Читаем без скачивания Король на краю света - Артур Филлипс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
Беллок стоял в «яме», очарованный актерской игрой и небом.
Неудивительно, что распорядитель празднеств выдал лицензию на эту пьесу. В конце концов, действие происходило в безобидной древней Иллирии. Учитывая требования, предъявляемые к Бену Тейлору — выучить одну пьесу утром, сыграть роль в другой днем, а вечер провести по уши в выпивке и мальчиках, — казалось чудом, что он вообще справился, пусть прошло несколько месяцев с тех пор, как они с Джеффом выпили у реки и разродились сюжетом.
Герцог Иллирии лежит в своем саду, откинувшись на спинку кресла, обитого леопардовой шкурой. Золотой кубок выпадает из его пальцев. Герой дремлет, ему снится дочь дожа, которую он хотел бы выкрасть из Венеции под покровом ночи. Он вздрагивает и просыпается. Перед ним стоит Мавр и заявляет испуганному герцогу:
В твое вино добавил я столь сильный яд,
Что в бренном мире ты не проживешь и часа!
Тебя ждут дрожь и хлад, конвульсий череда,
Нутро язычника извергнет крови водопады
И жгучей желчи, в коей захлебнется и змея…
Мавр держит вне досягаемости кашляющего страдальца пузырек с прозрачным, безупречным противоядием. Если иллирийский герцог правдиво ответит на один-единственный вопрос, он выпьет остужающее зелье, и в мгновение ока яд, который прямо сейчас терзает его внутренности… герцог хватается за живот, падает на спину, он встал бы, но не может…
История запечатлена будущим, и поэтому ее начало искажено. Конечно, нет другого способа написать ее, но она всегда сияет от противоестественной ясности, исключающей все возможности, которые не воплотились в жизнь. Настоящее же не кажется звеном в цепи, ведущей к конечному внятному историческому событию, и непрожитые варианты будущего бесконечно превосходят по численности ту статистически невероятную реальность, что имела место быть.
Яков VI Шотландский стал Яковом I Английским после смерти королевы Елизаветы в 1603 году. Он отправился на юг — из Эдинбурга в Лондон — по суше, собирая свидетельства верности английской знати (как протестантов, так и тайных католиков), по маршруту, тщательно спланированному совместно со своим ранним, непоколебимым и хорошо вознагражденным союзником Робертом Сесилом, последним государственным секретарем старой королевы, первым государственным секретарем нового короля; ее мистером Сесилом, его графом Солсбери; ее «пигмеем», его «маленьким биглем». Сесил выполнил свой долг перед королевой так, как считал нужным, одного за другим устранил всех конкурентов Якова на престол, тайно переписывался с ним, чтобы заверить его в будущем, никогда не обсуждая это будущее с Елизаветой, одновременно убеждая всех влиятельных людей — соплеменников и чужеземцев, — что Яков станет именно тем королем, которого они хотели, и неважно, каким конкретно. Протестантом, католиком, терпимым, нетерпимым? Да.
Сесил сделал ставку на определенный исход рано и тайно; было бы чрезвычайно благоразумным так не поступать. А затем он защитил свои опасные инвестиции; было бы крайне безрассудно поступить иначе.
До самого конца и Елизавета, и папа римский считали Якова единоверцем и надежным союзником. Его процессия покатилась на юг, и все католические властители, наблюдавшие за происходящим с Континента, сопротивлялись желанию вмешаться и силой посадить на трон в Лондоне такого же человека, как они сами, надеясь, что Яков на самом деле католик. Все более торжествуя с каждой милей, Яков встречался с каждым графством, каждым лордом, каждым городом, и он побеждал их, с некоторыми по-прежнему оставаясь нечестным, но он получал их клятвы, их людей, их доспехи, их лошадей. К тому времени, когда он прибыл в Лондон на свою коронацию, он мог бы снять маску и оказаться папой римским — все равно было бы слишком поздно.
В результате, объединив Шотландию и Англию… Яков всю жизнь продолжал исповедовать протестантскую религию. Он был протестантом, несмотря на жену-католичку; несмотря на тайные переговоры с католическими вражескими странами; несмотря на его терпимость к католическим дворянам при дворе и в постели; несмотря на отца-католика, убитого матерью-католичкой, которая затем была казнена за католическую интригу и измену своей двоюродной сестре-королеве Елизавете; несмотря на католическое рождение и католическое крещение, и папу римского, и Испанию, и Францию, и всех англичан-католиков, которые надеялись, что Яков сможет восстановить Старую Религию или, по крайней мере, смириться с ее открытым существованием. Его вера никогда не была уловкой — если Яков и колебался, он никогда не колебался достаточно сильно и долго, и вообще не слишком осознавал свое сомнение. Он оказался, в итоге, протестантом. Он даже пережил экстравагантный заговор{68}, организованный католическим подпольем (это было буквальное подполье, возможно, даже породившее сам термин: буквальные заговорщики под буквальными половицами).
* * *
Беллок остался после спектакля, прошел за кулисы, чтобы поздравить Бена Тейлора с написанием пьесы и исполнением роли обреченного Мавра.
— Выпьешь с нами сегодня вечером, — сказал ему Бен, вытирая с лица жженую пробку. — Я заплачу. Думаю, я должен тебе этот вечер. Ты же мне очень помог с этой пьесой.
Подарок короля Якова королеве Елизавете, символ здоровья или, по крайней мере, смертельного спокойствия, положил начало собственному путешествию из Камберленда в Лондон. После нескольких дней в Морсби-Холле, где он остался, чтобы оказать посильную помощь, улучшить угасающее здоровье барона и преподать урок своему преемнику-врачу в некоторых вопросах растительной медицины, Мэтью Тэтчер, наконец, отправился на юг, чтобы забрать письмо, которое доставит его в Константинополь.
В Константинополе его могли ждать почести за верность отцу нового султана, безопасность по возвращении. Возможно, Джафер бин Ибрагим давно мертв или не имел никакого влияния на распоряжения нового владыки. Но даже если нет, так тому и быть. Пришло время просить об одном: чтобы он смог увидеть их, своих сына и жену. Если другой взял ее в жены, если она по необходимости отдалась бин Ибрагиму или кому-то еще, если люди наговорили дурного его сыну, если, как только он их увидит, его арестуют и будут судить за преступления, которых он не совершал, и даже если новый султан сочтет нужным разрезать его шкуру на десять тысяч ремней, или выжечь ему глазные яблоки, или раздробить пальцы на ногах, или выдрать ногти, а затем прибить руки
