Читаем без скачивания Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

— Наденьте вашу повязку.

Поанти тотчас повиновался. У него не было ни воли, ни силы. Герцогиня и Дениза вошли в спальню. Дениза была бледна, и синие губы ее дрожали, а глаза горели. Только никто этого не приметил. Герцогине некогда было заниматься молодой девушкой, а Поанти с завязанными глазами не мог ее видеть.

— Проводи этого господина туда, где ты его нашла, — сказала герцогиня де Шеврез Денизе, отведя ее в сторону и говоря тихо, — а в особенности, — прибавила она, — не проболтайся ни одним словом.

— Будьте спокойны, — ответила Дениза со странным выражением, — я не способна изменить вам.

Она дотронулась до рукава полукафтанья Поанти кончиками пальцев, как будто ей было противно или страшно. Потом она сказала тоном спокойного равнодушия:

— Если вам угодно следовать за мною, то я провожу вас до кареты.

Вместо всякого ответа молодой человек позволил увести себя.

XVIII

Пасро, упорно желая поймать двух зайцев в один капкан, попадает сам впросак

Прежде чем последуем за каретой, которая отвозила Поанти и Денизу к Самаритянке, мы должны вернуться к тому времени, когда молодые люди сходили с Нового моста и садились в карету, которая увозила их в отель Шеврез.

В ту минуту, когда карета тронулась с места, из-за угла, образуемого парапетом моста, вышел человек. Дениза и Поанти прошли в двух шагах, не приметив его. Человек этот ползком следил за ними, без сомнения, для того, чтобы они его не приметили. Сделав десять шагов, он медленно приподнялся. Он не мог видеть карету в темноте, но легко мог судить по стуку колес на мостовой не только о ее направлении, но почти и о расстоянии, которое она проехала.

— Понимаю, — сказал он, — это фальшивый путь. Ему завязали глаза и повезли дальней дорогой для того, чтобы он не знал, куда его везут. Я еще поспею.

Тогда он спустился с моста к набережной и вместо того, чтобы идти по тому направлению, по которому поехала карета, быстро направился к Лувру. Человек этот был Пасро. Он не потерял времени накануне вечером по выходе от кардинала. Ненависть более всех страстей подстрекает нравственную энергию. А Пасро чувствовал к своему сопернику ту желчную ненависть, которую могут чувствовать только такие натуры, в жилах которых течет желчь вместо крови. Не считая того, что он уже не сомневался в отношениях, существовавших между Денизой и Поанти после того, как видел собственными глазами, что Поанти вышел из дома молодой девушки, он чувствовал к Денизе ненависть такую же сильную, как и к Поанти. Утомленный поспешным бегом и опасными прыжками, которые он принужден был делать, когда гнался за Поанти и нищим, он вернулся в свою комнатку на улице Прувер по выходе из кабинета Ришелье не для того, чтобы отдыхать, но чтобы подумать на свободе. Надо было вернуться на улицу Этюв на то место, где Поанти наклонился и поднял носовой платок, который уронил его спутник. Это было не очень легко. Было уже темно, когда это сделалось, и Пасро, пробираясь в двадцати шагах позади двух товарищей и занятый исключительной заботой не потерять их из вида, а особенно чтобы они не приметили его, не обратил ни малейшего внимания на упавший и поднятый платок. Только гениальность кардинала показала ему важность этого обстоятельства, по наружности такого незначительного. Но теперь вся надежда его ненависти сосредоточилась в этом открытии. Носовой платок, брошенный на землю, был знаком, условленным заранее, и должен был указывать на какое-нибудь место. Очевидно, это место не могло быть мостовой, а одним из домов в этой улице. Ключ, отданный нищим Поанти по выходе из лодки, должен был принадлежать какой-нибудь двери, а дверь дому. Дом этот и надо было найти, потому что, найдя его, там можно было встретить Поанти. Еще не рассвело на другой день, а Пасро уже был на улице Этюв, ощупывая стены, считая двери, стараясь припомнить, в каком месте упал платок, и Поанти наклонился, чтобы поднять его. Но, несмотря на свои усилия, он мог только дойти до предположений до такой степени неопределенных, что сознался в невозможности серьезно положиться на них. Тогда он решился дождаться рассвета. Улица Этюв, не будучи коротка, не была также и длинна. Более внимательный осмотр домов днем, в случае надобности даже ловкий допрос обитателей, наверно, помогут Пасро узнать то, чего он желал с таким отчаянным нетерпением.

Он ждал. Когда настал день, он терпеливо принялся за дело. Но тут ему встретились затруднения, которых он не предвидел. Улица Этюв, сделавшаяся впоследствии грязной и жалкой, была в то время, по случаю своего соседства с Лувром, одною из самых аристократических улиц в Париже. Тут жили по большей части вельможи, приехавшие из Италии с Катериной Медичи. Но жестокие войны Лиги оставили там жестокие следы. Многие из этих домов были заперты уже давно. После двух часов бесполезных поисков Пасро не узнал ничего. Но наконец тот дом, в котором действительно была отведена квартира Поанти, остановил его внимание по крайней своей ветхости и таинственному виду. Пасро стал расспрашивать чулочника, лавка которого находилась напротив этого дома. Чулочник сказал ему, что в этом доме прежде жил, но очень давно, какой-то итальянский вельможа, который там и умер, и что с тех пор этот дом был брошен.

— Я более двадцати лет продаю здесь обувь, — прибавил он, — но никогда не видал там живой души.

Пасро овладел припадок безумного бешенства. Мысль, что он оставит на этой улице человека, которого он ненавидел более всего на свете, который непременно погиб бы, если бы он его нашел, и который, вероятно, спасется, потому что он не мог его найти, — эта мысль душила его, так что на губах выступала пена. Потом к этому примешалось самолюбие и еще увеличило бешеную ненависть. Что подумает о нем кардинал, похваливший его ум?

Он решался уже, однако, уйти, когда вдруг вспомнил, что в лавке чулочника он видел большое объявление о том, что отдается комната внаймы. Это было последнее средство.

«Он теперь живет на этой улице, это верно, — думал Пасро, — и кардинал прав. Носовой платок указывал ему на дом, в котором он должен жить, а ключ этот должен был отворить ему дверь. Но который это дом? Чтобы найти его, пришлось бы осматривать все, с погреба до чердака. Это невозможно. Только можно рассудить таким образом: вошел он туда ночью и выйдет ночью. Но выйти он должен. И если бы мне пришлось караулить его десять ночей кряду, я увижу же его наконец на этой улице».

Чрез десять минут Пасро нанял комнату в доме чулочника. По счастливой случайности, эта комната находилась на втором этаже и имела два окна на улицу, так что можно было следить глазами с одного конца улицы до другого, справа и слева. Пасро решил сейчас, что он переедет на новую квартиру на другой же день. Но так как он был убежден, что Поанти не покажется днем, ему не оставалось ничего больше делать, как бродить около отеля Шеврез. Там видел он накануне мнимого нищего, спутника Поанти, который, сняв с себя нищенский костюм, мог не иметь причин не выходить днем. Пасро, как он хвастался кардиналу, рассчитывал узнать его в каком бы то ни было костюме, если увидит его случайно. Он вышел с улицы Этюв на улицу Сент-Онорэ и не сделал и десяти шагов, как вдруг отскочил назад, ища глазами какого-нибудь углубления, чтобы спрятаться. Он приметил среди улицы молодую женщину, направлявшуюся в его сторону, и в этой молодой женщине узнал Денизу. Дениза так далеко от Валь де Граса и в том квартале, где находился Поанти! Куда же шла она? Дениза не дала ему времени отыскивать разрешение этого вопроса. Из-за угла той двери, где он спрятался, он увидел, как она вошла в отель Шеврез, не в скрытую дверь, в которую вошел человек накануне, а в ворота, как женщина, не желающая скрывать своих поступков. Правда, молодая девушка не приметила его. Пасро нечего было спрашивать себя, куда она идет. Он это знал, только ему хотелось угадать, зачем она пришла в отель Шеврез, а это было если не невозможно, то, по крайней мере, очень трудно. К кому адресоваться, чтобы это узнать? Дверь отеля была отперта, и перед этой дверью на улице стояли зеваки. Дениза принуждена была пробираться между ними. Пасро, в уверенности, что молодая девушка не оглянется и что он не рискует быть замеченным ею, подошел к отелю и присоединился к толпе, а сам между тем рассуждал таким образом: