Читаем без скачивания Шах и мат - Анастасия Шец

Слишком неожиданно мы поменялись ролями. Мне больше не было страшно.

– Заведу машину, посмотрю, что там, и отвезу вас всех по домам. К черту такие развлечения на даче, – устало произнес Лешка и потер переносицу. Выходя из дома, он на секунду обернулся. – Максим. Никаких больше поставок. Слезай с этого сам. Саш, пошли поможешь.

– Хорошо. – Саша прокашлялся и, подойдя к Ромке, взял камеру из его рук. – Это нам больше не понадобится… Егор, разбудишь тех, кому с нами ехать?

Тот молча кивнул, мельком посмотрел на меня и на Максима, а затем вышел в коридор. Рома от неловкости подхватился и убежал за ним, громко хлопнув дверью.

Я тихо подошла к Максиму и коснулась его плеча. Тот вздрогнул, будто от удара током. В гостиной стояла мертвая тишина, и только едва доносившиеся с улицы звуки да шаги за дверью коридора нарушали ее.

– Кажется… – сглотнув комок в горле, я встала напротив и посмотрела в его растерянные глаза, – все закончилось.

Он опустил голову и едва сжал кулаки, молча облизывая пересохшие губы.

– Шах и мат, Максим.

Это звучало не так, как я когда-то себе представляла. Хрипло, но твердо. Я знала, что если бы не Леша и не Саша, то… Даже думать не хотелось о том, что могло произойти.

Я вся дрожала от повисшего в воздухе напряжения. Никто не знал, что сказать, и на секунду мне показалось, что не победил никто. Каждый пожертвовал слишком многим и совершил столько ошибок… Наверное, в Третьяковской галерее картин в три раза меньше. Мы молчали, и никто не смел нарушить тишину.

После его попытки изнасилования я все еще не могла прийти в себя. Странный туман не отпускал сознание, то отходя, то наплывая вновь. Мысли о том, что я, кажется, стала сегодня взрослее, роились где-то на горизонте. Сейчас я четко осознавала: за все то, что я сделала, придется понести ответственность. За эти наркотики, алкоголь, а главное – за собственное слабоволие. Ответственность придется понести и Максиму, я уверена, только его перечень проступков значительно шире. Ответят все. Кто-то получит наказание по закону, кто-то – от близких людей, а кто-то – от себя самого, и что страшнее – неясно.

Я простила его, но я не единственная, не та, кто будет вести суд. Сейчас нет сторон и всякого «кто за кого», «кто с кем». Всем нужно выбрать свою судьбу: ничто из этой ночи не пройдет бесследно, ничто не забудется. Дурман, воспоминания, видео – все это и даже больше навсегда останется ножом, который будет резать каждого еще очень и очень долго.

Меня все еще можно называть глупой. Это справедливо, ведь вопреки всему я хотела помочь Максиму, да и каждому здесь присутствующему. Хотела найти к ним путь и распутать давний бесконечный клубок. За все это время произошло многое, что нельзя простить и отпустить так просто, но если постараться, все можно наладить и исправить. Главное – приложить достаточно усилий. И я хотела их приложить. Главное, чтобы их хотели приложить все остальные, ведь не получится играть в одни ворота долго. Нужно как минимум… больше разговаривать. Прежде всего мне хотелось поговорить с Максимом, потому что я прощала и его, и себя. В какой-то степени мы оба были виноваты, я перед собой, он перед собой, мы перед друг другом. Пора избавиться от груза.

В случившемся всегда виноваты двое. В нашем случае количество виновных увеличивается. Это не тот момент, когда можно прикинуться овечкой и жертвой. Это момент, когда нужно мужественно принять все происходящее.

– Пошли со мной? – его слабый голос прозвучал неестественно громко. Он не смотрел на меня, просто не мог.

– Пошли.

Мне больше не стоило бояться. И если раньше, говоря, что изменилась, я бессовестно лгала, а где-то внутри скрывала трепещущий животный ужас, то сейчас… Все стало совершенно иначе. Эта неповторимая простота, будто эфирность происходящего, заставляли меня наслаждаться каждым мгновением.

Мы вышли на задний двор. Максим остановился у мотоцикла и оперся на него, поднимая с сидения куртку из толстой кожи.

– Я не знаю, как все так произошло, – сипло произнес он и хлопнул по месту рядом, снова не глядя на меня. – Я не знаю, как я стал таким… психопатом, да? Он так сказал. Я… Сам разрушил свою жизнь. – Речь была тихой и будто бы совсем не его. – Сам подсел на наркотики… – Максим горько усмехнулся и поежился. Я встала рядом. – Знаешь, а это уже зависимость. Я не могу долго находиться… В нормальном состоянии. Мне страшно, потому что я не знаю, как избежать ломки и проблем с законом. Я не хочу сидеть в тюрьме.

– Я говорила об этом…

– Да, говорила. Я не знаю, что теперь делать. У меня нет жизни, Насть. Понимаешь? А у тебя… Она есть. И я хотел отобрать ее. Я долго жил воспоминаниями о днях, когда все было хорошо, и не мог принять новую реальность. Я забыл, что такое нормальные эмоции, я получал наслаждение от всей той херни, которую творил. Это заставляло меня чувствовать себя живым. Я делал плохие вещи, и это заставляло меня верить в то, что хорошее еще может быть. После черной полосы должна идти белая, но у меня все было черным. И я добавлял только больше черного, надеясь, что белое последует сразу. Я был одинок и нет одновременно, но как только появилась ты, я захотел, чтобы ты осталась в этом со мной, любыми способами.

Я молча кивнула, проводя пальцами по сидению, кажется, Лешкиного мотоцикла и пытаясь понять, когда началась заключающая часть, кто сделал решающий ход, когда был объявлен эндшпиль. Максим безмолвно улыбнулся и повернулся к мотоциклу, а затем крепко ухватился за руль и скользнул взглядом по ключам в замке зажигания.

– Прокатимся?

Я обернулась и, недоумевая, почему Леша оставил своего железного коня без какой-либо защиты, даже не забрал ключи, медленно кивнула. Не лучшая идея, но мне казалось, Максим вполне справится с управлением, если может нормально разговаривать и реагировать на меня. Плюс… Чувство облегчения и прощения, усиленное стократно возросшей эйфорией, давало мне необъяснимую уверенность.

– Мы вернемся обратно?

Максим помолчал, ловко сел на сидение, обернулся и накинул куртку мне на плечи. Внутри росло беспокойство. Оно, в сочетании с эйфорией, давало странную комбинацию. Ноги и руки дрожали, сердце учащенно билось, меня знобило от напряжения. От нехорошего предчувствия слегка звенело в ушах.

– Конечно. Мы вернемся, Леша отвезет нас по домам.

– Обещаешь?

– Обещаю, Мальвина. Все будет хорошо.

Что заставляло меня верить ему? Возможно, не он больной,