Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров

Недалеко от Нижне-Чирской станицы к Дону стягивались конные и пластунские полки Донской белой армии. Саперные части наскоро устанавливали через реку понтоны.

Войска скапливались на берегу в ожидании переправы. Солидные, бородатые казаки перемешались с безусыми парнями, впервые выбравшимися из своих хуторов и станиц и теперь с нескрываемым любопытством озиравшимися вокруг.

С шумом и гамом к реке подвозились тяжелые гаубицы. С металлическим скрежетом огромными черепахами подползали к переправе неуклюжие, громоздкие танки.

— Го-го-го!.. — при виде их радостно гоготали казаки. — Вот, чудища так чудища… Да ежели их штук пять напустить на красных, так они ж, проклятые, и портки свои растеряют…

То там, то здесь со звонким ржанием дрались жеребцы. Кое-где, собравшись группами, подбодренные добрым глотком первача-самогона, казаки пели с лихими присвистами походные, боевые песни…

Еще сравнительно молодой, лет сорока, сухощавый, с длинным орлиным носом генерал Мамонтов, месяца два как получивший от Войскового круга генеральский чин, во взбитой набекрень каракулевой папахе, в защитного цвета меховой бекеше, в сопровождении нескольких подтянутых, подобранных офицеров, командиров полков, разъезжал по берегу. Временами он останавливал лоснящегося от сытости вороного коня и внимательно вглядывался то в подходившие к берегу полки, то в саперов, проворно устанавливающих понтоны через реку.

— Я рад, господа, — довольным голосом говорил он, — что эта миссия возложена на меня… именно на меня. Уверяю вас, что с этой миссией я успешно справлюсь. Большевики воображают, что Царицын — это Верден… Они его укрепляют, скапливают огромное количество войска, готовятся яростно защищать… Интересно знать, что они понимают в стратегии?.. Командует армией у них какой-то луганский рабочий по фамилии Ворошилов… Вот с такими полководцами, — рассмеялся генерал, — нам придется сражаться…

— Ваше превосходительство, — подобострастно смеясь, проговорил седоусый войсковой старшина, — мне кажется, достаточно двух дней для того, чтоб такой мощной силой, — хвастливо махнул он рукой, затянутой в замшевую перчатку, — разбросать от стен Царицына, как мусор, красных.

— Ну, может быть, и не два дня, — снисходительно сказал Мамонтов, — а неделя потребуется для этого. Через неделю, я даю гарантию, красных в Царицыне не будет.

— Совершенно верно, ваше превосходительство, — учтиво подтвердил Константин, также находившийся в свите генерала. — Недели достаточно. При виде таких вот штучек, — указал он на танки, — красные зададут такого деру, что их и в Москве не удержишь.

Офицеры засмеялись. Усмехнулся самодовольно и Мамонтов.

— Вполне возможно, — сказал он. — Мне обещали прислать еще с десяток аэропланов… Думаю, что это тоже произведет соответствующий эффект…

Генерал всматривался во что-то черными, пронизывающими глазами.

— Господа! — воскликнул он весело. — Ей-богу, я не ошибаюсь, ведь это женщина, — указал он на всадника, медленно проезжавшего вдоль берега. Эй, молодец! — крикнул он всаднику, — а ну-ка, поезжай сюда!..

Всадник подъехал к генералу. Теперь и все убедились, что это, действительно, была молодая, румяная, красивая женщина в военной шинели с погонами и в мужской шапке.

— Казачка? — спросил ее Мамонтов, оглядывая с ног до головы.

— Так точно, ваше превосходительство, — бойко ответила она. Казачка.

— Служишь?

— Нет, ваше превосходительство, не служу. Привезла мужу провиант, указала она на большую сумку, привешанную к седлу.

— Вот молодец баба! — восхищеннно воскликнул генерал, оборачиваясь к офицерам. — Люблю воинственных казачек.

Обернувшись к женщине, он внимательным взглядом окинул ее дебелую фигуру, спросил:

— Как фамилия, милая?

— Лукарева Мария.

— Ну вот что, Лукарева, за твое молодечество произвожу тебя в младшие урядники.

— Покорно благодарю, — показывая свои ровные белые зубы, улыбнулась казачка.

— Господа, — снова обернулся Мамонтов к офицерам, — нашейте ей сейчас же лычки младшего урядника на погоны.

— Сию минуту, — услужливо подъехал к казачке Константин. Он, вынув из кармана белый платок, разорвал его на ленты и, достав из шапки иголку с ниткой, пришил лычки на погоны казачки.

— Ну, вот ты теперь стала урядником, — сказал Мамонтов. — Довольна или нет?

— Премного довольна, ваше превосходительство, — посмеиваясь, с лукавством посмотрела на него казачка серыми выразительными глазами. — Но толичко боюсь, ваше превосходительство, приеду домой, в станицу, засмеют меня, скажут, сама пришила себе лычки. Навроде как бы сама себя произвела в урядники, — и она засмеялась приятным, грудным смехом.

— Я тебе бумагу дам соответствующую, — засмеялся и генерал. — Ты когда возвращаешься от мужа?

— Да зараз же и возвернусь.

— Ну так ты на обратном пути заезжай ко мне, — сказал Мамонтов. — Я нахожусь вот в том доме… Я тебе выдам документ…

— Заеду, — пообещала казачка.

— Обязательно заезжай, — просительно проговорил генерал, оглядывая снова казачку влюбленными глазами. — Я тебе еще что-нибудь подарю.

— Заеду! — обещающе проговорила казачка и снова засмеялась.

Офицеры, улыбаясь, переглянулись.

С низовья реки, выпуская черные клубы дыма, показались буксиры, медленно таща за собой караваны барж и баркасов.

— Очень кстати! — заметив их, воскликнул Мамонтов. — Я приказал доставить сюда баржи для успешности переправы. Не будем ждать, господа, окончания наводки моста, начнем переправлять войска баржами и лодками… Время, господа, не ждет… Пррошу!..

Офицеры поскакали к своим полкам. И, когда буксиры подвели баржи к берегу, началась торопливая переправа войск на левый берег Дона.

Мамонтову, командующему Донской армией, было поручено возглавить группу войск, состоящую из сорока полков. В задачу ему вменялось штурмовать Царицын, который мешал донскому войсковому атаману Краснову выполнять его завоевательные планы.

Среди казачьих полков, набранных в донских контрреволюционных мятежных низовых станицах, немало было кубанцев и терцев под командованием новоиспеченного двадцатисемилетнего генерала Покровского, за год сделавшего головокружительную карьеру от простого сотника до генерала. Были здесь даже пришедшие с Украины на помощь «донским братьям-белогвардейцам» офицерские полки Скоропадского…

Натиск белых полчищ не был неожиданностью для защитников Царицына. Пять дивизий X Красной Армии под командованием Ворошилова мужественно обороняли город. Первоклассная техника и вооружение белых значительно превосходили силы советских частей.

Под напором белогвардейских полков советские войска с ожесточенными боями отходили к городу. К концу месяца белые плотным кольцом окружили Царицын, заняв все подступы к городу на правом берегу Волги от села Пичуги до колонии Сарепты.

В это время сальская группа войск, насчитывающая около пятнадцати тысяч бойцов, прикрывающая до двадцати тысяч беженцев, медленно продвигалась к Царицыну, находясь в еще более тяжелом, бедственном положении, чем защитники Царицына. Белогвардейские шайки беспрестанно вились вокруг медленно продвигавшегося обоза беженцев, норовя напасть и пограбить. Кавалеристы Буденного не знали ни минуты отдыха, все время вступали в схватки с обнаглевшим врагом.

На пути следования партизан и беженцев встречалось много станиц, хуторов и сел. И в каждой станице и селе немало находилось таких, которые искренне сочувствовали советской власти. Они толпами приходили к Буденному и просили принять их в его полк. Буденный не отказывал, и вскоре полк так разросся, что командование было вынуждено развернуть его в бригаду…

С ежедневными боями медлительно продвигались вперед сальские партизаны, зорко охраняя растянувшиеся на десятки верст подводы беженцев и эшелоны поездов.

Обессиленные лошади и быки едва тащили по смерзшей, запорошенной первым снежком дороге громоздкие возы. Плохо укрытые, окоченевшие от холода дети плакали. Измученные продолжительным тяжелым путем женщины с трудом передвигали опухшие, отекшие ноги. Отощавшая, голодная скотина падала и издыхала. Свирепствовал тиф. Почти на каждой подводе стонали в бреду больные. Ежедневно умирали сотни. Умерших хоронили на обочинах дорог.

Прохор по-прежнему, прикрывал своим эскадроном хвост обоза. Кавалеристам особенно было тяжело. Все время приходилось отбивать налеты следовавших по пятам белогвардейских банд. А тут надо было еще и подбирать отстающих беженцев, размещать их на выделенных для этого подводах…

Никогда, ни при какой беде не унывавший Сазон Меркулов был в этом многострадальном пути душой эскадрона. В минуты затишья он балагурил с конниками, то рассказывая сказки, то какие-нибудь истории, будто происшедшие с ним, то выезжая наперед эскадрона, зажмурившись и приложив ладонь к щеке, запевал какую-нибудь старинную, хватающую за душу казачью песню. Пел он удивительно чистым, звучным голосом, задушевно, с увлечением. Обычно пел один. Все ехали молча, слушая. Потом к нему присоединялись один-два голоса. А затем уж подхватывали песню и все конники эскадрона. Хор стройных мужских голосов разносился над заснеженной степью, над холмами и буераками.