Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз

Надо бы вам видеть их лица! Прежде они считали меня отверженным, теперь сочли сумасшедшим. Мертвое молчание овладевало всеми, и я свалился еще со ступени в общем уважении. Так было и в одном доме, и в другом, и в третьем. Какой-то демон овладел всеми нами. То так, то сяк, а обнаруживалось, что я не мог говорить спичей, что я не получил университетского воспитания и что я мог находить удовольствие в верховой езде, не гоняясь за несчастной лисицей или бедным зайцем. Эти три несчастные мои порока неизвинительны, как кажется, в помещике (особенно, когда он начал тем, что уклонился от публичного приема). Мне кажется, впрочем, что у меня шло лучше с женами и дочерьми. Раньше или позже женщины заговаривали со мной о миссис Блэнчард и ее племяннице. Мы неизменно соглашались, что они поступили благоразумно, уехав во Флоренцию. Единственная причина, на которую опиралось наше мнение, состояла в том, что мы думали, что после их печальной потери душе их принесет пользу созерцание образцовых произведений итальянского искусства. Каждая из дам – я это торжественно уверяю – в каждом доме, в котором я был, рано или поздно заговаривала о потере миссис и мисс Блэнчард и об образцовых произведениях итальянского искусства. Что делали бы мы, если бы эта блестящая идея не помогла нам, я, право, не знаю. Приятнее всего в этих визитах было то, когда мы качали головами и объявляли, что образцовые произведения искусства утешат их. Что касается остального, остается сказать только одно: чем я мог быть в других местах, я не знаю. Мне известно только, что я здесь не на месте. Дайте мне знаться вперед по-своему и с моими немногими друзьями и просите у меня всего, чего вы хотите на свете, только не визитов к моим соседям.

Этой характерной просьбой Аллан кончил свой рассказ. С минуту Мидуинтер молчал. Он позволил Аллану говорить с начала до конца, не произнося ни слова со своей стороны. Неприятный результат этих визитов после того, что случилось в этот день, результат, угрожавший лишить Аллана местного сочувствия в самом начале его местной карьеры, лишил Мидуинтера силы сопротивляться влиянию его собственного суеверия. С усилием взглянул он на Аллана и с усилием отвечал ему:

– Пусть будет по вашему желанию. Я жалею о том, что случилось, но я тем не менее обязан вам, Аллан, за то, что вы сделали, о чем я вас просил.

Он опустил голову на грудь, и безропотность фаталиста, уже успокоившая его на разбитом корабле, успокоила его и теперь.

«Что должно быть, то будет, – подумал он опять. – Что могу я сделать с будущим и что может сделать он?»

– Развеселитесь! – сказал Аллан. – Ваши дела, по крайней мере, преуспевают. Я сделал в городе один приятный визит, о котором я вам еще не говорил. Я видел Педгифта и его сына, который помогает ему в конторе. Это два самых веселых нотариуса, с которыми когда-либо случалось мне встречаться в моей жизни. Мало того, они могут представить именно того человека, который вам нужен, чтобы научить вас обязанностям управителя.

Мидуинтер быстро поднял глаза. Недоверие к открытию Аллана ясно было написано на его лице, но он не сказал ничего.

– Я подумал о вас, – продолжал Аллан, – как только выпил рюмку вина с обоими Педгифтами за наши дружеские отношения. Превосходный херес. Я велел купить такого же, но не об этом теперь речь. В двух словах я объяснил этим достойным людям ваше затруднительное положение, и в две секунды старик Педгифт понял все.

– У меня в конторе есть такой человек, – сказал он, – и, прежде чем наступит день арендного расчета, я с величайшим удовольствием отдам его в распоряжение вашего друга.

При этом последнем известии свое недоверие Мидуинтер выразил словами. Он подробно стал расспрашивать Аллана. Оказалось, что этого человека звали Бэшуд. Он служил у мистера Педгифта уже несколько времени (как давно – Аллан не мог вспомнить). Он был прежде управителем у Норфолкского помещика (имя было забыто) в западном округе графства. Он лишился места управителя по каким-то домашним неприятностям, касавшимся его сына. В чем именно они состояли, Аллан не знал. Педгифт ручался за него, Педгифт хотел прислать его в Торп-Эмброз дня за три до дня арендного расчета. Прежде его нельзя было отпустить по делам конторы. Нечего было тревожиться. Педгифта рассмешила мысль, что с арендаторами может быть какое-нибудь затруднение. Дня три работы над управительскими книгами с помощью человека, практически понимающего это дело, будет достаточно для Мидуинтера, чтобы узнать все для поверки счетов, а другими делами можно заняться после.

– Вы сами видели этого Бэшуда, Аллан? – спросил Мидуинтер.

– Нет, – отвечал Аллан, – его не было в конторе. Мне сказали, что он приличный пожилой человек, несколько расстроенный своими неприятностями, несколько застенчивый в своем обращении с посторонними, но знающий дело, вполне и совершенно надежный человек – это собственные слова Педгифта.

Мидуинтер помолчал и подумал. Незнакомый человек, которого ему описывали, и тот, у которого он спрашивал дорогу, были замечательно похожи друг на друга. Не было ли это новым звеном в быстро подчиняющейся цепи событий? Мидуинтер решился быть вдвое осторожнее, когда это сомнение появилось в его голове.

– Когда придет мистер Бэшуд, – сказал он, – вы позволите мне поговорить с ним, прежде чем все будет решено?

– Разумеется! – отвечал Аллан. – А теперь пока вот что я сделаю для вас, – прибавил он, посмотрев на свои часы. – Я представлю вас самой хорошенькой девушке в Норфолке. Мы как раз успеем сходить в коттедж перед обедом. Пойдемте, я вас представлю мисс Мильрой.

– Вы не можете меня представить мисс Мильрой сегодня, – возразил Мидуинтер и повторил извинение, присланное майором.

Аллан был удивлен и раздосадован, но намерение его заслужить доброе расположение обитателей коттеджа не поколебалось. После некоторого соображения он придумал способ воспользоваться неблагоприятными обстоятельствами.

– Я выражу благопристойное желание выздоровления миссис Мильрой, – сказал он серьезно. – Завтра утром я пошлю ей корзину земляники.

Ничего более не случилось в этот первый день в новом доме.

Единственное достойное внимания событие следующего дня был новый образчик дурного характера миссис Мильрой. Через полчаса после того, как корзина с земляникой была послана в коттедж, сиделка больной принесла ее назад с кратким и резким ответом, кратко и резко выраженным:

– Миссис Мильрой кланяется и благодарит. Земляника вредна для нее.

Если этот любопытный прием вежливого поступка был сделан с намерением раздражить Аллана, то он не достиг своей цели. Вместо того чтобы рассердиться на мать, он стал сочувствовать