Читаем без скачивания Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Рокоссовские ехали на последней повозке. Настроение у Юлии Петровны было гораздо хуже, чем тогда, когда она ехала по степям Монголии. Там был вместе с ними муж, была надежда и не было лишений и страданий, которые они испытывают сейчас. Думала ли она когда-нибудь, что на ее долю выпадет в жизни столько мытарств и горя? Только ожила после освобождения мужа, и вдруг на тебе — новое испытание.

Ада полулежала на соломе и, прищурив глаза от солнца, с тоской смотрела вдаль, куда степь уходила за горизонт. Она была похожа на оперившегося, но не умеющего летать, выброшенного из гнезда птенца.

Под утро следующего дня они доехали до села Федоровка. Оно раскинулось в степи недалеко от истоков реки Ишим, в низовьях которой Рокоссовский когда-то воевал с колчаковцами. Вокруг зрела пшеница, за деревьями едва просматривались дома. Вдоль улицы по арыкам бежала мутная вода. В селе насчитывалось около пятисот домов.

Рокоссовских поселили в доме Лузанна. Отец семейства, Тимофей Иванович, мужчина лет сорока пяти, без кисти правой руки, которую он потерял на уборке урожая, отвел им комнатушку — четыре шага в ширину и пять — в длину.

Дом по деревенским меркам был просторным — четыре комнаты. У хозяйки дома, полной неулыбчивой женщины лет сорока, Анны Владимировны, было шестеро детей. Старший сын сидел где-то в тюрьме за отказ в армии брать в руки оружие, две девочки и один мальчик ходили в школу, а двое детей были еще малышами.

В доме было чисто. Он был обставлен самодельной мебелью, окна занавешены светлыми шторами. В каждом углу комнат, почти под самым потолком, находились выписки из Евангелия. Они были в рамах и под стеклом. В комнате Рокоссовских было написано: «Отдай сердце твое мне. Притч. 23,26».

Самая большая комната была предназначена для собраний братьев и сестер — так называли друг друга баптисты. Тимофей Иванович Лузанн был духовным наставником секты.

Лузанны появились здесь более века тому назад из Пензенской губернии. Они добрались сюда, как сотни и тысячи других, в поисках лучшей жизни и новой доли.

Юлия Петровна устроилась учительницей в местной школе, а Ада пошла учиться в седьмой класс.

Прошло более семи месяцев. Жизнь Рокоссовских мало-помалу вошла в определенную колею. Хозяин и его жена называли Юлию Петровну «сестрой» и к ее дочке относились по-родственному.

Иногда появлялся комендант, учинял допросы и, удовлетворенный ответами, надолго исчезал.

За это время Рокоссовская написала в разные инстанции, по различным адресам около десятка писем, но ни одного ответа не получила — или плохо работала здешняя почта или людям, которым она писала, в эту тяжелую пору было не до писем.

Вроде бы все шло своим чередом. Но Рокоссовская начала замечать какие-то странности у дочери: то она замыкалась в себе и не хотела вступать в разговор с матерью, то она пропускала уроки в школе и неизвестно где пропадала, то на вопросы матери отвечала: «Мама, на все Божья воля».

Сначала Рокоссовская пыталась объяснить эти странности в поведении дочери тем, что ей уже шел семнадцатый год и в этом переломном возрасте могли быть различные причуды. Тем более ее детство было связано с трагическими переживаниями и в течение трех лет оно проходило в постоянном страхе. «Может быть, прошлое и незавидное настоящее будоражат душу ребенка», — думала мать. Но когда она начала глубже анализировать ее поступки, взвешивать, сопоставлять, то пришла к выводу: дочь попала под чье-то сильное влияние и запуталась в каких-то неведомых тенетах.

В один из апрельских дней, это было как раз в субботу, когда баптисты собирались на моление, Юлия Петровна отпросилась с уроков и пришла домой. Ада в это время должна была учить уроки, но в комнате ее не было. Мать не нашла ее и на скамейке у дома, где она часто читала. А тем временем из большой комнаты доносилось заунывное, выворачивающее душу песнопение.

Рокоссовская незаметно вошла в полуоткрытую дверь затемненной комнаты, и кровать у нее прилила к лицу. Рядом с Тимофеем Ивановичем стояла ее Ада и самозабвенно страдальческим голосом пела:

Если путь мой темен, враг идет с грозой,Все же слышу ясно: «Я, дитя, с тобой».Лик его на небе буду видеть я.Буду петь там вечно: не оставь меня.

Лицо дочери и глаза дышали каким-то странным вдохновением, какого никогда она за ней не замечала. Когда протяжные голоса хором подхватили песню, Рокоссовская не выдержала и незаметно вышла.

В течение нескольких дней мать уговаривала, просила, убеждала дочку не ходить больше на собрания баптистов и порвать с ними все отношения, но та стояла на своем.

— Мама, — говорила она, — нет другого пути, чтобы обрести спасение. Со мной бесполезно разговаривать на эту тему: я все равно буду с ними. Там, на небесах, открыта книга жизни. Придет перекличка, и если мы в этой книге не записаны, то в Царство Божие не попадем.

Рокоссовская выяснила, что исподволь, почти ежедневно, кода мать с утра до вечера была занята в школе, Лузанн проводил с Адой беседы и его слова легли на благоприятную почву — открытая и добрая душа ребенка приняла баптистские догмы за истину. Она пыталась поговорить с духовным наставником баптистов, но тот неизменно отвечал:

— Юлия Петровна, не берите грех на душу. Господь полюбил Вашу дочь. Как дышит в семени цветок, а дерево в зерне, так и Бог живет в Вашей дочери.

Рокоссовская вынуждена была написать родному брату в Новосибирск, чтобы он принял их. Она разыскала его только несколько недель тому назад и знала, что брат после десяти лет лагерей (это он воевал на стороне атамана Семенова, а потом перешел со своей сотней в ряды Красной Армии) стал инвалидом. Другого выхода у нее не было — она могла потерять дочь. В мае Рокоссовская получила письмо от брата, который согласился принять их в свою семью. Учителя собрали денег на дорогу, и Рокоссовские с разрешения коменданта выехали в Новосибирск.

Ада попала в совершенно другую обстановку и вскоре забыла о своих увлечениях. Юлия Петровна устроилась работать на почту и в июле 1942 года написала обстоятельное письмо в Генеральный штаб, где сообщила свой адрес и просила его передать на фронт мужу. В это время уже вовсю гремело имя Рокоссовского в газетах и по радио. Она могла бы узнать о муже и раньше, но в семьях баптистов не читали газет и не слушали радио.

Глава двенадцатая

После зимнего наступления Советская Армия все же вынуждена была весну 1942 года встретить в обороне. Войска вгрызались в мерзлую землю, минировали подступы, ставили различные заграждения. А Ставка и Генеральный штаб разрабатывали план дальнейшего ведения войны.

Страна продолжала активно помогать фронту. К маю 1942 года в действующей армии насчитывалось более пяти миллионов человек, около четырех тысяч танков, более двух тысяч самолетов.

Рассчитывая на обещанное союзниками открытие второго фронта, располагая такими силами, Верховное Главнокомандование намеревалось не только ограничиться активной стратегической обороной, но и провести ряд наступательных операций: под Ленинградом, на смоленском и курском направлениях, в районе Харькова и в Крыму.

Оценивая стратегические планы противника, Ставка и Генштаб считали наиболее вероятным с его стороны удар на Москву с обходом столицы с юго-запада. Но, как показали дальнейшие боевые действия, наши стратеги просчитались.

Немецко-фашистское командование тоже активно готовилось к весне 1942 года. Раз молниеносная война провалилась, пришлось думать об изнурительной затяжной войне.

Гитлеровскому военному руководству удалось к маю этого года сосредоточить на восточном фронте более шести миллионов солдат, свыше трех тысяч танков и почти три с половиной тысячи самолетов.

Гитлер и его окружение пока не теряли оптимизма. В директиве № 41 от 5 апреля 1942 года фюрер ставил перед войсками задачу «снова овладеть инициативой и навязать свою волю противнику». Главный удар предусматривалось нанести не там, где предполагало советское руководство, а «на южном участке, с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтяные районы на Кавказе и перейти через кавказский хребет».

В начале мая развернулись ожесточенные бои, где советские войска потерпели ряд неудач. В середине мая войска Крымского фронта оставили Керчь, пал Севастополь. Под Харьковом фашисты окружили большую часть Юго-Западного фронта. Гитлеровское командование развернуло масштабную подготовку к главной летней операции — удару на Сталинград и Северный Кавказ.

Вот в такой обстановке в конце мая 1942 года Рокоссовский, восторженно встреченный сослуживцами, вновь принимает командование 16-й армией. Именно в этот момент готовилась частная наступательная операция. Армии Рокоссовского и 61-й армии М. М. Попова предстояло отвлечь внимание фашистов от подготовки наступления на правом фланге Западного фронта.