Читаем без скачивания Новый Мир ( № 4 2011) - Новый Мир Новый Мир

***

На что можно пойти, чтобы звезды над головой сложились в нужную тебе волшебную комбинацию, открыв все шлюзы и зажигая для тебя терпким зеленым огнем все семафоры от Черного до Балтийского моря? Стоит ли разменивать на эти сомнительные операции свою жизнь? Тысячи эмигрантских историй подтверждают, что стоит. И не надо так уж торговаться, ведь речь идет не просто о преодолении незримых барьеров, речь идет о тяжелых, изнурительных поисках счастья, которое они ищут, словно потерянных псов. Они продвигались сквозь темноту и снег, изобретая сотни тысяч способов обмануть стражу, они придумывали механизмы для переброски своих тел через кордон, изменяли свой пол и политические взгляды, меняли отпечатки пальцев, цвет волос и вероисповедание, заключали браки с умершими. Существует бешеное количество возможностей и вариантов, все, что нужно, — не бояться и верить. Бесстрашие делает тебя неуязвимым для пуль и ножей, вера делает тебя невидимым для пограничников, все остальное зависит от удачи и погодных условий. Исполненные веры и лишенные страха, они продавали мебель и покупали биографию, крали паспорта и вставляли себе ненужные золотые коронки, заводили дружбу с негодяями и рвали отношения с друзьями детства. Они знали: главное — сделать первый шаг, самое важное — лишиться всего, разорвать отношения с прошлым, распрощаться со всеми его тенями, не оставив за собой ни доказательств своей вины, ни причин для возвращения. И уже после того как избавились от всего лишнего и остались один на один с пустотой, финансовой безнадегой и сладкой безработицей, могли они двинуться вперед, проходя сквозь огонь, лед и стеклянные двери супермаркетов.

Существует бесчисленное множество способов попасть туда, куда попасть нельзя. Попасть туда можно, скажем, поездом, ведь, как известно, во всех составах есть прицепные невидимые вагоны, да даже и в вагонах видимых, плацкартных и купейных, есть темные зоны, в которых можно раствориться на продолжительное время. Можно прятаться на крыше и в тамбурах, в туалетах и в купе для отдыха проводников, изображая отдыхающего проводника. Можно забраться под одеяла и матрасы, можно затеряться среди паломников и туристов, среди детей, музыкантов и футбольных команд. А еще можно пойти пешком, не торопясь и не заходя слишком далеко. Огибая плавучие мины, скармливая яд собакам пограничников, заметая за собой все следы, дезориентируя самолеты-шпионы и поисковые группы. Имея при себе только холодное оружие и горячую пищу, запасшись терпением и топографическими картами, ориентируясь по голосам боингов, летящих в сторону океана. А еще попасть туда можно, спрятавшись под полом автобуса, или затерявшись в багаже авиалайнера, или нырнув в цистерну с нефтью, или зарывшись в баул с одеждой, или сев на колени богоматери, или вытянувшись в гробу рядом с покойником, или встав на голову среди замороженных коровьих туш, или зависнув в воздухе, пока вагон разбирают в поисках табака, или рассеявшись на атомы, пока идет проверка в терминале, или растворившись в соленой морской воде, став частью Вселенной и выпав после летним дождем на изумрудные парковые газоны Европы. Я знаю много подобных историй, которые закончились если и не счастливо, то по крайней мере поучительно. При случае я постараюсь некоторые из них рассказать.

***

Тот, кто приехал сюда впервые, легко принимает новые знакомства, брошенные вскользь взгляды и подслушанные разговоры, с радостью замечая, как образуются новые сферы общения, занося в записную книжку новые адреса и телефоны. Приятные хлопоты только что прибывших путешественников, веселая суета при запоминании имен и лиц. Самое горькое придет после, со временем, которое размывает память, как вода — песчаный берег. И в каждый следующий приезд в город, особенно если этих приездов случается много, ты будешь пытаться все вспомнить и воссоздать, снова найти всех свидетелей твоего пребывания под этим благословенным небом, на этой чудесной территории, во всех этих барах и хостелах, где ты останавливался вместе с такими же, как ты, беженцами с востока на запад. Сомнительная затея, сомнительная и неосуществимая, потому что все случается здесь и сейчас, так что не стоит рассчитывать на стабильность и долговременность. Мы попадаем в чужие города, останавливаемся среди незнакомых площадей и скверов, пьем в суматошных крикливых компаниях, ругаемся с прохожими, братаемся с незнакомыми людьми, скрепляя это побратимство кровью и алкоголем, и все только для того, чтобы забыть об этом на следующее утро, чтобы легко выбросить все это из головы, стирая записи и сжигая мосты, твердо зная, что повторить уже ничего не удастся.

Что осталось в памяти от моего первого приезда в Берлин? Ветер, что влетал внутрь машины, фонари на верхушках строек, утреннее солнце и сухая весенняя трава во время остановок на автобане. То, что видел всякий раз, когда приезжал сюда. То, что осталось там, в прошлом, делая его осязаемым и четким. Музыка, которая звучала тогда, язык, на котором тогда разговаривали, Берлин, по которому бродили, — все осталось на месте, никуда не исчезло и, надеюсь, не исчезнет в ближайшем будущем. Но вместе с тем все это осталось там, и я уже не имею ко всему этому никакого отношения — ни к тем полночным крикам, ни к тем футбольным победам, ни к моим прекрасным безумным друзьям, которые давно живут своей жизнью и ездят по своим автобанам. У хода времени есть такое свойство — делать тебя смешным, сентиментальным, всем довольным. Кроме того, иных друзей лучше любить на расстоянии.

***

Вот семья, с которой мне привелось познакомиться несколько лет назад. Одна из сотен тысяч историй великого переселения, один из бесчисленного числа эпизодов в летописи противостояния и бегства. Они были странной парой — она из бедной, но честной семьи городских сумасшедших — ее папа был чудаком и романтиком, собирал бутылки и копал могилы, а мама водила трамвай и дома бывала редко. Сама она окончила школу и, что называется, стояла на пороге взрослой жизни, не имея никакого желания этот порог перешагивать. Жили они в двух комнатах большой коммуналки, в центре, в старом доме, в котором частенько гас свет и из которого съехали уже почти все, даже тараканы. Но они остались, ни на что особенно не рассчитывая. Она познакомилась с ним во время летних каникул, когда город тонул в зеленой траве, а трамваи на поворотах сыпали в темноту золотые искры. Он был на пару лет старше, поэтому сразу стал чувствовать ответственность за эту необыкновенную девочку, что жила с такими прибабахнутыми родителями. Сам он уже несколько месяцев прятался у друзей, закосив от службы в вооруженных силах. Ей в нем нравилось, думаю, именно это детское самоуверенное желание избежать проблем путем их полного игнорирования. Ее родителям он не нравился, они рассчитывали, что она найдет себе более достойную партию. Так говорил ее папа, перебирая собранные бутылки. А со своими родителями он ее вообще не познакомил, сказал, что он — сын полка, поэтому лучше обойтись без знакомств. Он приходил к ней, когда ее папа отправлялся в ближайшие скверы и парки, а мама водила трамвай по солнечным улицам города. Она бросала на пол железнодорожный матрас, который откуда-то приволок ее старик, и они долго занимались любовью, пробуя все новое и новое и познавая неизведанное. Солнце падало на паркет желтыми густыми пятнами, и мебель тяжело покачивалась в такт их неутомимым движениям.

— Давай куда-нибудь убежим, — предлагала она.

— Давай, — легко соглашался он. — Куда скажешь.

— Давай в Америку, — предлагала она.

— Хорошо, давай в Америку, — не возражал он. — Только у меня нет паспорта.

Паспорт ему не светил — любая попытка легализоваться и получить документы сразу обернулась бы для него безрадостными армейскими буднями. А в армию он идти не хотел, тем более теперь, когда она ждала его каждым утром в своей горячей от солнца квартире, сидя на широком некрашеном подоконнике и болтая в воздухе длинными печальными ногами. Но кто сможет удержать тебя, если тебе очень захочется уехать?

***

События, совершившись и растворяясь в прошлом, приобретают непривычный вид, словно любимые фильмы, которые и не пытаешься посмотреть заново, наперед зная, что лучше ничего заново не смотреть, лучше оставить все как есть, ведь все, что тебе нужно, ты помнишь и так, а то, что забыл, очевидно, и не стоило того, чтобы его помнить. И никакими попытками все повторить, никакими возвращениями на места событий и геройских поступков не воссоздашь главного — того влажного мартовского неба, что висело над головой, гоня тебя вперед, в темную ночь, ведя тебя сквозь города и реки, сквозь кордоны и блокпосты. И поскольку нет никакой возможности его воссоздать, то не стоит понапрасну тратить силы. Лучше ограничиться скрупулезным пересказом. Наше прошлое заслуживает пересказа, так же, как и наше будущее, которое мы выстраиваем своим усердием, настойчивостью и каждодневным неодолимым бешенством.