Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849 - Иван Тургенев

Филиппо Стродзи

В отчизне Данта, древней, знаменитой*,В тот самый век, когда монах немецкий*Противу папы смело восставал,Жил честный гражданин, Филиппо Стродзи.Он был богат и знатен; торговалСо всей Европой, заседал в судахИ вел за дело правое войнуС соседями: не раз ему вверялаСвою судьбу тосканская столица.*И был он справедлив, и прост, и кроток;Не соблазнял, но покорял умомПротивников… и зависти враждебной,Тревожной злобы, низкого коварстваНе ведал прямодушный человек.В нем древний римлянин воскрес; во всехЕго делах, и в поступи, во взорах,В обдуманной медлительности речиДышало благородное сознанье —Сознанье государственного мужа.Не позволял он называть себяПочетными названьями; льстецамОн говорил: «Меня зовут Филиппом,Я сын купца». Любовью беспредельнойЛюбил он родину, любил свободу,И, верный строгой мудрости Зенона,*Ни смерти не боялся, ни безумноНе радовался жизни, но бесчестно,Но в рабстве жить не мог и не хотел.И вот, когда семейство Медичисов,*Людей честолюбивых, пышных, умных,Уже давно любимое народом(Со времени великого Козьмы)*,Достигло власти наконец; когдаСам император — Пятый Карл* — роднуюДочь отдал Александру Медичису,И, сильный силой царственного тестя,Законы нагло начал попиратьБезумный Александр — восстал ФилиппИ с жалобой не дерзкой, но достойнойСвободного народа, к венценосцуПрибег. Но Карл остался непреклонным —Цари друг другу все сродни. ТогдаФилиппо Стродзи, видя, что народМолчит и терпит, и страшась привычкиРазврата рабства — худшего разврата, —Рукою Лоренцина погубил*Надменного владыку. Но минулаТа славная, великая пора,Когда цвели свободные народыВ Италии, божественной стране,И не пугались мысли безначалья,Как дети малолетные… НапрасноОсвободил Филипп родную землю —Явился новый, грозный притеснитель*,Другой Козьма. Филипп собрал дружину,Друзей нашел и преданных и смелых,Но полководцем не был он искусным…Надеялся на правоту, на доблестьИ верил обещаньям и словамНе как ребенок легковерный — нет!Как человек, быть может, слишком честный…Его разбили, взяли в плен. Октавий*Разбил же Брута некогда. Как мухуПаук, медлительно терзал ФилиппаЛукавый победитель. Вот однаждыСидел несчастный после тяжкой пыткиПеред окном и радовался втайне:Он выдержал неслыханные мукиИ никого не выдал палачам.Сквозь черную решетку падал ровныйШирокий луч на бледное лицо,На рубище кровавое, на раныСтрадальца. Слышался вдали беспечный,Веселый говор праздного народа…В окошко мухи быстро залетали,И с вышины томительно далекойПрозрачной, светлой веяло весной.С усильем поднял голову Филиппо:И вспомнил он любимую жену*,Детей-сироток — собственное детство…И молодость, и первые желанья,И первые полезные дела,И всю простую, праведную жизньСвою тогда припомнил он. И вотКуда попал он наконец! НадеждамНапрасным он не предавался… Казнь,Мучительная казнь его ждала… СомненьеНевыразимо горькое внезапноНаполнило возвышенную душуФилиппа; сердце в нем отяжелело,И выступили слезы на глаза.Молиться захотел он, возмутилосьВ нем чувство справедливости… безмолвноИзраненные, скованные рукиОн поднял, показал их молча небу,И без негодованья, с бесконечнойПечалью произнес он: где же правда?И ропотом угрюмым отозвалсяФилиппу низкий свод его тюрьмы…Но долго бы пришлось еще терзатьсяФилиппу, если б старый, честный сторож,Достойный понимать его величье,Однажды, после выхода судьи,Не положил бы молча на порогеКинжала… Понял сторожа Филипп, —И так же молча, медленным поклономБлагодарил заботливого друга.Но прежде чем себе нанес он рану*Смертельную, на каменной стенеКинжалом стих латинской эпопеиОн начертал: «Когда-нибудь восстанет*Из праха нашего желанный мститель!»Последняя, напрасная надежда!Филиппов сын погиб в земле чужой —*На службе короля чужого; внукФилиппа заживо был кинут в море*,И род его пресекся, МедичисыВладели долго родиной Филиппа,Охотно покорялись им потомкиФилипповых сограждан и друзей…О наша матерь — вечная земля!Ты поглощаешь так же равнодушноИ пот, и слезы, кровь детей твоих,Пролитую за праведное дело,Как утренние капельки росы!И ты, живой, подвижный, звучный воздух,Ты так же переносишь равнодушноПоследний вздох, последние молитвы,Последние предсмертные проклятья,Как песенку пастушки молодой…А ты, неблагодарная толпа,Ты забываешь так же беззаботноЛюдей, погибших честно за тебя,Как позабудут и твои потомкиТвои немые, тяжкие страданья,Твои нетерпеливые волненьяИ все победы громкие твои!Блажен же тот, кому судьба смеется!Блажен, кто счастлив, силен и не прав!!!Дверь отворилась… и вошел Козьма…

Графиня Донато

Начало поэмы

Был светлый летний день, когда с охоты знойнойВ свой замок, вдоль реки широкой и спокойной,Графиня ехала. Сверкал зеленый лугЗаманчиво… но ей всё надоело вдруг —Всё: резкий звук рогов в излучинах долины,И сокола полет, и цапли жалкий стон,Стальных бубенчиков нетерпеливый звон,И лесом вековым покрытые вершины,И солнца смелый блеск, и шелест ветерка…Могучий серый конь походкой горделивойПод нею выступал, подбрасывая гривой,И умной головой помахивал слегка…Графиня ехала, не поднимая взора, —Под золотом парчи не шевельнется шпора,Скатилась на седло усталая рука.

Читатель! мы теперь в Италии с тобой,В то время славное, когда владыки Рима*Готовили венец творцу Ерусалима,Венец, похищенный завистливой судьбой;Когда, в виду дворцов высоких и надменных,В виду озер и рек прозрачно голубых,Под бесконечный плеск фонтанов отдаленных,В садах таинственных, и темных, и немых,Гуляли женщины веселыми роямиИ тихо слушали, склонившись головами,Рассказы о делах и чудесах былых…Когда замолкли вдруг военные тревоги —И мира древнего пленительные богиЯвлялись радостно на вдохновенный зовВлюбленных юношей и пламенных певцов.

Графиня ехала… Вдали, полузакрытыйГустою зеленью и солнечным лучом,Как будто золотом расплавленным облитый,Встает ее дворец. За ней на ворономТяжелом жеребце — покрытого плащомМужчину видим мы. Чета собак проворныхТеснится к лошади. Среди рабов покорныхИдет сокольничий, суровый и седой;Но птицы резвые напрасно бьют крылами…Красивый, стройный паж поспешными шагамиБежит у стремени графини молодой.Под шапкой бархатной, надвинутой на брови,Его глаза блестят; колышутся слегкаНа шее локоны; румянцем юной кровиНа солнце весело горит его щека.

Графиня ехала… А в замке под окномСтоял ее супруг и, прислонясь лицомК холодному стеклу, глядел на луг широкий.И был то человек упорный и глубокий;Слывя задумчивым, всё наблюдал   кругом,Не требуя любви, ни от кого советаИ помощи не ждал, чуждался лишних слов;Но светлый взор его, исполненный привета,Умел обманывать, умел ласкать врагов.И был он окружен послушными слугами,Друзей удерживал обильными дарами,И гневного лица его не знал никто.Донато не спешил и в мести… но затоВо тьме его души созревшие решеньяНапрасно никогда не ждали исполненья…

Прозаические наброски