Читаем без скачивания Когда взорвется газ? - Данил Корецкий

Огромный красно-белый дворец был окружен высоким кирпичным забором и охранялся не хуже, чем резиденция президента Тучки. Сейчас у ворот стояли три запыленных машины с крымскими номерами, которые находились под внимательным контролем нескольких автоматчиков. А руководитель приезжих беседовал в доме с хозяином.

– Нужны снайпер, минер и с десяток «быков» – автоматчики, пистолетчики... – перечислял Ханыков. Ханыков запоминал и кивал.

Никакой путаницы фамилий тут не было: говорил Али Ханыков по прозвищу Хан, а слушал Рашид Ханыков по прозвищу Кнут – его родной брат, который по срочному вызову всю ночь гнал в Киев из Судака.

– Пятерых я привез, пацаны серьезные, не на размен, – ответил Кнут. – Толян вполне может за снайпера сработать... Винторез с оптикой есть?

– Есть, – кивнул Хан.

– Значит, прямо сейчас можем начинать. А взрывника и мясо на размен я сейчас вызвоню. К вечеру приедут.

Они были похожи, как близнецы: узкий разрез глаз, приплюснутые носы, узкие губы, гладкие черные волосы. На самом деле Хан был старше на два года.

– И чего ты не хочешь сюда переехать? – улыбнувшись, спросил старший брат. – Был бы у меня правой рукой – вон как у тебя все четко отработано!

– Ты же не хочешь переезжать ко мне и бороться за крымско-татарскую автономию, – в свою очередь заметил младший.

– Да, каждый на своем месте – это лучше, – согласился Хан. – Во всяком случае, когда мои люди прячутся, лучше места, чем у тебя, не найдешь!

– Это точно, – довольно засмеялся Кнут. – Сейчас у нас огромные поселки и власть туда не суется! Скоро мы заберем свои исконные земли!

– Ты и так их забрал. Сколько у тебя кафешек, гостиниц, заправок? Или мало?

– Конечно, мало, брат! Дедушка Сулейман недаром говорил: «Человек – это животное, которое никогда не наедается!» Но он считал, что каждому достаточно шатра, лепешки, куска сыра или мяса... С тех пор много воды утекло, все изменилось... Кто сейчас довольствуется лепешкой?

Хан махнул рукой.

– Тебе надо было стать философом, а не... бизнесменом! Значит так: ты живи у меня, твоих людей разместят на нашей базе. Завтра мои бойцы развезут их по «точкам». А снайпера оставим, возможно, удастся сегодня подловить этого пса...

Рашид покачал головой.

– Мне лучше быть с моими людьми.

– Перестань, брат! – обиделся Али. – Останься, отдохнем, поговорим! Мы редко видимся, это неправильно. Дедушка Сулейман такого бы не одобрил...

Кнут задумался, но потом махнул рукой:

– Ладно, пусть так и будет. Пойдем, я им скажу...

– Чего зря ноги бить? Позвони. А мои бойцы их сопроводят куда надо...

Рашид криво усмехнулся.

– Они так не уедут. Если не увидят меня, то перебьют всех и сожгут дом...

Али покачал головой.

– Дом я недавно построил. Лучше выйди на веранду и скажи им все сам...

Кнут отодвинул большую стеклянную дверь, проклеенную пулестойкой пленкой, подошел к перилам, гортанно крикнул на родном языке, чтобы все, кроме Толяна, уезжали. И вдруг упал навзничь, одновременно что-то ударилось о стекло.

Хан подумал, что брат оступился, и бросился было на помощь, но тут же заметил, что под головой Рашида расплывается кровавое пятно, и замер, будто наткнулся на прозрачную стену. Настороженно мечущийся взгляд остановился на маленьком кусочке металла, пробившем стекло и повисшем в растянутой защитной пленке, как запутавшийся в паутине шмель. Снайпер! Он во весь рост упал на пол, разбив губы и подбородок.

– Огонь! Стреляйте, идиоты! Убейте эту суку! – истерически кричал Хан, размазывая кровь по лицу.

Степан настолько спокойно вывел закованного в наручники Черепахина средь бела дня на улицу, что наблюдавший за подъездом Дмитрий Петрович решил: журналист арестован. И хотя конвоир был мало похож на оперативника, а водитель, посадивший Ивана в видавший виды черный «Форд», – еще меньше, это не изменило первого впечатления: в последнее время милиционеры все чаще похожи на бандитов, а бандиты – на милиционеров.

Всполошенный Дмитрий Петрович стал звонить Шишлову, тот не отвечал, наконец удалось соединиться с Кариной.

– Быстро возвращайтесь, – выслушав, приказала та. – Как бы и вас не упаковали! Будем из Москвы разбираться!

Два раза повторять не потребовалось – через двадцать минут «Волга» с московскими номерами выкатилась из города и взяла курс на север.

А Черепахина привезли в уже знакомый спортивнооздоровительный комплекс под терриконами закрывшейся шахты Глубокая. На этот раз его завели не в банный отсек, а в большой кабинет, обставленный дорогой мебелью, явно не вязавшейся с убогостью здания, плесенью в углах вестибюля и неистребимым запахом сырости из-под пола.

Развалившись в глубоком кожаном кресле, Семиног прихлебывал виски из наполненного льдом коньячного бокала. Напротив, через низкий полированный столик, в таком же кресле сидел незнакомый человечек с крысиным лицом и тонкими, крысиными усиками. Перед ним тоже стоял наполненный бокал, но он к нему не притрагивался.

– Добегался, Черепок? – криво улыбнулся Семиног и, отставив свой бокал, поднялся ему навстречу.

– Ну, расскажи, как ты Ужа и Михайлу завалил? – Он подошел вплотную. В круглых, заплывших глазках плескалась ненависть. – И куда трупы спрятал? Мы ребяток даже похоронить с почетом не смогли... У нас так не принято!

– Как бы я их... завалил? – Иван с трудом произнес слово, которое никогда не присутствовало в его лексиконе. – Я...

Сильный удар сбил его с ног.

– Сейчас за все ответишь, сука! – прошипел Семиног, с трудом беря себя в руки. – Но вначале нашему старшему другу кое-что расскажешь...

– Да я просто убегал! А они за мной гнались и в террикон провалились, – с надрывом сказал Черепахин. Руки у него были скованы за спиной, и сесть удалось только с третьей попытки.

– А мои ребята куда делись? – внезапно спросил крысоподобный незнакомец. – Бобон с Коляшей? Тоже в террикон провалились?

– А это еще кто? – изумился Иван. – Я их вообще никогда не видел! Это ошибка...

– Складно брешешь, козел вонючий! – Семиног отвел ногу, как футболист, собирающийся ударить по мячу, но передумал. – Ладно, после поговорим. Я вас тут оставлю ненадолго... Поговорите по душам. А не выйдет, придется в подвал отвести...

Разговор затянулся на полтора часа, но задушевности так и не получилось.

– Кто заказал этот сюжет? – в очередной раз спрашивал незнакомец. Сейчас он был похож на опасную крысу, готовую в любой момент вцепиться в горло допрашиваемому. – Кто вас навел? С какой целью?

Черепанов сидел на ковре в неудобной позе. Руки завернуты за спину, наручники до костей врезались в запястья. Болело разбитое лицо. Еще больше болела душа. В такой оборот он еще никогда не попадал.

– Да при чем здесь заказ? – в очередной раз повторял он. – Там же ничего нет, в этом сюжете! Ну, как мне вас убедить?!

– Заказчик метил не в кого-нибудь, а в Президента! – Крысоподобный наклонился к его лицу вплотную, злые глаза-бусинки были совсем рядом. – Понимаешь, во что ты вляпался? Поэтому рассказывай все, до конца!

– Да никто ничего не заказывал! – в сотый раз хрипло ответил журналист. В горле пересохло.

– Оно само собой так вышло! Снимите наручники, а то руки отвалятся!

– Как так «само собой»? – в сто первый раз повторил незнакомец, уже без особого напора. – Само собой ничего не бывает!

Юрист уже понял, что никакого заказа не было, а произошло просто роковое стечение обстоятельств, но это понимание не основывалось на фактах и документах, а потому не могло приниматься в расчет. И уж конечно, он не мог прийти со своими догадками к Баданцу.

– Пойми, Иван Сергеевич, сказать все равно придется! – по инерции говорил Юрист то, что обычно говорят в подобных случаях. – Со мной говорить не хочешь – придут другие. Они тебе яйца в тиски зажмут или за руки подвесят над костерком, а может, паяльную лампу разожгут...

– Да не было никакого заказа! Понимаешь – не было! По глупости ввязался в это дело, по незнанию!

Черепахину хотелось завыть. «И зачем я связался с этим долбаным сюжетом, почему гордился им, как последний дурак? Да лучше бы всю жизнь снимал спокойно свадьбы и юбилеи...»

Юрист вздохнул.

– Ну, как хочешь... Только не жалей потом...

Он вышел. Степан вывел Черепахина во двор, отпер металлическую дверь, ведущую под гараж, в котором стоял разобранный грузовик. Через несколько минут Черепахин оказался в таком же бетонном подвале, как тот, где провел не лучшие часы своей жизни профессор Михайлюк. И, судя по всему, участь его ждала не более веселая. Все пыточные подвалы одинаковы. Так же пахло пылью, страхом и угрозой неминуемой смерти. Томительно текло время. Интуиция подсказывала, что этим временем надо наслаждаться, потому что потом оно станет невыносимым...

Громко щелкнул замок, железная дверь с лязгом распахнулась. В подвал вошли два типа с дегенеративными физиономиями: высокий, с испещренным оспой лицом, и пониже, с деформированными ушами и перебитым носом. На них были замызганные черные халаты, как у автослесарей. В руках один держал обычную монтировку, второй – ножовку для металла. У Черепахина оборвалось сердце и покатилось куда-то вниз. Наверное, про такое ощущение и говорят: душа ушла в пятки... Оба деловито направились к журналисту, и Иван понял, что все закончится очень быстро и уже через несколько минут он превратится в окровавленный кусок мяса, безуспешно умоляющий о пощаде.