Читаем без скачивания Апокалипсис отменяется (сборник) - Коллектив авторов

– Где пятьсот, там и тысяча пятьсот… Проклятые… Проклятые!..

Стас тихонечко взвыл. Сам под стать Олегу: высокий, широкоплечий, мускулистый, с гладкой выбритой головой. Но сейчас боевик напоминает ребенка, у которого хулиганы отобрали подарок Деда Мороза.

Голос шефа прозвучал отрывисто и зло:

– А внедрять когда будут?

– Если верить газетчикам, уже начали.

– Ну-ну… А люди? Что говорят люди?!

Стас заскрежетал зубами, тусклый свет луны чуть коснулся лица, выдал брови, застывшие несчастным домиком. Олег взмолился:

– Стас! Не молчи!

– Люди не против. Большинство.

– Я должен посмотреть сам. Немедленно! – прошипел Олег.

– Увы. Аккумулятор сдох, вход в Интернет теперь заказан.

Гнев шефа пробился-таки наружу, голос сорвался на крик:

– Почему не достали новый?

Стас развел ручищами в отчаянном жесте, пропищал виновато:

– Устарели. Уже десять лет не выпускают. Даже у торговцев антиквариатом не найти, даже по глухим деревням…

– Брехня! Не может такого быть! Бабки хранят все, еще со времен монголо-татарского ига! В каждой зачуханной деревне, да что там деревне… В каждом вшивом интеллигенте живет Плюшкин! Это догма! – От возмущения Олег даже ногой топнул.

– Шеф, извини, но Плюшкины давно вымерли. Времена изменились…

– Времена? Времена всегда разные. Главное, чтобы человек не подстегивал события и знал, где пора остановиться.

Стас замялся, пытаясь подобрать слова, продолжил едва слышно, торопливо:

– Да, конечно. Но сейчас время не просто течет, оно мчится. Технологии как с цепи сорвались. Каждый день что-то новое, и каждый день что-то отмирает… Купить предметы… – мужчина подавился словом, – старины… нереально. Старье хранить невыгодно, сдать в утиль гораздо проще. Наши запасы… непополняемы.

Шеф зыркнул злобно, и собеседник тут же стих, потупился, на щеках проступил румянец.

– Приукрашиваешь. Как пить дать врешь. Просто лень как следует поискать. Мы в России живем, забыл?

– Россия изменилась. Как и мир, – буркнул Стас.

Олег тряхнул сжатыми кулаками, мышцы под футболкой вздулись, на щеках заиграли крупные бугорки желваков:

– Цыц, перхоть. Ничего не можете, только языками трепать. Интеллектуалы чертовы. Где был ваш мозг, когда эти… пробивали финансирование? А?! Задним умом мы все сильны! А я говорил! Я с самого начала предупреждал! Стоял посреди Красной площади один, как столб, и предупреждал! А на меня смотрели, как на полудурка, и милостыню совали!

– Ну кто же знал, что все зайдет так далеко…

– Я знал! Я! Все, хватит пререканий! Пора действовать.

Лето в самом разгаре, но от земли веет холодом. Ночное небо тоже теплом не жалует. За домом пустынное поле, в пятистах метрах чернеет неровная стена леса. Остальные домики в отдалении, смотрят глухими квадратами окон, провожают настороженными взглядами.

Олег невольно поежился, вновь ощутил странную пустоту внутри и вокруг. Память услужливо нарисовала картинку прошлого: палатки, шалаши, десятки костров и шумные компании возле пышных огненных шапок. Совсем недавно здесь было людно. Людно и весело. Лица несогласных светились решимостью, подбородки горделиво взмывали к небу. А теперь… теперь даже подраться не с кем. Кто-то ушел, кто-то трусливо сбежал, кто-то умер. А те, что остались, – божьи одуванчики, их мятеж сведен к интеллектуальным играм. Но даже на это не хватает времени.

Армия Сопротивления давно превратилась в отряд, и этот отряд медленно скатывается по кривой прогресса. В первый год посев пшеницы восприняли с радостью, как удивительное приключение. И хлеб молотили весело, обсуждали пользу натуральных продуктов, кляли синтетическую пищу, заменители и прочую химико-биологическую мерзость. Даже пиво сварили, настоящее, правильное! Но через тридцать лет энтузиазм стерся вместе с суставными хрящами. Приключение стало настоящим экстримом. Каждый день – битва, а главным врагом стал простой, животный голод. Думать некогда, даже голову к небу поднять… некогда.

Но сегодня Олег все-таки бросил короткий взгляд в космос, заскрежетал, запыхтел.

– Мрази, – наконец прошипел он.

Стас отозвался устало и отрешенно:

– Что не так?

– Что-что, – Олег фыркнул, поморщился, – ты небо давно видел?

– Ну… Вот сейчас вижу. Небо как небо.

– Нет… – протянул шеф. – Звезды глянь какие, как яблоки! И сверкают, сволочи, будто на генеральских погонах сидят.

Стас нахмурился, но к звездам в самом деле стал приглядываться.

– Ерунда.

– Нет, не ерунда, – сказал Олег. – Это означает, что слухи про w-топливо и прочие экологические сказки… дьявол, это действительно сильно. Это любой поймет, даже наши, – мужчина кивнул в сторону далеких домиков, – оценят.

В лунном свете лицо Стаса казалось серым, покатый череп изрезан глубокими морщинами, уголки рта стремятся к земле, выгибают рот в печальную линию. Он сбавил шаг, в голосе прозвучала неподдельная тревога:

– Шеф, ты уверен, что стоит нанести этот удар?

Олег отозвался насмешливо, звонко:

– Боишься подпалить шкурку?

– Не в этом дело. Я в знаки верю.

– Ну-ну.

– Серьезно. Не хотел говорить, но теперь все так совпало…

– Не мямли, Стас! Выражайся по-человечески! Четко, ясно, быстро! Ну?!

На лбу попутчика выступила легкая испарина, ровное лицо перекосилось болью:

– Они называют нас смертниками.

В тяжелом молчании звук шагов приобрел новый оттенок, усилился, напомнил грозную поступь пехоты. Чернота родного леса стала вдруг мрачной, двинулась навстречу, словно это не они шагают, а она – ползет, расправляет щупальца, тянет корявые руки, готовится схватить.

– А они, стало быть, бессмертники? Этакие Кощеи?! Эти идиоты не понимают, что через пару лет лишат человечество самого главного – бессмертия души! Душа не сможет уйти на покой, будет вечно страдать в земной плоти! Вечно! Мы последние, единственные, кто сохранил в себе изначальный закон, закон Природы!

– Они отрицают душу.

– Тем хуже для них. Вечная жизнь противоестественна! Неужели так сложно раскрыть глаза? Неужели так трудно увидеть вечные законы? Вот же они! На ладони! Вокруг нас! Неужели сложно?! – Олег горько хмыкнул и добавил уже рассудительно: – Люди ослепли.

– Но теперь, мы действительно… смертники. – Последнее слово Стас произнес с придыханием, споткнулся. Зашитые по карманам болты и гвоздики звякнули разом, звук отразился зловещей волной, мрачной, как окружающий пейзаж. – Если рассуждать здраво, – его голос упал до шепота, – этот шаг ничего не изменит. Мы даже не можем спрогнозировать эффект. Ну убьет кого-нибудь, пусть пару сотен, и что? Это жест отчаянья, тебе не кажется?