Читаем без скачивания Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

В обеих армиях не хватало людей, и они не могли создать группировку для прорыва фронта. За короткий срок к предстоящему бою было подобрано все, что можно было найти, — из госпиталей возвратили подлечившихся солдат и командиров, под ружье поставили многих работников тыла. Но и это не помогло.

В конце мая началась операция. Пехота с приданными ей танками сумела потеснить противника, но развить успех не удалось. В ходе боя обнаружилось, что танковый корпус, составляющий резерв армии, расположился слишком далеко от исходных позиций, завяз в заболоченной местности и не успел вступить в бой. За это время противник подтянул свежие силы и остановил пехоту. Этот просчет послужил хорошим уроком для командования армии, особенно для начальника штаба Малинина, который, как бывший танкист, сам взялся вводить в бой танковый корпус.

К тому же, стремясь выиграть время для переброски войск, немцы использовали авиацию, которая продолжала господствовать в воздухе. Вклинившись в оборону противника на глубину до десяти километров, армия по приказу командарма перешла к обороне.

Не имела успеха операция, проведенная и в июне 1942 года. Когда все было готово к операции, Рокоссовский находился на НП, устроенном на высоте, откуда прекрасно было видно поле, на котором должно было развернуться наступление.

Из тыла к позициям одной из дивизий подъехал командующий фронтом Жуков. Он был в плащ-палатке, в простой офицерской фуражке. Его «газик» ничем не отличался от обыкновенных батальонных машин. Он слышал ругань уставших солдат и офицеров.

Он подъехал к одному из командиров, на которого указали солдаты.

— Майор, почему у тебя такие злые подчиненные?

— Я сам скоро залаю собакой! — ответил командир полка, почти не глядя на командующего фронтом.

— Чем же ты так расстроен?

— Всю зиму и весну наступаем и наступаем! Азиатские верблюды и то не выдержали бы. В полку осталось чуть более двухсот человек! — майор оторвал глаза от планшета и в испуге произнес: — Извините, товарищ командующий!

— Ничего, майор, ничего, — успокоил его Жуков. — Здесь где-то должен быть командующий армией Рокоссовский.

— Он вот на той высоте, — указал майор, — в трехстах метрах отсюда.

— Держись, майор! Держись! — сказал Жуков и направился к командующему армией.

Когда, после короткой артподготовки, пехота ворвалась в траншеи неприятеля, генералы, увлеченные боем, вылезли из окопа и стали наблюдать за наступлением.

— Хорошо, молодцы! Я так и думал! — говорил Жуков, не отрывая глаз от бинокля. — Так, так их, проклятых фашистов!

Рокоссовский закурил и удивленно уставился в небо. Увидев девятку штурмовиков, он потянул за полу палатки Жукова и крикнул:

— В укрытие!

Как только генералы завалились в окоп, вокруг раздались оглушительные взрывы, с бруствера посыпалась земля, завизжали осколки…

Жуков, заметив звезды на фюзеляжах самолетов, сказал:

— Это наши штурмовики осваивают реактивные снаряды.

— Они специально бьют по командующему фронтом, чтоб убедить его, что они мастера своего дела, — произнес Рокоссовский, примостившись к стенке окопа. Плечи у него тряслись от смеха. — Хочешь не хочешь, а придется поощрять.

Отряхивая пыль с гимнастерки, Жуков что-то буркнул себе под нос и замолчал. К полудню войска 16-й армии были остановлены и по приказу командующего фронтом перешли к обороне. На этом ее наступательные действия под командованием Рокоссовского закончились.

В самом начале июля командарм находился на КП и заслушивал заместителей и начальников служб по результатам поездки в войска.

— Товарищ командующий, на ВЧ Жуков. Просит вас к телефону, — доложил дежурный штабист.

Поздоровавшись, командующий фронтом спросил:

— Как ты считаешь, Малинин справится с должностью командарма?

— Да, разумеется, — ответил Рокоссовский, взглянув на начальника штаба. — Это очень толковый генерал. А в связи с чем возник этот вопрос?

— Ставка предполагает назначить тебя командующим Брянским фронтом. Есть возражения?

— Может, не стоит уходить мне из армии?

— Это решено окончательно, — категорично заявил Жуков. — Предупреди Малинина и немедленно выезжай в Москву.

В Москве только что прекратился дождь; по небу, толкая друг друга, уходили на юг облака; то в одном, то в другом месте между ними появлялись прогалины, из которых выглядывало солнце. Кое-где на асфальте блестели лужи; сердитый ветер стряхивал с деревьев последние капли дождя.

Когда машина с кремлевским пропуском мчала Рокоссовского к Боровицким воротам, он думал не о том, как в 1937 году он шел сюда пешком в Большой Кремлевский Дворец — это уже давно прошло, — а о том, что скажет ему сегодня Сталин. После их откровенной беседы в Кремле прошло около года. «Каким он будет сегодня, — подумал Рокоссовский. — Таким же откровенным, как и тогда, или же совсем другим?»

Когда Рокоссовский вошел в кабинет к Сталину, тот встал из-за стола, накрытого картой, и, выйдя навстречу, произнес:

— Здравствуйте, Константин Константинович. — Он поднял глаза на вошедшего. — Как вы себя чувствуете после ранения?

— Я уже об этом начинаю забывать.

Сталин жестом попросил генерала сесть, а сам направился к столу и начал набивать свою знаменитую трубку.

Рокоссовский не заметил в нем особых перемен, разве что он немножко постарел и чуть осунулся.

Присматриваясь к Рокоссовскому, Сталин прикурил трубку, медленно подошел к столу, заглянул в карту.

Бросив мимолетный взгляд на карту, генерал заметил: на ней были нанесены позиции наших фронтов, армий и основные группировки противника.

— Вам придется командовать Брянским фронтом, — начал тихим голосом Сталин, нагнувшись над картой. — Обстановка под Воронежем сложилась для нас весьма неудачно. — Дымя трубкой, он начал прохаживаться по ковровой дорожке. — И это несмотря на то, что командование Брянским фронтом имело в своем резерве четыре танковых и два кавалерийских корпуса, четыре стрелковых дивизии и несколько отдельных танковых бригад. Имея такие силы, — продолжал Сталин, махнув трубкой, — Брянский фронт не только не отразил наступление противника на Курско-Воронежском направлении и не уничтожил армейскую группу гитлеровцев «Вейс», но и позволил ей прорваться на глубину 150–170 километров. — Он подошел к генералу, заглянул ему в глаза и спросил: — Как вы думаете, товарищ Рокоссовский, имеем мы право воевать так бездарно?

Рокоссовскому ничего не оставалось, и он вынужден был ответить:

— Бездарно мы воевать не должны, товарищ Главнокомандующий.

— Вот результат беспомощного командования фронтом, — произнес Сталин, усаживаясь за стол. — Фашисты форсировали Дон и ворвались в Воронеж… Мы разделили Брянский фронт на два. Часть его войск отдали Воронежскому фронту, а пять армий и два корпуса оставили вам.

— Какая моя основная задача, товарищ Главнокомандующий? — спросил Рокоссовский, чувствуя, что разговор подходит к концу. Сталин подошел к генералу и после некоторого раздумья сказал:

— Первейшая ваша задача — это не дать противнику прорваться к северу вдоль западного берега Дона.

Рокоссовский встал, собираясь уходить.

— Если у вас имеются на примете отдельные работники, — сказал Сталин, хитро улыбнувшись, — то я помогу вам заполучить их для укомплектования штаба и управления Брянского фронта.

— Я был бы рад у себя видеть М. С. Малинина, Г. Н. Орла, В. И. Казакова и П. Я. Максименко.

Сталин подошел к столу, записал эти фамилии и, раскурив погасшую трубку, добродушно произнес:

— На днях они будут в вашем распоряжении.

— Спасибо!

— Константин Константинович, мы надеемся на вас, — протянул руку Сталин. — Успехов вам.

Солдаты и генералы Брянского фронта сразу же почувствовали опытную руку военачальника. Заместитель командующего фронтом по формированиям П. И. Батов вспоминает:

«К. К. Рокоссовский не любил одиночества, стремился постоянно быть ближе к своему штабу. На Брянском фронте чаще всего мы его видели у операторов или в рабочей комнате начальника штаба. Придет, расспросит, над чем товарищи работают, какие встречаются трудности, поможет советом, предложит обдумать то или иное положение. Все это создавало удивительно приятную атмосферу, когда не чувствовалось ни скованности, ни опасения высказать свое мнение, отличное от суждений старшего. Наоборот, каждому хотелось смелее думать, смелее говорить. Одной из прекрасных черт командующего было то, что он в самых сложных условиях не только умел оценить полезную инициативу подчиненных, но и вызывал ее своей неугомонной энергией, требовательным и человечным обхождением с людьми. К этому нужно прибавить личное обаяние человека широких военных познаний и большой души.