Читаем без скачивания Кудесник в городе богов - Денис Владимирович Морозов

– А как с бесом? – не унимался боярин. – На беса найдешь подходящее заклинание?

«Осторожно! Барин к чему-то клонит. Воли языку не давать!» – мелькнула в хмельном мозгу здравая мысль. Немил сдержал готовые сорваться опрометчивые слова о том, что нам, мол, хоть бес по плечу, хоть все адово воинство… Вместо этого он причмокнул пухлыми, чувственными губками, и запустил ладонь в густую, рыжую с едва заметной сединой шевелюру, изображая глубокое размышление.

– Бес – это такой хитрый зверь, которого запросто не унять, – вымолвил он с видом великого знатока. – Бесы – они ведь среди всех слуг Лиходея наипервейшие твари. Могуществом не уступают богам – зря, что ли, они воюют от сотворения миров. На земле ни один волхв сладить с бесом не сможет. Разве только, божество выручит.

Боярин придвинулся совсем близко. Его карие, с темными искорками глаза блестели, то ли от выпитого, то ли от лихорадочного интереса:

– А сам-то ты можешь призвать божество на помощь?

Немил важно откинулся в кресле и положил пухленькую ладошку на толстое брюшко:

– Боги – они ведь кому попало не помогают. Если признают в волхве своего истинного слугу – ничего для него не пожалеют. Что ни попросит – все выполнят. А если просить станет бестолочь, тупоголовый бездарь, или, еще хуже, молодой выскочка навроде твоего книжника Любомысла – то они осерчают и только накажут. В общем, еще хуже сделают. Я тебе прямо скажу, Твердислав Милонежич. В наше время все беды – от молодежи. Начитались своих новомодных книжонок, нахватались грамотенки по верхам, и уже мнят себя знатоками наук. Послушать их, так они и как жить-поживать знают лучше нас, старичков, и умом-разумом нас превосходят, и мысли у них в головах все такие… как это теперь говорят? Прогрессивные, во как! Мы, старые добрые ведуны, для них ничего не значим. Не почитают они нас, не слушают, старым заветам не следуют. Если так дело пойдет – рухнет мир, помяни мое слово. Ибо весь белый свет держится на старине. На клятве и нерушимом слове. Забудь старое слово – и подселенной не станет. А молодежь… разве она это поймет?

Немил так расстроился, что успокаивать его пришлось новой чаркой. Твердислав мигнул слуге-стольнику – тот мигом подал широкое блюдо с поросенком в сметане. Немил схватился за нож, но рука подвела, и он опрокинул блюдо, размазав сметану по скатерти. Боярин пришел на помощь, аккуратно отрезал кусок понежнее и на ложечке, как младенцу, затолкал гостю в рот, приговаривая:

– Тут у нас, понимаешь, такое дельце… В палатах великого князя завелась то ли кикимора, то ли вредная навка. Дочку его, Ярогневу, вконец измучила. Как только княжна заснет – так начинает ей сниться всякая муть, еще из прошлой ее, лесной жизни. Снятся ей оборотни, вурдалаки, мечи и всякое смертоубийство. Она, бедняжка, просыпается с криком, вся в поту, зовет нянек, подружек, до утра глаз не смыкает. Чахнет день ото дня. Князь боится: как бы совсем не зачахла. Он просил подыскать для нее ведуна понадежней, чтоб ее излечил, и от нечистой силы избавил. Ты как, сможешь такую работу проделать?

– Да я все смогу! – Языком Немила окончательно завладели хмельные пары. – Я живьем горел! Меня поганые язычники чуть не сожрали. Ятвяги в море пытались меня утопить, чтоб принесть в жертву морскому царю. И ты думаешь, что я испугаюсь кикиморы? Да я ее в бараний рог скручу! Хвост ей узлом завяжу! Уши ей оборву, и скормлю крысам!

– У нее нет хвоста, – блестя глазами, бормотал тысяцкий. – Она, вишь, какая-то хитрая. Верхуслава, княгиня наша, рассказывает, будто нежить эта приходит всегда в новолуние, а с последней луной пропадает. Будто бы, в начале месяца она – дите малое, а в конце – дряхлая старуха, немощная, силы все растерявшая. До конца месяца осталось всего ничего. Я вот думаю: нынче она должна ослабеть. Время самое подходящее, чтобы ее извести. Так возьмешься?

– Где она? Давай ее сюда! Я с этой тварью прямо сейчас разуправлюсь! – громыхал Немил заплетающимся языком.

Его рыжая борода гордо задралась вверх, показывая непреклонную решимость.

– Так не здесь она. В подполе у княжны. Я тебя отведу, – оживленно ворковал тысяцкий.

– И ее! И чертей! И всех бесов разом! Да что бесов – подать мне Великого Лиходея! Я его тут же разделаю! Вот этой вот самой вилкой! А этот пакостный книжник пусть смотрит и учится! Что он вообще понимает своим жалким умишком? И князь тоже пусть смотрит. Как увидит меня – так поймет, кто тут главный. И кому можно верить. Ведь поймет, правда? – гремел кудесник.

– Поймет-поймет, – заверил его Твердислав. – И еще наградит. Князь наш, Всеволод Ростиславич, умеет быть благодарным. Ты, главное, услужи ему, без лишней хитрости и без обмана. А уж он не поскупится.

– Подать мне кривулю! – Немил поймал стольника за край зипуна и потянул к себе. – И Велемудрову книгу подать! Я Великого Лиходея так отдеру, что он взвоет! Башку ему откручу! Копыта вырву! Все его адово воинство распугаю! Как ворвусь в преисподнюю, как усядусь на престол князя тьмы, да как топну ногой! Вся земля задрожит. Вот увидите!

Глава 2. Кошмар

Ночь на 1 число месяца чернеца

Великой княжне Ярогневе Всеволодовне снилась Туманная поляна посреди Дикого леса. Удушливые облака гари, вырывающиеся из бушующей Змеиной горы, заволокли подножие Древа миров. Ее возлюбленный – израненный, истекающий кровью, настрадавшийся и истощавший, висел, распятый на Миростволе, и смотрел прямо ей в душу своими пронзительными зелеными глазами. «Подойди ко мне, моя милая, – шептал он, – поцелуй меня на прощание!»

Ярогнева приблизилась, приподнялась на цыпочки и постаралась дотянуться до его губ, с которых стекала кровь. Но близкое и знакомое лицо вдруг превратилось в волчью морду – лохматую, черную, щерящую желтые клыки. Княжна отшатнулась, но любимый схватил ее за руку, вложил в ладонь меч и приказал: «Пронзи мою грудь! Одним ударом! Насквозь!» Ей очень не хотелось это делать, но ведь любимый приказывал, и она не могла отказаться. Она взяла меч, нацелилась ему в сердце и…

Крик отразился от сводов темной палаты. Черная кошка с белой грудкой спрыгнула с разметанной постели и юркнула под стол. Княжна вскочила, откинула одеяла, уселась на ложе и прикусила губу. Где? Где ты, Горюня? Я не хотела! Я никогда не хотела! Не суди меня строго! Прости!

Боги, за что же вы так со мной?