Читаем без скачивания Король на краю света - Артур Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тэтчер кивнул и попытался сказать то, что сказал бы любой целитель, свободный от чувства вины или страха:
— Надеюсь, я смогу помочь. Его ве-ве-ве… величеству.
Николсон наклонил голову и пристально посмотрел на Тэтчера.
— Вы знаете, где находитесь, доктор?
— Что? Да, конечно, знаю, — сказал Тэтчер и схватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
Английский дипломат повел доктора наверх, по коридорам дворца и, что удивительно, мимо приемной, которая была его предыдущей комнатой ожидания. Короля перенесли на другую кровать в другие личные покои. Грязь и экскременты королевского тела превзошли любую способность содержать помещение в достаточной чистоте.
Преподобный Споттисвуд, лакеи, джентльмены, камердинеры и слуги, несколько вооруженных людей, королева Анна и две дамы, отец Фойл и доктор Крейг — все стояли в маленькой спальне, не зная, что делать или как лучше себя вести. Песик Пабло, успокоившись, сидел на скамейке возле кровати и следил за происходящим. По прибытии Николсона и Тэтчера Крейг, весь в поту и на грани паники, все равно двинулся к двери, чтобы предотвратить оскорбительное турецкое вторжение. Николсон — более высокий, широкоплечий и энергичный — просто оттолкнул доктора в сторону и повел Тэтчера за руку, доставив врача к постели пациента.
— У вас будет все необходимое. Пожалуйста, приступайте немедленно.
Затем Николсон повернулся к остальным присутствующим и властно объявил:
— Прошу вас, оставьте короля и его врача в покое. Ваше величество, — прибавил он, обращаясь к королеве более спокойным тоном, — для обследования пациента доктору потребуются тишина и уединение.
Николсон начал сложный дипломатический и логистический процесс перемещения сопротивляющихся или послушных участников из комнатки через три доступные двери, сортируя аристократов в соответствии со своими собственными методами.
Когда зрители расступились и подчинились приказам Николсона, Тэтчер смог увидеть свою жертву-пациента. Король ослабел, его почти парализовало, и при виде изнеможения и ужасных страданий Якова — дрожащего, несмотря на одеяла, грязного, несмотря на заботу слуг, задыхающегося и едва ли способного говорить, — Тэтчер ощутил глубину собственного отчаяния. Пересохший кончик королевского языка метался в поисках влаги, а на потрескавшихся губах появились белые прожилки сгустившейся слюны, как будто ему зашили рот.
— Ваше величество, — сказал Тэтчер.
Ему пришлось наклониться ближе, чтобы услышать, как король тихо ответил:
— Shah mat.
Страдания молодого человека в пустой комнате, скорбь песика, наблюдающего за хозяином с собственническим беспокойством, несколько месяцев странной дружбы между новообращенным турком и шотландским королем, а теперь эти два слова на персидском языке: все это подействовало на Тэтчера, и он сразу повернулся к Николсону, который чуть ли не выталкивал последних сопротивляющихся за дверь. Тэтчер отчаянно хотел покончить с болью молодого короля.
— Знаете, я думаю, в моей комнате есть кое-что, и я могу попробовать это применить, кое-какие препараты, травы…
На лице Николсона отразилось безошибочно узнаваемое, сильное разочарование.
— Что за ерунда, друг мой! Даже я знаю, как надо поступать в таких случаях, доктор. Сперва ставят диагноз, потом выбирают лечение. — Дипломат почти кричал. — Сэр, нужен точный диагноз!
— Я не знаю, что делать, — пробормотал Тэтчер.
При этих словах Николсон, который успел переселить почти всех в три соседние комнаты, повернулся и посмотрел на короля и доктора.
— Я весьма опечален необходимостью задать этот вопрос, но… если не случится великого озарения, король умрет?
— Разумеется, нет, — буркнул потный доктор Крейг, все еще медля, и Николсон сразу же выпихнул его и мальчика-слугу из спальни.
Король с усилием перевел взгляд на Тэтчера.
— Я умру, турок?
— Ваше величество, я боюсь… Я боюсь…
— Говорите, — приказал Николсон.
— Я боюсь, что пришло ваше время, — сказал Тэтчер.
— Да, — сказал король. — Я чувствую это нутром.
С этими словами Николсон закрыл двери в две из трех смежных комнат.
— Доктор Тэтчер. Посмотрите на меня. Посмотрите на меня, сэр. Сделайте вдох. Хорошо. Итак: поставьте определенный диагноз и действуйте соответственно и быстро, чтобы помочь ему так, как считаете наилучшим. Вы можете это сделать?
Тэтчер слегка кивнул, и Николсон, пятясь, закрыл за собой третью дверь, оставив только Тэтчера, Якова и чрезвычайно внимательного пса. Николсон действовал основательно; это был первый раз, когда Тэтчер оказался наедине с королем.
— Я в твоих руках, Мэтью, — сказал король, тратя последние силы на то, чтобы слова прозвучали по-доброму, как будто интуиция подсказала ему сбросить выученную царственность и в минуту уязвимости продемонстрировать любезность.
— И Бога, ваше величество.
Король издал те же звуки, что и многие другие люди, когда они болеют, но не могут разомкнуть губ, и все слова застревают в горле, далеко за языком. Мэтью Тэтчер знал, что королю оставалось еще несколько часов мучений, прежде чем он встретится со своим Создателем. Он был сильнее кролика, крупнее обезьяны, здоровее бедной, больной раком Маргарет. Но неумолимость времени сделалась очевидной, когда Тэтчер сосчитал пульс короля, осмотрел его язык, понюхал дыхание, прижал ухо к груди и послушал слабые и замедляющиеся удары сердца.
Яков снова пробормотал:
— Shah mat.
— Мой король. — Тэтчер почувствовал, как его собственный голос стал хриплым и медленным, движения конечностей затормозились, как во сне, когда перемещение требует мыслей и сил, на которые ты не способен.
— Что говорит… магометанин… когда смерть близка?
— Какое это имеет значение? Вы не турок, а король христианского мира.
— Исповедуется ли он святому человеку? Султан бы исповедовался?
Тэтчер подумал обо всех мужчинах, женщинах и детях, которых видел умирающими, — стойких, испуганных, несчастных, скорбящих, сердитых, смеющихся.
— Нет, мой король. Магометане не зовут священников. Аллах читает сердце праведника без какого-либо посредника между ними. — И в этот момент, наконец, Мэтью Тэтчер вспомнил и произнес правильные слова: — Как бы вы, ваше величество, ни общались с Богом, настало время заключить с ним мир.
— Я умру? Это точно?
— Да. Это несомненно.
— Я готов.
— Вы хотите, чтобы я кого-нибудь позвал?
— Нет. Мы стоим пред Господом, нагие. Никакого священника. Бог знает мое сердце с самого рождения. Вера, и только. Только верою… спасемся{65}. Я готов.
Мэтью Тэтчер держал за руку Якова Стюарта, чувствуя, как слабеющие пальцы пытаются сжать его ладонь и тем самым о чем-то попросить — может, не о жизни, а о признании каких-то заслуг. Глаза короля закрывались, и доктор позвал на помощь.
В тот же миг Джордж Николсон вошел в центральную дверь и закрыл ее за
