Читаем без скачивания Дерзкий рейд - Георгий Свиридов

— Понимаю тебя, мне моряк казался вполне революционным человеком, — согласился Джангильдинов. — Когда в Астрахани сообщили, что была телеграмма, где писали нам, что есть предатель, я тоже не поверил, хотя знал, как в народе у нас говорят: где мед, там и муха.

— Мозгами шевелю, вроде все правильно, карать предателя надо, а вот сердцем никак не понимаю.

— Я вот тоже места себе не нахожу, не могу поверить, что вокруг крепости аулов нету. А что руками разводить, когда так на самом деле!

Послышался стук копыт, заржали кони, в окно было видно, как два бойца-казаха и два бородатых азиата в драных халатах привязывали лошадей к деревянным столбикам. Джангильдинов посветлел лицом:

— Посылал своих казахов в разные концы в степь найти пастухов.

5

Джангильдинов принял чабанов со всеми почестями. Провел в другую комнату, где заранее разостлали ковер, взятый из дома начальника форта, разложили подушки, ватные стеганые одеяла.

Пастухи робко озирались по сторонам, ожидая, видимо, подвоха. Они хорошо знали, что солдаты и офицеры никогда еще не приносили радости и добра в юрту степняков. Но несколько успокоились, увидев своего брата казаха.

Алимбей угостил пастухов вареным мясом, подарил каждому складной перочинный ножик и долго подробно рассказывал о себе и о своем отряде.

Спокойная и рассудительная речь Алимбея понравилась пастухам, они охотно стали вести беседу. Потом, посоветовавшись, сказали:

— На Мангышлаке нигде, батыр, ты не найдешь верблюдов и лошадей.

— А где есть?

— На Бузачи, — ответил самый старый, перебирая пальцами редкую бороду. — На Бузачи иди.

Второй пастух, не выпуская из рук перочинного ножика, кивнул головой:

— Верно, агай. Там есть аулы.

— Да, батыр, иди на Бузачи, — согласился третий. — Иди к адаевцам. У них скота много, как звезд на небе.

Джангильдинов внимательно выслушал пастухов. Потом долго рассматривал карту, скользя пальцем по извилистой линии побережья. Полуостров Бузачи находился севернее, почти рядом. Белесо-синяя окраска моря на карте говорила о том, что там мелководье, а зеленая полоска у берега — низменность.

Горнисты затрубили сбор. Бойцы отряда, ждавшие начала выгрузки, были удивлены приказом: «Все на корабли! Все по местам!» Покидать твердую землю, обжитой и завоеванный форт не очень-то хотелось. Море еще пугало, в памяти свежи воспоминания о прошлой ночи, тяжелом шторме.

Ошеломлен был таким известием и Бернард. Он метнулся к Малыхину, отвел в сторону:

— Крепость бросаем?

— Уходим в море.

— В Красноводск? — Как можно спокойнее и равнодушнее спросил моряка Бернард.

— На Бузачи.

— Что это? — еле сдержал тревогу Бернард.

— Полуостров такой. — Малыхин махнул рукой в сторону моря. — Командир знает.

Малыхин поспешил к причалу.

Бернард пнул носком сапога камень, выругался. Все опять летит к чертям собачьим. Какой еще там Бузачи? Как сообщить о нем в Ашхабад, когда рацию сам вывел из строя…

Раздался дружный залп. Бернард вздрогнул и, успокоившись, облегченно вздохнул: матроса Грулю… «Одним красным меньше, — подумал он и сплюнул. — Сами прикончили, бараны!»

Через два часа шхуны подняли якоря и взяли курс на полуостров Бузачи.

Глава восемнадцатая

1

Шел двадцатый день скитания по пескам.

Джэксон постепенно начал привыкать к тоскливому пейзажу пустыни и радоваться маленьким кустикам верблюжьей колючки, которые видны издалека и кажутся непомерно громадными на однообразном море песка.

Стоянки пастухов находились на значительном расстоянии друг от друга, и добираться к ним приходилось за несколько дней. Джэксон удивлялся зорким глазам туркмена, который в давящем однообразии верно находил дорогу и точно определял, через сколько дней они попадут на следующую стоянку, вдоволь напьются из колодца.

И стоянки и колодцы, как и все вокруг, были сделаны на один лад, и если бы не пастухи, которые весьма разительно отличались друг от друга и лицом и голосом, то можно было бы даже подумать, что они кружат на одном и том же месте.

Редко, очень редко на их пути встречались заросли саксаула. В таких местах они делали остановку на целый день, давая отдых и лошадям. Сами ложились в редкую тень и блаженствовали.

Один раз им попалось небольшое стадо джейранов, и оба, Сидней и Мурад, вскинули винтовки. Тонконогие животные находились далеко, почуяв опасность, умчались с быстротой ветра. Однако на одного джейрана в их стаде стало все же меньше, он остался на гребне бархана.

Мясо, изжаренное на углях саксаула, оказалось на редкость нежным и сочным. Правда, соли было маловато.

Дважды на их дороге попадались высохшие озера. Огромные белесые блюдца, покрытые сухой пленкой соли, казались Сиднею высохшими слезами матери-земли. Они производили гнетущее впечатление, и хотелось поскорее от них уехать. Джэксон невольно торопил коня.

И снова — пески, пески. Застывшие гигантские волны с гребнями на вершинах.

— Стоянка пастуха теперь далеко будет, — сказал Мурад. — Беречь силы надо.

Сидней понимал товарища: тот имел в виду коней. Лошади и так устали, их не следует подгонять.

После полудня вдруг заговорили пески.

Небо как-то незаметно исподволь стало блекнуть, а потом сразу подернулось желтой пеленою, словно туманом, пыльным густым туманом, и солнце потеряло свою силу. Душный воздух застыл, притаился, напрягся, готовый вот-вот разорвать тишину.

Лошади первыми почуяли приближение беды. Они, словно очнувшись от дремоты, пошли быстрее. Джэксон поглядывал на небо, и ему показалось, что идут тучи, надвигается гроза. Ох, как захотелось ему очутиться под проливным ливнем, подставить обветренное, сухое лицо и пропыленное тело потоку холодных и бодрящих струй! Сидней блаженно улыбнулся, не понимая тревоги друга.

— Идет большой ветер!

Мурад остановил коня, соскочил.

— Надо готовиться! Ветер быстро идет!

Сидней молча повиновался, хотя не видел особой опасности. Не успели они снять поклажу, как налетел первый порыв урагана. Он прошелся по верхушкам барханов, смывая песчаные гребни, как в море ветер срывает пенистые вершины волн. В следующую секунду вверх взметнулись тучи пыли и песка. Стало совсем темно, словно наступили сумерки. Солнце исчезло. А ветер набивал песок в глаза, уши, рот, нос.

— Клади коня! Клади!

Это кричал Мурад. Джэксон пытался заставить лошадь опуститься, но та его не слушалась. Мотала упрямо мордой. И вдруг, дико заржав, рванула поводья. Вырвавшись, она растворилась в пыльном вихре.