Читаем без скачивания Лиловый (I) (СИ) - . Ганнибал

-- Выбора нет, -- хмуро ответил здоровяк. -- Город пал. Нужно собрать всех людей, которые еще живы, и уходить на север.

-- А что потом? Если одержимые пойдут за нами следом?

Халик сдвинул брови.

-- Они не пойдут, -- угрюмо сказал он и оглянулся на черневшую в ночи цитадель. -- Их сегодняшняя цель -- Тейшарк.

-- Откуда ты знаешь? -- спросила Сафир.

-- Это неважно.

Острон между тем чувствовал, как у него открывается второе дыхание; хотя все тело ломило, и рана на животе ныла, будто обожженная, он ощутил, что еще может двигаться и даже драться. Рядом с ним шел слуга Мубаррада, огромный и надежный, как незыблемая скала, и казалось, что ничто в целом свете не в состоянии сокрушить его.

***

В ту ночь многие тысячи ног топтали булыжники мостовой древнего города Тейшарка, которому было суждено вот-вот погибнуть. Тысячи людей, десятки тысяч бегали по улицам, сражались, погибали и орошали седую землю своей кровью. Никак не унимался северный ветер денган, уносивший на своих крыльях последние вздохи умирающих. Никогда еще таким долгим не был путь до главных ворот города, как в ту ночь.

Острон почти всхлипывал, так трудно ему было дышать; легкие скукоживались в грудной клетке, руки и ноги ныли от усталости. Но он упорно шел, временами переходя на неловкий бег, потому что впереди была широкая спина Халика. Далеко впереди; за прошедший час вокруг слуги Мубаррада собрались люди. Битва еще шла, но исход был ясен и младенцу. Халик вел людей прочь, к спасению в холодных песках к северу от стены Эль Хайрана.

Острон и Адель, позабыв о своей бывшей вражде напрочь, бежали рядом. Он еще видел голову Сафир где-то впереди, рядом с хадиром дяди Мансура, но больше уж не было сил даже беспокоиться о ней. Впереди него были люди; позади него тоже были люди. Под утро собрался большой отряд уцелевших, которые прорубались через запруженные одержимыми улицы. Где-то в толпе мелькнула бритая голова Усмана, и Острон приметил косы Сумайи; он все еще помнил о старике Фаввазе, который предпочел остаться в мертвой цитадели, и беспокоился об Абу Кабиле, тюбетейку которого должно было бы быть видно издалека.

Но погибших было так много, невозможно было беспокоиться и скорбеть обо всех. Острон столько раз за ночь перешагивал через тела. Он нарочно не всматривался в лица, чтобы не увидеть еще кого-то, кого он помнил живым.

Улица сужалась и разделялась на несколько переулков, и Острон знал, -- он не раз ходил по этим переулкам, -- что через квартал эти переулки снова сольются, на этот раз в большую площадь перед самыми воротами. Они почти дошли; ночь подходила к концу, и на востоке еле заметно небо белело.

Отряду пришлось разделиться; из некоторых домов к ним еще выходили перепуганные люди, и число бегущих увеличивалось.

Они шли по узкому переулку, в котором одновременно в ряд пройти могло лишь три человека, когда услышали дикие крики и улюлюканье.

-- Большая шайка, -- напрягся Острон, стиснув рукояти ятаганов. -- Берегись!

Уставшие, измученные люди обернулись в сторону, откуда все приближались и приближались крики. И все-таки нападение оказалось неожиданным; вой одержимых еще будто только эхом отражался от стен в соседнем, пустом переулке, и вдруг серые тени принялись падать на головы с крыш, и почти сразу же черные клинки вонзились в плоть.

-- Мубаррад с нами! -- заорал Адель, и его ятаган пошел в ход. Острон замешкался. Сразу две фигуры налетели на него, и одну он срубил, но вторая, хоть и промахнулась, вцепилась ему в бурнус и опрокинула; ятаган из его правой ладони оказался вырван, и Острону пришлось молотить по серым лохмотьям кулаком в попытке избавиться от врага. Звуки битвы понемногу стихали, и он даже не знал, кто побеждает на этот раз: переулок был узким, а одержимых -- тьма.

Первые лучи солнца коснулись его щеки, осветив чудовищную гримасу под капюшоном одержимого; из его раззявленного беззубого рта капала гнилая слюна. Острон с трудом, чувствуя, как боль растекается по животу раскаленной массой, поднял левую руку, и ятаган Абу вонзился в эту голову, расколов череп, будто хрупкую раковину. Мерзкая жижа потекла по лезвию оружия и запачкала Острону руку; он в отвращении кое-как отбросил тело в сторону и обнаружил, что вокруг него полно одержимых в серых лохмотьях.

-- Мубаррад, -- прохрипел он, пытаясь подняться. Эти силуэты на фоне багровеющего неба; не спешат нападать, как шакалы, окружившие раненого льва в ожидании, когда могучий хищник станет слишком слаб, чтобы дать им отпор. Острон с трудом встал на колени, опираясь на ятаган, скрежетавший по камню, поднял мутный взгляд.

Он видел тень человека, бросившегося на одержимых сзади. Видел, как чужой меч яростно сверкает в лучах восходящего солнца, как взлетают и опадают серые плащи безумцев.

Их было слишком много. Адель отвлек их внимание на себя и устремился прочь, подальше от обессиленного Острона, но не успел, теперь окружили его, и очень скоро у него почти не осталось места для того, чтобы уклониться.

Острон видел, как зазубренные лезвия одно за другим вонзились в живую человеческую плоть, сразу четыре, со всех сторон. Адель раскрыл рот, но не издал ни звука. Оглянулся.

-- Беги, -- скорее почувствовал, чем услышал, Острон.

Взметнулись каштановые волосы, опадая, закрыли лицо молодого нари. Где-то там, в переулке, еще шла битва, но Острон не слышал и не видел ее; отчаяние душило его, жгло, поднималось яростным пламенем, пока не достигло глотки.

Острон кричал. Отвратительные морды одержимых повернулись к нему и скалились своими гнилыми ртами, их палаши дурной стали тускло блестели, лохмотья развевались на северном ветру.

Пламя обжигало. Острон запрокинул голову, глядя невидящими глазами в небо; в его глазах было пламя, огонь вспыхнул сначала вокруг его плеч, и парень неосознанным жестом стряхнул его. Оранжевые языки полились на камни, но не потухли. Это было особенное пламя, то, которое так просто не погасишь.

Одержимые напуганно отшатнулись, на их лицах показался ужас; первым загорелся тот, что был ближе всех к Острону, почти мгновенно обратился в факел и ринулся бежать, прочь, подальше от ужасного нари. Он поджег собой еще троих, пробегая между ними, врезался в шайку безумцев, бежавшую по переулку следом за воинами Тейшарка, и упал. Его топтали, а он все горел, уже мертвый, и поджигал проходящих мимо.

Острон медленно поднялся на ноги. Ятаган в его левой руке охватило синеватое пламя, такое же, как у Халика, только ярче, сильнее; подняв меч, будто факел, нари пошел вперед.

Он вышел из переулка, полыхая этим огнем, и оказался на площади. Он видел, но уже не понимал, что посреди площади у городских ворот тоже идет драка, но на этот раз люди одолевают: посреди пустого места высился Абу Кабил, в руках которого был кузнечный молот, и этот молот порхал, будто перышко, разметывая рискнувших напасть на него безумцев во все стороны -- с проломленными головами. У самых ворот мелькали синие огоньки на ятаганах Халика. Целых четыре бойца побежали открывать ворота, и это было последнее, что видел Острон; ноги его подкосились, пламя погасло, и он рухнул на колени.