увидеть могилу матери. Дайте… Я вам помогу. Я много знаю, я работал с англичанами, всю войну консультировал агентуру по русским делам в известном вам немецком разведоргане.

— Вы оскверните могилу матери, «Клещ»…

После доклада Набатова командующему было решено принять все меры к срыву наступления противника.

Для подготовки этой серьезной операции отводился неимоверно короткий срок. Требовалось сделать почти невозможное.

Командующий армией генерал-лейтенант Скворцов, прибывший на НП дивизии в пять тридцать, остался доволен тем, что было сделано.

В то время как командование уточняло вопросы взаимодействия, Набатов то и дело выходил из блиндажа. Ему хотелось в беспорядочной автоматной трескотне услышать ответ на вопрос, который не давал ему покоя. Ему казалось, что на переднем крае сегодня все так же, как было вчера и неделю назад. «Может быть, немцы и не помышляют ни о каком наступлении? Вдруг я недостаточно проверил? — думал он. — А как еще проверять? Показал один, подтвердил другой».