Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев

А потом — земля пропала… совсем. Шоссе парило над пустотой, подвешенное на скрещённых тросах… подпёртое снизу изогнутым пространственным каркасом из железных ферм… надежно раскреплённое между пилонами и контрфорсами на противоположных берегах Большого Континентального Каньона …, но Картофельный Боб, разумеется, и знать не знал всех этих успокаивающих инженерных названий. Для него было ясно одно — как он и подозревал, шоссе оказалось проклятой землёй, и остальная добрая земля больше не хотела иметь с ним никакого дела. Картофельный Боб так и знал — нельзя, нельзя доверять земле, на которой ничего не растёт…

Он вжался в кресло… в голове шло кругом, его тошнило и внизу живота то и дело болезненно ёкало. В довершении ко всему — кожаная под ним обивка вдруг резко запахла мочой… Картофельный Боб неожиданно заскользил по ней брючным задом и поехал вниз, вывалившись прочь из кресла…

Он больно стукнулся коленом о рифлёный пол, когда падал… и он намочил ладони в дурной луже, попытавшись подняться.

Под полом рыкнули шестерни, вгоняя его в окончательный ступор — Картофельный Боб сжался на полу и затрясся, обнимая колени.

Если б мы могли заглянуть сейчас в его спутанные мысли, то ужаснулись бы — насколько Картофельный Боб был перепуган. Бус полз над пустотой, по какой-то ажурной конструкции, напомнившей Картофельному Бобу сухую прошлогоднюю паутину. Он был как муха… мёртвая муха, что так и болтается в паутине, которую давным-давно покинул её жестокий восьминогий создатель. Высосанный труп — вот в кого обратился Бус в этом непонятном и пугающем «далеко-далеке». Лишенный жизни и веса, он болтался над пустотой, раскачиваясь на нитях — слишком ветхих, чтобы быть прочными.

В любой момент случайный порыв ветра мог разорвать то, что осталось от цепкой некогда паутины… или же просто толкнуть Бус и Картофельного Боба в бок и скатить их обоих в пустоту меж нитей.

Он что есть силы обхватил обеими руками шляпу — так утопающий хватается за соломинку в панической надежде, что та спасёт его и удержит. Но шляпа была ни при чём — Картофельный Боб хорошо это понимал. Дядюшка Чипс дал ему шляпу, чтобы она защитила Картофельного Боба от солнца, дал ему чистый пиждак, чтобы он защищал Картофельного Боба от страшных птиц, но не дал ничего, что защитило бы его от падения в пустоту. Должно быть, добрый дядюшка Чипс просто не предвидел такого исхода. Дядюшка Чипс очень умный, но не может же он знать всё на свете…

Картофельный Боб корчился на рифлёном металлическом полу, под которым неумолчно звенело и скрежетало. Этот звон и этот скрежет — пребольно отдавались в зубах и суставах. Картофельный Боб почувствовал, что ещё немного — и он сам развалится на части. Рассыплется, как дряхлая посуда, которую неосторожно обдали кипятком. Дорожный Бог домчит до своего «далеко-далека», но донесёт в своём чреве только обломки Картофельного Боба. А потом тучный человек по имени дядюшка Туки — сметёт их пыльным веником, который Картофельный Боб видел у него под креслом… сметёт прямо с подножки — столкнет ногами вниз на обочину, как сам Картофельной Боб иной раз выталкивает ногами наметённые в дом листья за порог.

А уж потом, — с ужасом понял он. — Злопамятное солнце опалит его беззащитные обломки… сожжёт и обуглит… и страшные чёрные птицы растащат их по гнездам.

Его мир был полон чудовищ — невиданных, а потому ужасных…

Он так мелок и слаб среди сонма их.

Не нужно было никуда уходить от своего поля.

Картофельный Боб заскулил, зашептал вслух слова раскаяния…

Скрежет коробки передач и вой перегретого на подъеме сцепления — вплетались в шёпот и вполне успешно маскировали его, пока Картофельный Боб не начал подвывать в голос. Напряжённые железяки под полом злорадно стучали в ответ — одна о другую. Маленькие камни, подброшенные колёсами, ударяли в пол снизу — прямо по ушной мембране Картофельного Боба. Его несчастная голова наполнилась звоном. Он закричал. Крик его утонул в дребезге мотора и пропал… Крики и мольбы — не значили здесь ничего. Да и сам Картофельный Боб ничего не значил здесь — скользкий комок плоти на зубьях шестерён. Было так страшно оставаться на этом полу. Но не оставалось сил и забраться назад — в промоченное им кресло. Так что Картофельный Боб просто пополз куда-то по этому полу, гремя коленями о железо. Он скатился с металлического подиума, на котором стояло кресло и, проелозив лицом о пару ступенек — вывалился в полутёмный ход-коридор, освещённый только зеленоватыми огоньками.

Здесь не было голого металла на полу — коридор был устелен толстой шумопоглощающей резиной, мягкой на ощупь и покрытой одинаковыми круглыми пупырышками… и оказавшись на ней, Картофельный Боб сумел, наконец, сдержать вопль. Он совершенно не понимал, что делать дальше. Падение в бездну не отменялось, пол всё ещё кренился и качался под ним, при резких кренах его всё ещё бросало из стороны в сторону… Тогда он пополз, чтобы увидеть дядюшку Туки. Дядюшка Туки очень строгий — он, скорее всего, накричит на Картофельного Боба…, но ведь он обещал дядюшке Чипсу позаботиться о нём. Обещал, что привезёт его обратно. Ему и нужно обратно. Дядюшка Туки должен отвезти его обратно, к своему полю, ведь он обещал это дядюшке Чипсу. Картофельному Бобу нужно назад. Прямо сейчас.

Он дополз до какой-то двери и робко поскребся в неё. Ему не ответили. Чуть поодаль он увидел ещё одну дверь и, подползя и к ней — постучал. Потом переметнулся к двери напротив и несколько раз сильно толкнул её ладонями. Этих дверей было слишком много вокруг. Они испещряли весь коридор, и он не помнил, за какой из них должен сидеть тучный дядюшка Туки. И ни одна из них не открывалась, как положено нормальной двери.

Он полз дальше и дальше по коридору, пробуя каждую встреченную дверь. Потом до него дошло, что он всё делает неправильно, ему нужно совсем в другую сторону — он ползёт по туловищу Буса прямиком к его хвосту, а ему нужно — к голове. Ведь дядюшка Туки сидит в самой голове, прямо за прозрачными стёклами-глазами.

Картофельному Бобу сделалось обжигающе стыдно из-за своей глупости.

Он заскулил и заворочался в узком коридоре, разворачиваясь. Это оказалось совсем непросто сделать лежа. Коридор был слишком узок даже для маленького и жалкого человечка, каким чувствовал себя Картофельный Боб…, а уж тем более — для слабоумного верзилы, которым он был на самом деле. Картофельный Боб застрял поперёк