Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров

На отбитых у белых тачанках лежали ослабевшие беженцы и раненые кавалеристы. Уход за ними Прохор возложил на свою сестру. Полковой фельдшер, изредка навещавший эскадрон, научил ее элементарным правилам оказания помощи больным и раненым. И девушка была поглощена порученными ей обязанностями.

Если б на Надю теперь взглянул ее строгий отец, то пришел бы в ужас до того она преобразилась. На ней была меховая кожаная куртка, снятая с убитого белогвардейского офицера. Но на ногах — сапоги. На одном богу висела кобура с маленьким браунингом, на другом — брезентовая санитарная сумка с большим красным крестом.

Дмитрий Шушлябин, сталкиваясь с Надей, не мог скрыть своего восхищения ею. Да и она не могла насмотреться на своего возлюбленного. Дмитрий тоже до неузнаваемости преобразился. Это был уже не тот хрупкий паренек, каким его все знали в станице. В новеньком оранжевом дубленом овчинном полушубке, лохматой белой папахе с красной лентой поперек, с карабином за спиной и шашкой на боку, он производил внушительное впечатление. У него был вид мужественного, бывалого воина. Правда, если внимательно вглядеться в его розовое, почти детское лицо, впечатление несколько менялось. Но в его лицо никто, кроме Нади, не вглядывался.

Однажды Прохор после погони за белогвардейской шайкой, которая особенно назойливо беспокоила обоз, ехал на взмыленном жеребце за тачанкой, на которой сидели дядя Егор и Надя.

Старик, правя лошадьми, ворчливо выговаривал племяннику:

— Ты, Проша, хоть и командир, навроде начальник большой, а никакого понятия не имеешь о божественности… Почему такое допущение сделал, что каждый твой рядовой солдат скверными словами бога и божью мать обзывает, а?.. Разве ж мыслимое дело, какой-нибудь сопляк, прости господи, молокосос, только что от материной груди оторвался, а он кроет и в бога, и богоматерь, и ангелов-архангелов, и в рай небесный… Хоть уши затыкай. Срам!..

— Правильно, дядя, — соглашался Прохор. — Нехорошо это, непристойно…

— Да ты что ухмыляешься-то? — сердился старик. — Насмехаешься надо мной. Тоже, должно, в бога не веришь и втихомолку ругаешь его?.. Тоже мне командир. Нет чтоб укорот им дать, а он смеется…

— Скажу, дядя, бойцам, чтоб не ругались… Что это за шум?

Все прислушались.

Впереди, от подводы к подводе, катился гул голосов:

— Ура-а!.. Ура-а!..

— В чем дело? — привстав на стременах, пытливо всматривался Прохор.

— Ура-а!.. Ура-а!.. — все ближе доносились радостные крики.

Какой-то всадник, стремительно скача с сияющим лицом навстречу двигавшемуся обозу, размахивая шапкой, восторженно кричал:

— Братья!.. Мы соединились с царицынскими войсками!.. Ура-а!.. Соединились!.. Конец мытарству!.. Конец!.. Ура-а!..

— Ура-а! — взмахнув папахой, закричал Прохор. — Ура-а!..

Старик Волков заплакал. Растирая грязным кулаком слезы, он воскликнул:

— Ну, Надюшка, пришел конец нашему мытарству… Раз упаслись от белых гадов, стало быть, еще поживем и повоюем. Повоюем, племянница!..

Всех охватила необычайная радость. Всем теперь стало известно, что передовой отряд Буденного встретился с кавалерийским разъездом X Красной Армии.

Люди плакали, обнимались, целовались. Мучительный трудный путь остался в прошлом.

III

Константин, успокаивающе похлопывая ладонью по бархатистой, горячей шее не стоявшего на месте своего серого жеребца, пристально смотрел с пригорка на развертывающееся в низине сражение. Его окружало несколько войсковых старшин и один уже довольно престарелый седоусый полковник.

Спешенные сотни белогвардейцев перебежками наступали на цепь красных, полукружием вытянувшуюся вокруг железной дороги, за которой в кучу сбились обозы беженцев.

Из конца в конец заснеженного поля трещала ружейная перестрелка. Столбами вздымались взрывы осколочно-фугасных снарядов, со страшным грохотом и воем разносивших по полю смерть…

Дня за два до этого Мамонтов поручил Константину Ермакову важную задачу: разгромить группу большевистских войск, двигавшуюся с боями из сальских степей на Царицын.

Для выполнения этой задачи пятому кавалерийскому казачьему полку, которым командовал Константин, приданы были еще три кавалерийских и один пластунский полки.

— Поймите, полковник, — испытующе поглядывая на Константина, назидательно говорил Мамонтов, — не всякому доверяются такие ответственные задания… Меня, откровенно говоря, подкупает ваша неутомимая энергия, ваш боевой задор. Хотя я вас еще не достаточно хорошо знаю, но думаю, что не ошибаюсь, возлагая на вас эту задачу. Только предупреждаю, одной лишь храбрости да горячности в этом деле будет недостаточно. Зрелое решение, умение и распорядительность, — вот успех всему. Там у них, говорят, какой-то Буденный за главного… Из унтер-офицеров… Говорят, с головой солдат… Пару дней назад он вдребезги разгромил группу князя Тундутова под Абганерово. Я еще точно не проверил, но есть сведения, что князь Тундутов попал к нему в плен… Желаю удачи, полковник, — в заключение пожал руку Константина Мамонтов. — Хорошо было бы, если б вы этого Буденного захватили в плен, — усмехнулся генерал. — Имейте в виду, полковник, в случае успеха, будьте уверены, вас не забудут…

Намек Мамонтова, собственно, ни о чем не говорил, но Константин прямо-таки потерял покой. «Уж не генеральство ли он имел в виду?» размышлял он. Константину кажется, что невозможного в этом ничего нет. Ведь вот Андрей Шкура, или, как он теперь себя называл, Шкуро, совсем недавно, каких-нибудь полгода назад был всего-навсего простым есаулом, а теперь генерал… Или этот мальчишка Покровский. Прошлый год с турецкого фронта сотником пришел. А сейчас — ваше превосходительство. В двадцать семь лет генерал. Командует кубанским казачьим корпусом. Или Сашка Секретов. В гражданскую войну начал с командования сотней. Сейчас генерал. Командует крупной боевой единицей… Вот эти парни сделали карьеру так сделали.

«Хуже, что ли, я их? — думал Константин. — Конечно, нет. Ведь если разобраться, то я и образованнее их и умнее… Да и значительно больше их оказал услуг белому движению… Еще при покойном Каледине не побоялся вступить в открытую борьбу с большевиками».

…Глядя сейчас на битву и думая об этом, Константин вдруг увидел такое, от чего его сердце затрепетало в страхе. Красные, недвижимо лежавшие в окопах, неожиданно поднялись во весь рост и с громкими криками бросились в контратаку. Белые побежали… назад.

Константин не только был плохим стратегом, но вообще-то мало разбирался в военной науке. Не зная, как можно поправить положение в данном случае, он растерянно посмотрел на своего начальника штаба Чернышева, как бы ожидая от него совета, помощи. Но Чернышев, насмешливо встретив его взгляд, отвернулся. Он смертельно ненавидел Константина и желал ему всегда всяческих неудач.

«Растерялся, сволочь, — думал он озлобленно. — Ну, вот посмотрим, что ты теперь будешь делать… Генеральский чин, гадина, ждешь. Посмотрим, как сейчас будешь выкручиваться»…

— Беглый огонь!.. Беглый!.. — приказал Константин.

Сотник Воробьев повторил приказание телефонисту, расположившемуся со своим аппаратом тут же, на пригорке. Тот передал приказ батарее. Артиллерийский обстрел цепи красных усилился. Но это на них не произвело впечатления. Они наступали, преследуя поспешно отходивших белогвардейских пластунов.

Константин хрустнул пальцами и, отняв от глаз бинокль, смачно выругался.

— Полковник, — сказал он, обращаясь к престарелому офицеру, прикажите своему полку зайти вот той балкой, — указал он, — в тыл красным и атаковать. Это произведет панику в их рядах. Живо! — прикрикнул он.

Старик полковник с изумлением посмотрел на него, как на чудо, и глухим, слегка дрожащим от обиды голосом, проговорил, отчеканивая слова:

— Я на старости лет в силу обстоятельств вынужден подчиниться вам, но кричать на себя, как на мальчишку, не позволю!.. Да-с, не позволю, милостивый государь!.. Имейте это в виду… Теперь разрешите мне, господин полковник, как человеку, более опытному в военных делах, чем вы, высказать свое мнение по поводу вашего приказания. Я бы вам не советовал жертвовать конницей. По крайней мере, пока не следует бросать конницу в тыл противника… Противник держится уверенно, в его рядах не чувствуется деморализации или чего-нибудь похожего на панику. Наоборот, красные воодушевлены…

Константин побагровел от бешенства.

— Молчать! — крикнул он. — Что за рассуждения?.. Кто здесь командующий группой — вы или я?..

— Я нисколько не хочу умалить ваши достоинства, — тихо проговорил старый полковник. — Вы — начальник, я подчиняюсь вам… Но я, как более опытный человек, хочу вас предупредить: бросать конницу в атаку на прекрасно держащуюся пехоту неприятеля — безумие… Это — закон, в уставе так записано. Вот если б пехота противника была деморализована, тогда другое дело. Тогда именно и надо бросать на нее кавалерию. Она завершила б победу… Я вам лучше посоветовал бы спешить еще один полк из резерва и направить его на правый фланг. Это дало бы…