Читаем без скачивания Астроном - Яков Шехтер

– Это тактика. А я говорю о стратегии. Так вот, древние астрономы считали, что Всевышний сжал себя, освободив некое пространство от своего жесткого присутствия, и в возникшем вакууме создал наш мир. Он окружил его небесной сферой, той, что изображали на старинных картинах, как непроницаемый купол. Он и в самом деле непроницаем; материи нашего мира невозможно проникнуть за очерченные пределы.

Миша глядел на Киву Сергеевича в полнейшем недоумении. Его ученый учитель вдруг принялся рассказывать сказочки. Кива Сергеевич заметил его взгляд.

– Тебе это кажется наивным. Но не все, что наивно – нелепо. Я знаю, чего ты ждешь. Умных слов, терминов и математических выкладок. Самая невероятная чушь, облаченная в роскошные одежды лживой учености, сегодня воспринимается как святая истина. Хорошо. Будь по-твоему.

Есть мистическое соотношение между числами. Соотношение, указывающее на гармонию, царящую в мире.

Вот безразмерная постоянная, объединяющая все физические константы. Заряд электрона в квадрате, разделенный на постоянную Планка и скорость света. Примерное значение равно единице деленной на сто тридцать семь. Понятно?

Кива Сергеевич строго посмотрел на Мишу.

– Понятно.

– Тогда идем дальше. Это число – масштаб мира. Не километры, не метры, а число, одинаковое в любой системе единиц. Два яблока, или две галактики, или два световых года. Два – оно всегда два. И великий вопрос: меняется ли эта постоянная во времени и пространстве? Стоит ее трансформировать, и мы окажемся за пределами сферы, ограничивающей наш мир. А теперь скажи мне, что такое чудо?

– Ну-у-у – снова протянул Миша. – Чудо, это когда дважды два не четыре, а пять.

– Поцешне! – Кива Сергеевич одобрительно кивнул. – Чудо – изменение законов сохранения энергии и импульса. Эти законы – однозначное следствие однородности пространства и времени. Свойства пространства одинаковы в Кургане и в Стамбуле. Один и тот же опыт дает идентичные результаты в Мельбурне и Варшаве именно потому, что пространство, нас окружающее – однородно. То же и со временем. Сегодня и вчера, так мы считаем, оно одно и то же. Но число Двойры, которым оперируют ученые, недостаточно велико для такого рода выводов. Ты знаешь, что такое число Двойры?

Миша отрицательно покачал головой.

– Число Двойры суть отношение характерного времени процесса, то есть времени необходимого для того, чтобы произошли существенные изменения, ко времени эксперимента. В книге пророчицы Двойры, Деборы по-русски, есть фраза: «Если долго смотреть, текут даже горы». Эксперимент должен быть продолжительным и тогда можно увидеть недоступное быстрому взгляду. Когда ты шлифовал линзу, могли ты предположить, что имеешь дело с жидкостью?

Миша оторопел.

– С жидкостью? – переспросил он.

– Да, именно с ней. Стекло – это ведь жидкость, только течет она очень медленно. В старинных соборах, которые восстанавливали после первой мировой войны, профиль стекол оказался трапециевидным. Они простояли в витражах почти тысячу лет, без прикосновения руки человеческой, и…. потекли. В этом эксперименте число Двойры достаточно велико, и перед исследователем открываются неожиданные качества процесса. За год или два наблюдений такого не увидишь!

Так вот, мы предполагаем, будто за прошедшие тысячи лет окружающий нас мир не изменился. Только предполагаем, потому, что наблюдения за ним велись совсем с иных позиций, а полностью доверять записям древних египтян или финикийцев мы не можем. Все существующие исторические теории базируются на времени полураспада радиоактивных веществ. Так определяется возраст археологических находок, костей динозавров и прочих ископаемых диковинок. Но кто сказал, что восемьсот лет назад период полураспада был таким же, как сегодня? Человеку хочется видеть мир неизменным, поэтому он предполагает, что и свойства времени остаются постоянными. На языке формул все это выглядит так:

А означает сие, что если функция Лагранжа не изменяется от точки к точки, то пространство нас окружающее – однородно. Понял?

– Нет, – честно признался Миша.

– И не можешь понять, – моментально ответил Кива Сергеевич. – Для этого тебе еще учиться и учиться. Так что реплики о масонах и тамплиерах в дальнейшем оставляй при себе. Иначе я буду говорить с тобой только формулами.

Он встал со своего места, подошел к телескопу и, словно углядев на тускло мерцающей поверхности металла темное пятнышко, дыхнул на него и тщательно затер рукавом. Потом вернулся к столу, сел напротив Миши и заговорил. Тихо, словно взвешивая, пробуя на вкус каждое слово.

– Слухай внимательно. Сегодня я хочу рассказать тебе о том, что в последние годы волнует меня больше всего на свете. Наверное, ты догадываешься, что Бэкон зашифровал свой трактат вовсе не из-за сведений о драконах, какими бы интересными они тебе ни казались. Великий монах удивительным образом прикоснулся к самой глубокой, самой волнующей тайне нашего мира. Вряд ли он добрался до нее своим умом. Во второй части трактата Бэкон намекает на встречу с «халдейским астрономом», который помог ему «увидеть скрытое и прикоснуться к сокровенному». Наука того времени не располагала математическим аппаратом нашего времени, но, понимая суть вещей, можно формулировать самые сложные вещи с помощью самых простых слов.

Итак, тайна состоит в том, что в пространстве нашего мира его Создатель оставил несколько брешей, проходов в иное измерение. Выражаясь современным языком, это те самые точки, где функция Лагранжа изменяется, а ЕІ/NC имеет совсем другое значение.

Кива Сергеевич остановился, словно переводя дыхание. Кадык несколько раз дернулся, пропуская слюну. Миша допил чай и поставил кружку на столик.

– Хочешь еще?

Миша отрицательно покачал головой.

– А где они находятся, эти самые бреши?

Кива Сергеевич одобрительно хмыкнул.

– О! Быка за рога. Их расположение и есть часть тайны. Бэкон называет три такие точки. Одна из них находилась в святая святых Иерусалимского Храма, и после его разрушения, видимо, сменила месторасположение. Вторая тоже располагается на Святой Земле, но где – никто не знает. Бэкон предполагает, что это или Шило, где находился передвижной Храм, или Назарет, место, на котором когда-то стояли ясли и над которым волхвы увидели звезду, или гробница патриархов в Хевроне, где по преданию похоронены Адам и Ева. Звезда, вернее, свечение материи, приобретающей иные свойства, для людей с особым духовным зрением, указывала на место перехода. Встреча с младенцем была для волхвов просто поводом. На самом деле, они искали совсем другое.