Читаем без скачивания Просвещенные - Мигель Сихуко

Там вдали, за подтопленным куском дороги, по Макати-авеню бегут огни машин.

— Давай, у тебя получится, — говорю; оставшаяся часть трассы идет вдоль реки, но я предпочитаю об этом не говорить — все равно там бетонная набережная.

«…скопления также наблюдаются на Пласа-Миранда, где сейчас проходит стихийный митинг…»

— Слушай, если мы застрянем, — начинаю я, чтобы разрядить атмосферу, — тебе придется меня спасать. Я плавать не умею.

— Харе пиздеть.

— Простите.

Медленно, но ровно мы продвигаемся через журчащую под нами воду.

«…Среди собравшихся видные деятели государственного и городского уровня, в том чис…»

— Бля, сука, сука, бля, — говорит Сэди. — Блядь! — Она резко поворачивает руль для разворота в два приема. — Мы просто… — она переключает на заднюю, — подождем, пока… — мотор начинает чихать, — не кончится.

Машина кренится и глохнет. Мы сидим в тишине. Сэди пытается завести мотор. Он не реагирует. Еще попытка. И еще. Толку никакого. И снова.

— Блядь, блядь, сука, блядь, — говорит она. Бьет по рулю. — Что будем делать?

Я пытаюсь сохранять спокойствие:

— Слушай, а дома у вас есть водитель? Есть? Отлично. Позвони ему на мобильный и скажи, чтоб приезжал за нами на внедорожнике. Он сможет нас вытянуть или, по крайней мере, вывезти, если мы бросим машину здесь.

Сэди звонит. Покусывает губы. Водитель наконец отвечает. Сэди говорит с ним испуганным голосом, командирским тоном. Сообщает, где мы находимся.

— Все ровно. Он просто спал. Уже едет, — говорит она и отбрасывает телефон через плечо на заднее сиденье. С заметным облегчением обнимает меня. — Что ни говори, а на простого человека можно положиться.

Она нервно хихикает. Ее смех звучит очаровательно. Как скрип кроссовок по баскетбольному полю. Мы перелезаем назад и притуляемся друг к другу. Ее волосы пахнут шампунем марки «Боже, твои волосы пахнут потрясающе». Когда я был маленьким, наши няни мыли нам голову таким же.

— Я б, скорее, подумал, что ты пользуешься каким-нибудь навороченным шампунем, — говорю ей.

— Ну, я, вообще-то, простая девчонка.

Я окунаюсь в ее волосы. Шепчу ей на ухо:

— Пахнет моим детством.

— Надеюсь, у тебя было счастливое детство.

— Однозначно.

— Можно тебя спросить?

— Натюрлих.

Мимо окон проплывают темные силуэты. В тиши разговора дождь становится все шумнее.

— Когда мы с тобой познакомились, ты сказал, что у тебя здесь нет родственников. А за ужином обсуждал с родителями своих бабушку с дедом. Почему ты мне наврал?

— Сложно было объяснить.

— Так неприятно, когда тебе врут.

— Я знаю. Прости.

Что-то колышется вдали. Присматриваюсь — темнота, и только.

— Мигель, можешь говорить мне все, я не стану тебя осуждать.

— Правда, прости меня.

Что-то стучит по капоту. Из-за оград частных домов высовываются кроны деревьев и как будто подглядывают за нами.

— А можно еще вопрос?

— Конечно.

— А что будет, когда ты найдешь Дульсинею?

— Найду пропавшую рукопись.

— Ты только поэтому ее ищешь?

— Ну да.

Стук не прекращается. Деревья покачиваются. Дождь барабанит по крыше так, будто над нами трясут ящик с костями.

— Тогда тебе, наверное, лучше оставить ее в покое.

— Почему?

— Если б она захотела как-то поучаствовать в судьбе своего отца, она бы уже проявилась.

— Все не так просто.

Что-то скребет по правому крылу, как будто некто хочет залезть. Мимо проплывает кусок деревянных перил.

— А с бабушкой и дедом ты повидаешься?

— Не-а.

— Почему?

— Так лучше.

— И все так просто? — Сэди убирает челку с моего лба. — Прости, — говорит она и целует меня в лоб. — Это из-за них ты уехал из Манилы?

— Нет.

— А почему?

Что-то глухо ударяется о бампер. Машину огибает сумка-холодильник с логотипом пива «Сан-Мигель». Молния разбивает темные небеса вдребезги. Мы ждем грома. Но раската так и не слышно.

— Мне просто не нравится, кем я здесь становлюсь.

Темная масса перед нами шевелится, будто сама ночь идет к нам поближе.

— Это мой джип? Не хотелось бы идти к нему вброд. Словим еще гепатит какой-нибудь.

— Это что-то плавает в воде.

Дождь усилился так, что приходится повышать голос.

— Знаешь, — говорю, — не то чтоб я не хотел вернуться и работать здесь. Просто тут такое чувство… не знаю…

— Безнадежности? Поступай как все. Просто не беспокойся.

— Это тоже не выход.

— Тогда поцелуй меня.

Я целую.

— Как ты думаешь, я нормально впишусь в Нью-Йорке?

— Впишешься на все сто.

— Это ж не уход от ответственности? Ну то, что я уезжаю.

— Нет. — Я пристально смотрю на Сэди. — Не знаю.

Разглядываю ее идеальное лицо. Безупречный нос. Нижние зубы чуть-чуть искривлены, только чтоб напомнить мне, что это реальная девушка.

— Ты по-прежнему собираешься разыскать Дульсинею, верно?

— Да.

— Когда?

— Завтра.

БАХ! Машину качнуло взрывной волной. Мы с Сэди оборачиваемся как ошпаренные. Господи! Что-то…

Завод Первой генеральной объят пламенем. Огонь повсюду. Сначала один, потом второй, и вот уже много фейерверков, настоящих фейерверков взмывают в небо. Зеленый. Синий. Желтый. Взрываются. Свистят. Шипят. И вдруг вспыхивают одновременно. А потом очередью. Громадный оранжевый цветок увядает под дождем. Звезда, испещренная вспышками переливчатого перламутра, с голубой гроздью посредине, освещает близстоящий билборд с Витой Новой. Багровая спираль стремительно закручивается в сторону вывески «ТОЛЬКО В ИИСУСЕ СПАСЕНИЕ», и неоновые буквы осыпаются градом стекла. Одиночные залпы с визгом взмывают по вертикали один за другим и разрываются облаками искр, похожих на тлеющие белым угли. В небо взлетают все новые и новые ракеты. Одно из заводских зданий оборачивается огненным шаром — секунда на возгорание, другая на поглощение огнем, вот уже и нет ничего. Раскаленная конструкция скелетом обрушивается в воду. Щупальца пламени разбегаются по реке, как горящий бензин, оранжевые, желтые пучки медленно распускаются в загаженной воде. Река в огне. Вода горит, пахнет палеными волосами, серой, жженым сахаром. Низкий кучевой потолок будто тлеет от занявшегося под ним химического солнца. Даже далекий горизонт подернулся красным фальшивым восходом.

— Я не наркоманка! Что вы делаете? — кричала Дульсе, вырывая руки. — Прошу вас, не надо!

Она бросила на мать и отчима умоляющий взгляд. Мама плакала, папа качал головой. Доктор и санитар силой продели ее руки в смирительную рубашку и крепко затянули рукава. Она не могла пошевелиться.

— Но это все правда! — Дульсе кивнула на дневник в руках матери.

— Дульсе, дорогая, признайся, ты же выдумала все эти истории.

Папа встал перед Дульсе на колени и положил ей руки на плечи:

— Девочка моя, ты больна. Эти люди отведут тебя в больницу, там тебя вылечат.

— Ты ведь даже не отец мне, — произнесла Дульсе, зная, что для него это самые обидные слова.

Но как он мог допустить все это! Дульсе не хватало злости.

Папа и глазом не повел:

— Ты моя девочка, и я хочу, чтобы ты поправилась.

Мама помахала дневником и взмолилась:

— Дульсе, прошу тебя, скажи только, что все это выдумки. Скажи, что сама ты в это не веришь.

Дульсе не знала, что сказать. Если то, что ей хотелось, — ей ни за что не поверят. А если то, что хочется им, она больше не сможет верить в себя. Но может, ей удастся им доказать! Она крепко зажмурилась и попыталась сделаться легче воздуха. Только верь, думала она, только верь. На какой-то миг она почувствовала, как поднимается, — ноги оторвались от земли. Получилось! Получилось! Но это были доктор и санитар — они подхватили ее и понесли укладывать на кушетку в карете «скорой помощи».

Сэди перескакивает на переднее сиденье и включает радио. Женский голос пропевает: «Закурил свою „Надежду“, и зажглась в глазах надежда».

— А это не опасно, — заволновалась она, — аккумулятор задействовать?

Я не отвечаю. Разворачивающаяся за нами сцена ошеломила меня. По реке растекается пламя. Так, наверное, выглядит ад.

— Мигель! — произносит Сэди.

Я прихожу в себя.

«…подобный Мартин начал свою речь перед собравшимися за несколько секунд до рекламы, — сообщает комментатор, — и мы снова в прямом эфире. Через мосты Джонса и Макартура на площадь стягиваются все новые и новые группы, чтобы присоединиться к митингующим. В свою очередь полицейские из отряда особого назначения возвели баррикаду на углу Ректо и Легарды, чтобы не допустить шествия к президентскому дворцу. Чуть ранее я разговаривал по телефону с сенатором Бансаморо, и он заявил, что ситуация крайне напряженная. Один брошенный камень, один выстрел — и толпа взорвется. Наш корреспондент Данжен Ажапон передает с места событий. Привет, Дэн! Ты меня слышишь?»