Читаем без скачивания "Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Я мрачно смотрел на Анцыферова. Министр внутренних дел был сух, но было видно, что происходящее ему крайне не нравится. Да, радоваться тут было совершенно нечему. Ладно бы пожгли каких-то рядовых помещиков, пусть и крупных, но бунтующие не могли не знать о том, что князь Александр Георгиевич Романовский, 7-й герцог Лейхтенбергский, лицо, весьма приближенное к императору, причем не только по крови. Герой османской кампании, генерал Свиты на минуточку, и тут такой конфуз. И совершенно же ясно, что не был Сандро таким уж кровопийцей, охочим до кровушки крестьянской. Я не уверен даже в том, что князь в последние годы вообще бывал в своих тамбовских владениях, а не то чтобы он там пил кровь младенцев и девственниц в период полнолуния. Да и когда моему имперскому комиссару было вампирничать на Тамбовщине, если он с 1914-го был безотлучно на войне, а теперь уже год безвылазно сидит в Ромее?

Так что непросто все здесь. Явно непросто.

Можно, конечно, грешить на перегибы на местах, на каких-то управляющих, которые так достали крестьян, что…

Но нет, печенкой чувствую, что не в этом суть.

– Что показало следствие по данному делу?

Главе МВД не требовалось уточнять, какое именно дело я поименовал «этим».

– Предварительное расследование показало, что в селе Ивановском состоялся большой сход жителей села и окрестных деревень. Формально сход был заявлен в качестве предвыборного, однако никаких выборных агитаторов на сходе не было. Наши филеры на месте не присутствовали, толком свидетелей и очевидцев, по понятным причинам, мы не имеем. Установлено, что сход, ввиду отсутствия агитаторов, постепенно перерос в гуляния, закончившиеся массовой пьянкой. Далее показания разнятся, но отмечено, что собравшиеся высказывали недовольство тем, как поделили землю, а также тем, что, как было заявлено, мужиков обманули, сохранив помещичьи земли под видом агропредприятий. Кто-то заявил, что в соседних уездах мужики уже пустили «красного петуха» помещикам, после чего было решено наведаться, как сказали, «к царскому родственнику».

А вот это было уже совсем плохо.

– Нашли зачинщиков?

Министр хмуро ответил:

– Никак нет, государь. Как я уже докладывал, филеров там не было, а сами крестьяне не выдают своих. Ясно, что участвовали все или большинство, но кто именно стал зачинщиком, установить не удалось.

– А что с имением и хозяйством князя Романовского?

– Сожжено дотла, государь. Благо на этот раз обошлось без жертв.

Как прелестно. Именно то, чего мне сейчас крайне не хватает. Особенно перед выборами.

– Насколько ситуация сейчас взята под контроль?

Судя по лицу Анцыферова, ни насколько.

– Ваше величество, но вы сами повелели не обострять ситуацию чрезмерными карательными мерами. А уговоров явно недостаточно. И смею обратить внимание вашего величества на то, что за оставшиеся девять дней, если мы не предпримем самые решительные меры, волнения могут принять просто-таки угрожающий масштаб и перекинуться на другие уезды и даже губернии. Ситуация весьма напряженная, государь.

Стук в дверь.

– Ваше императорское величество!

Оборачиваюсь. На пороге появляется барон Николай Врангель.

– В зале совещаний собрались удостоенные чести Высочайшей аудиенции лидеры политических партий…

Из дневника А. М. Горького «Дни перемен»[117]. М.: ИД СЫТИНА, 1936

5 октября 1918 г.

Сегодня был примечательный день. Прошло всего полгода, и снова свиделся с Михаилом. Тогда мы говорили недолго – около часа. Старые мои товарищи искали встречи, но император решил говорить со мной. Может, и не было бы этой встречи, если бы не на всю жизнь оставшиеся в памяти моей отвратительные картины безумия, охватившего Петроград днем 24 февраля прошлого года.

Вот, ощетинясь винтовками и пулеметами, мчится, точно бешеная свинья, грузовик-автомобиль, тесно набитый разношерстными представителями «революционной армии». Среди них стоит встрепанный юноша и орет истерически:

– Социальная революция, товарищи!

Какие-то люди, еще не успевшие потерять разум, безоружные, но спокойные, останавливают гремящее чудовище и разоружают его, выдергивая щетину винтовок. Обезоруженные солдаты и матросы смешиваются с толпой, исчезают в ней; нелепая телега, опустев, грузно прыгает по избитой, грязной мостовой и тоже исчезает, точно кошмар.

И ясно, что этот устрашающий выезд к «социальной революции» затеян кем-то наспех, необдуманно и что глупость – имя силы, которая вытолкнула на улицу вооруженных до зубов людей.

В те дни я понял, что нашим революционерам нет дела до России, они хладнокровно обрекают ее в жертву своей грезе о всемирной или европейской революции. За два года они положили уже Францию и кладут Мексику под ноги этой мечте. Они не понимают, что в современных условиях мексиканской и русской жизни нет места для социальной революции, ибо нельзя же, по щучьему веленью, сделать социалистами 85 % крестьянского населения страны, среди которого несколько десятков миллионов инородцев-кочевников.

Высшая воля отвела чашу сию от Руси в те дни. Она решительно победно вытащила страну из войны и начала стремительно и жестко отсекать все отжившее, пройдясь кровавой косой и по моим заигравшимся товарищам. Многие присмирели в те дни, а за многих мне пришлось просить в Высочайшем следственном комитете. Потому, когда сначала давние благотворители мои, а потом и уплывшие в Мексику товарищи попросили меня поговорить о спасении остающихся в России с Михаилом я согласился. Не прошло и месяца с моего обращения к господину Суворину, и государь нашел время меня принять.

Тогда мы точно так же говорили в Путевом дворце, и я был искренне удивлен, насколько наши мысли близки, насколько схоже мы видим будущее России и дорогу к этому будущему. И я увидел в собеседнике человека, искренне готового вести нас к этой светлой цели. Похоже, что прав Синезий, епископ Птолемаиды: «Для философа необходимо спокойствие души – искусного кормчего воспитывают только бури».

Все, о чем мы сговорились тогда, было исполнено точно. Русские социалисты, даже не отбывшие еще свой срок, к июлю уплыли все в Мексику. Оставшиеся товарищи публично заявили об отказе от нелегальной борьбы и даже были допущены к выборам в Думу. Я же, как и обещал Михаилу, с единомышленниками пошел другим списком, но поддержка исходу и сношения со Стариком по-прежнему идет через меня.

Вот в компании моих бывших соратников, нынешних сподвижников и всегдашних противников и собрались мы сегодня на Императорскую аудиенцию. С нашего фланга были Потресов от трудовиков, Красин от коммунистов, Ванновская и Бонч-Бруевич от РСДРП, Эрлих от БУНДа, Алгасов и Авксентьев от эсеров, и мы с Есениным от нашей крестьянско-рабочей. Были еще Самарин и Баландина от освобожденцев, и Коновалов от прогрессистов. Партии равноправок представляли Шабанова с Плевицкой. Правые были представлены националистом Дубровиным и либералами Струве, Тырновой-Вильямс и Шаховским. Были еще от других списков, но этих господ я не знал.

Встреча была «рабочей», государь был краток. Поздравил всех с предстоящими выборами, сказав, что они самые демократические в мире. Отметил, что сейчас как никогда важно не допустить срыва выборов, и потому всех попросил умерить свой пыл, не давать несбыточных обещаний и призывать к насилию народные массы. Предложил задать вопросы, которые последовали. У всех были какие-то частности, все старались говорить взвешенно, осторожно, только Сергей (Есенин) решился спросить про Тамбов. Не ему ли, крестьянину, о мужике печалиться? Михаил ненадолго замер, будто размышляя. Потом позвонил в колокольчик и попросил вошедшего секретаря «раздать папочки».

«Господа, дамы, я ждал этого вопроса. Ведь народные избранники нужны и для того, чтобы такие вопросы задавать. Эта наша встреча первая, но я намерен встречаться с вами регулярно. После выборов нам с вами вместе править нашей любимой страной. Потому я не хотел начинать наше общение с недомолвок. Сейчас вам раздали материалы о волнениях в Тамбовской губернии. Прошу вас ознакомиться с ней. Те из вас, кто станет лидерами фракций новой Думы, будут так же полно знакомиться с важнейшими материалами. При этом обязуясь на оговоренное время не обнародовать тайны. Я доверяю вам, и верю, что вы не сделаете ничего такого, что может навредить стране и предстоящему голосованию.