Читаем без скачивания Дерзкий рейд - Георгий Свиридов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лупит, словно паровым молотом. — Степан кивнул на стену, за которой бушевало море.
— Не меньше восьми баллов, — со знанием дела определил моторист, сворачивая самокрутку. — Это еще что, обычный штормяга. Знаешь, как бывает зимой тут? Светопреставление сплошное.
Колотубин тоже закурил. Моторист рассказал о своем двигателе, который давно надо перебрать, но нет нужных запасных частей, и все приходится делать кустарно. Потом он достал пакет, развернул газету, там были хлеб и свиное соленое сало, отрезал от них по куску Колотубину:
— Человек что машина, надо смазку нутра делать.
Степану есть не хотелось, но, чтобы не обижать моториста, он пожевал хлеб с салом. И подумал, что раньше почему-то считал машинистов паровозов и пароходов вроде мелких хозяйчиков, с виду рабочие, а на деле оторвавшиеся от коллектива. Теперь же за дни плавания на «Саратове» и здесь, на «Мехди», понял, что они такие же пролетарии и, хотя вкалывают поодиночке, их объединяет одно общее: они при моторе, при машине, как и рабочий при станке.
Из машинного отделения Колотубин прошел, цепляясь руками за что можно, в трюм. Там было душно и смрадно, хоть вешай топор. В сплошной темноте мелькали светляками горящие точки самокруток. Кто-то охал, кто-то стонал, да слышно было, как бойцы громко и грубо выражались, мешая русские и казахские слова, упоминая про бабушку, про бога и некую душу-мать… Мимо Колотубина карабкались вверх обессиленные качкой люди.
Колотубин понимал, что не может помочь людям. А ведь нужно было что-то сделать, чтобы отвлечь бойцов от невеселых мыслей, как-то их развеять.
Колотубин подсел к группе бойцов, попросил:
— Дайте курнуть.
Колотубина узнали, к нему потянулось несколько рук. Степан взял окурок, оторвал кончик, затянулся.
— Про что калякаете?
— Да все про царя, — отозвался тот, кто дал курнуть. — Кокнули в Катеринбурге.
— Ну и что?
— Туда ему и дорога.
— А нам, того и гляди, ни дна ни покрышки, — вставил кто-то из темноты, выругавшись. — Не пароход, а утюг дерьмовый, так ко дну и тянет.
— Ты что, случаем, не специалист ли по пароходной части? — спросил улыбаясь Колотубин. — Не знал, а то бы пригласил, когда выбирали посудину.
— Он, товарищ комиссар, токарь по металлу, по хлебу и по салу.
— Это Андрей Родиков, заводной он у нас и с чудинкой, — сказал доверительно Колотубину боец, давший курнуть.
— Ты, Матвеев, меня не срами перед начальством, — резко выкрикнул Родиков. — У самого небось штаны мокрые. А я по правильности хочу судить. Мне, может, не жалко, когда грудь в бою продырявят, а тут, извините, пожалуйста, отправляться к рыбам даже под красным флагом нежелательно.
— Ты, шкура, красный флаг не трожь, — прохрипел кто-то из-за спины.
— Да я, Круглов, только так, к слову. — Родиков сразу сник.
— И «только так» трепать не позволю!
Колотубин удовлетворенно помолчал. Правильно ответил. Он поговорил еще с несколькими бойцами, вспомнил критические случаи из своей жизни, посочувствовал измученным качкой, помог мадьяру Яношу Сабо подняться по трапу на свежий воздух.
На палубе у покрытых брезентом ящиков с оружием Степан неожиданно столкнулся со Звонаревым.
— Тебя что тут черти носят? Смоет еще волна.
— Всю душу вытянуло, — растерянно объяснил Бернард, мысленно чертыхаясь. Еще минута, и он бы погорел, когда в поисках золота вскрывал ящики.
— Эх, а еще моряк называешься! Слабак.
Облегчение пришло к людям на рассвете, море стало понемногу успокаиваться.
Когда взошло долгожданное солнышко, Каспий притих совсем и легкой волной лизал борта шхун и как бы тихо извинялся за ночной разгул.
Издерганные штормом бойцы интернационального отряда (многие из них впервые попали в такую передрягу) крепко спали.
Колотубин тоже свалился в своей каюте, прямо на ящики, в которых, аккуратно завернутые в бумагу, круглыми палочками лежали золотые десятирублевки. Он накрылся своей кожаной тужуркой и сразу почувствовал спокойствие и облегчение. Шхуну легонько покачивало, и создавалось впечатление, что лежишь в люльке и тебя убаюкивают. От такой приятности нежилось все тело и мягко окутывал сон.
Глава семнадцатая
1
— Земля! — прокричал вахтенный. — Земля!
Бойцы высыпали на палубу. После штормовой ночи в каким-то неповторимым чувством радости разглядывали на горизонте тонкую коричневую полоску берега. Она манила и притягивала. Они были готовы перенести любые испытания на земле, лишь бы не повторилось пережитое, не ощущать качки. Только моряки да рыбаки-казахи беспечно улыбались: морякам качка не такая уж диковинка, а рыбаки-казахи знали, что лучше переносить качку в море, чем испытывать жажду в безводных просторах пустыни.
— Что за берег? — Звонарев подошел к Колотубину, стоявшему у борта.
— Мангышлак.
— Остров такой? — спросил Звонарев, стараясь показать свое «незнание» географии.
— Часть берега, полуостров.
— Приставать будем?
— Обязательно.
— Ясненько, надо водичкой запастись.
— Выгружаться будем, — пояснил командир.
— Как так?! — Звонарев не смог сдержать удивления и тревоги, они отразились на его продолговатом лице.
— Обыкновенно, — просто сказал Колотубин. — Прибыли.
— А как же Красноводск? У нас маршрут в тот порт?
— Было такое, но перерешили.
— Ничего не понимаю! Кто давал право? — Звонарев стал распространяться о намеченном маршруте отряда, напирая на слова «утверждено в Москве».
— В Царицыне перерешили. — Колотубину стало весело. — Махнули — и все!
— Сами?
— Почему «сами»? Вместе с наркомом товарищем Сталиным.
— Никто не знает об этом?
— Теперь и ты в курсе. — И пояснил: — До срока до времени попридержали языки. А теперь можно сказать, Мангышлак вот он, рукой подать, и форт Александровский рядом. А дальше пойдем через пустыню. Теперь внял, чекист?
— Как обухом по голове, — на сей раз откровенно признался Звонарев, мысленно кляня себя за опрометчивость и успокоенность. Подумать только — проглядел главное: изменение маршрута!
— Не ты один. — Колотубин похлопал ладонью по плечу, тяжело и дружески, широко улыбнулся: — Ничего не поделаешь, брат. Революционная дисциплина.
— Хоть бы меня могли поставить в известность? — Звонарев сделал обиженное и даже злое лицо. — Или не доверяете?
— Не пузырься, — спокойно сказал Колотубин. — О том держали в башке всего четверо: Сталин, мы с командиром и Малыхин. — И добавил: — Так что радуйся, земля под ногами твердая будет. А ежели качка понравилась, так личного и персонального верблюда организуем, говорят, что на верблюде тоже качка на морскую походит!