Читаем без скачивания Дерзкий рейд - Георгий Свиридов

— Верно, порядок везде необходим, — согласился Бернард и повелел своему напарнику: — Кирвязов, стать у двери и никого не пускать!

— Слушаю, товарищ командир!

Бернард повернулся к радисту:

— Пошли в твой технический рай.

— Я же предупреждал… — начал было радист.

— Приказываю именем революции. — Бернард грубо его оттолкнул.

Радист попятился.

«Этот большевик, в кожанке, наверно, подразумевает, что тут кто-то скрывается, — подумал он. — Надо все показать, пусть убедится сам!»

— Здесь никого нет, честное слово!

Бернард, не обращая на него внимания, сам обшарил все углы, заглянул в шкафы, потом ткнул наганом в корпус радиопередатчика:

— Радио?

— Да.

И радист стал быстро объяснять, что это самый современный аппарат, недавно, всего два года назад, привезен из столицы, что это чудо двадцатого века. Говорил он обстоятельно и с достоинством человека, уверенного, что такого специалиста на тысячи верст вокруг не найти. Так и было на самом деле. В отдаленном форте на мертвых, сухих землях Мангышлака он являлся единственным специалистом по радиосвязи. Благодаря ему маленький гарнизон, а вернее, командный состав был в курсе всех новостей.

Но Бернард его не слушал, перебил вопросом:

— Работает?

— В исправности.

— Начинай!

Радист чуть поправил, подтянул к локтям манжеты, словно врач перед операцией, уселся в кресло и повернул какую-то ручку. Послышался ровный, монотонный гул, в лампах появилось слабое свечение, стали накаляться красным светом проводки.

— Кого вызывать? — Он надел наушники.

— Ашхабад.

— Там, там… англичане! — У радиста округлились от удивления глаза.

— Не твоего ума дело! — сказал Бернард и ткнул дулом нагана в спину. — Вызывай!

Лицо радиста стало сосредоточенным, как у человека занятого сложным и важным делом. Через минуту он тихо сказал:

— Ашхабад слушает… Кого вызвать?

— Срочно, генералу Маллесону. — Бернард положил перед радистом зашифрованный теист.

При словах «генерал Маллесон» щеки радиста покрыла бледность, они стали блеклыми, как выжженная белесая пыль, только сдвинутые брови и удивленно-растерянный взгляд выдавали внутреннее беспокойное состояние. Кто бы мог подумать, что англичане нагрянут сюда под красным флагом? Длинные пальцы радиста, цепко схватившие ключ, монотонно и быстро выстукивали цифры и буквы.

— Все… Приняли.

— Вставай! — приказал Бернард.

Радист пожал плечами и пружинисто встал. В лицо, в грудь ударила молния, оглушил гром. Он пошатнулся и, цепляясь за стул, повалился на свежевымытый пол. Бернард дважды выстрелил в лежащего радиста, потом в передатчик. Там что-то затрещало и поползли голубые струйки дыма, как от папиросы. Бернард схватил табуретку и запустил ею в аппарат. Послышался треск, звон разбитых ламп.

— Кирвязов!

Барон и так уже стоял в дверях, не зная, чем помочь шефу.

— Стреляй мне в руку! — крикнул Бернард, протягивая свой наган.

— Как же так… Вам? — пробормотал тот, путая английские и русские слова.

— Стреляй! — по-английски приказал Брисли. — Только не в кость!

Барон тотчас же выстрелил в мякоть руки повыше локтя. Бернард скривился от боли, зажал пятерней рану.

— Уходить надо!

Первым вбежал в радиостанцию Груля. Он находился в цепи неподалеку, у дома командира форта, и сразу побежал на выстрелы. Он перемахнул через ограду и очутился в небольшом дворике, а уже оттуда, преодолев еще одну глинобитную ограду, очутился у радиостанции.

Груля рванул дверь и черным ходом ворвался в аппаратную, держа винтовку наготове. Он появился так неожиданно, что оба — Бернард и барон — вздрогнули, схватились за оружие и тут же опустили:

— Фу, черт, свой!..

— Что здесь? Контра? — Груля, готовый пустить пулю во врага, оглядел комнату.

— Гад, начал передавать… белым, англичанам про отряд. — Звонарев сбивчиво стал объяснять. — Ранил вот, скотина…

— Пришлось прикончить. — Кирвязов хмуро смотрел на матроса.

— Веселые делишки, серые братишки. — Груля удивленно присвистнул.

Еще бы не удивляться! Радист распростерт на полу, рация разбита. Только нигде нет оружия, которым бы радист мог отстреливаться и ранить Звонарева.

— А чем же он бабахал? — поинтересовался Груля, кивнув на лежащего радиста.

В глазах Бернарда мелькнул холодный, недобрый блеск. В голову пришла неожиданная мысль, и он как можно небрежнее бросил:

— Ты нагнись, под столом его пушка… — Он шагнул к матросу. — Помоги достать.

Антон Груля на секунду расслабился, нагнулся, чтобы проверить, хотя он в душе и не особенно доверял этому типу с узким лицом и блеклыми глазами, и потерял много, вернее — все. Судьба его была решена в эту секунду.

Не успел матрос нагнуться, как Бернард кинулся сзади. Нанес удар рукояткой нагана по голове.

— А-а! Гады!..

Груля качнулся, перед его глазами поплыли разноцветные круги, он едва успел схватиться за край стола, чтобы не свалиться на пол, вскинул машинально винтовку.

Но тут последовал второй удар, прикладом. Кирвязов бил остервенело.

— Вот где ты, сволочь! Шкура! — орал Бернард, целясь носком сапога в живот, — Пролез в отряд!

— Попался, сука! — понимая шефа с полуслова, выкрикивал ругательства барон и наносил удары по моряку.

Послышался топот ног, и в радиостанцию вбежали несколько бойцов. Они спешили на выстрелы и опоздали всего-то на две минуты. Бернард, опережая вопросы, крикнул:

— Скорей! Вяжите белую стерву!

Бойцы, недолго думая, кинулись выполнять приказ московского чекиста в кожаной куртке. Быстро скрутили Антону Груле руки, перехлестнули и затянули ремнями.

— Попался, голубчик!

— Сволочь, успел нашкодить. — Бернард, словно разговаривая сам с собой, отвечал на немые вопросы. — Предатель! Убил радиста, испортил радиостанцию… Белякам хотел передать о нашем отряде, что мы уже в форте!

Слово «предатель» всегда имеет магическую силу, особенно в тревожные моменты, оно мгновенно перечеркивает все заслуги и достоинства, приклеивается черным ярлыком и заставляет на человека, с которым еще вчера делил кусок хлеба, смотреть диким зверем.

— Прикончить стерву надобно!

— Погодь! — Боец с прокуренными русыми усами схватил Грулю за шиворот и стал поднимать. — Пособите!

Грулю подняли, как мешок, и поставили к стене. Он пришел в себя, с трудом открыл глаза, не понимая, что вокруг происходит, почему на него смотрят.