Читаем без скачивания Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить - Томас Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда феминистское движение достигло полного расцвета, вследствие чего у многих женщин изменились условия работы, сотрудницы Мастерса и Джонсон по-прежнему ощущали, что к ним относятся как к менее значимым кадрам. После долгой закрытой беседы было решено обратиться к Вирджинии Джонсон. Но поскольку Джонсон находилась в основном дома, в Ладью, сотрудницы решили, что для обсуждения проблем им нужен парламентер. Выбрали Роуз Боярски. «Никто больше не хотел разговаривать с ней», – вспоминала она. Видимо, все считали, что Боярски, супруга врача, почти ровесница Джонсон, вызывала больше сострадания и меньше всех рисковала получить отказ.
Жарким летним днем Джонсон пригласила Боярски к себе посидеть во дворе и поболтать. Она чинно встретила Роуз и предложила ей поплавать в бассейне. Казалось, Джонсон было приятно провести свободное время с кем-то знакомым, чтобы отдохнуть от своих домашних забот. Боярски же полностью сосредоточилась на проблеме неравенства женщин в клинике. «Мы были одни, – рассказывала Боярски. – Я пыталась донести, что было бы неплохо, если бы она немножко активнее поддерживала женщин-сотрудниц». Боярски объясняла, что мужчины-терапевты подавляют коллег женского пола и что такое положение вещей может повлиять на эффективность работы с пациентами. В конце концов, сексуальная терапия Мастерса и Джонсон строилась на межполовой коммуникации, в которой каждый партнер относился к другому как к равному. «Вопрос был деликатным – мне нужно было, чтобы меня услышали, – объясняла Боярски. – Мы надеялись, что Джини как-то проявит свою позицию. Нас было четыре женщины плюс Джини, а с другой стороны – четверо мужчин и Мастерс. И мы работали вместе. И моя попытка оказалась весьма жалкой». Маршалл Ширер, часто работавший в паре с Джонсон, считал, что Боярски сделала ошибку – во всяком случае, тактическую. «Если они чувствовали неравенство, то должны были додуматься не обращаться к Джини, – говорил он. – Вряд ли Джини стала бы дискутировать с Биллом по такому вопросу». Ширер считал, что Боярски и ее коллеги добились бы большего, если бы обсудили происходящее с Мастерсом, потому что именно он всегда решал, насколько далеко простирается свобода Джонсон и любой другой женщины в клинике.
Уже задним числом Боярски признавала, что их кратковременная феминистическая акция была плохо организована. «Джини не испытывала к женщинам ни малейшего сочувствия. Не знаю почему. Мне всегда казалось, что я совершенно бездарно с ней поговорила». Та беседа у бассейна позже отразилась на карьере Боярски. Однажды на одном из служебных собраний Боярски и Джонсон обменялись резкими высказываниями по поводу попыток Боярски исследовать роль психической депрессии в сексуальных нарушениях. Стоило ей упомянуть о своих идеях, как Джонсон мгновенно запротестовала.
– Вести исследования – моя работа, а не твоя, – отрезала она.
Боярски безрезультатно попыталась защититься. Они никогда не обсуждали, сумеет ли Боярски организовать необходимое финансирование или каким образом ее предложения могут вписаться в общий исследовательский план института. Все это не казалось важным. И что самое главное, Боярски обидела Джонсон. А сидевший за тем же столом Билл Мастерс, который всегда оказывал Боярски необходимую помощь, не сказал ни слова.
«Я удивилась, конечно, но должна была предвидеть, – рассказывала Боярски, которая вскоре покинула клинику. – Могла бы понять, что она видит во мне угрозу. У меня-то было высшее образование, а у нее – нет. Я училась, а она – нет. Я даже точно не скажу, почему она меня боялась. Я не стала задерживаться и выяснять».
Похожий конфликт был с Теа Лоури, устроившейся к Мастерсу и Джонсон на работу в качестве интервьюера вместе с мужем, Томасом Лоури, занявшим вакансию терапевта. Однажды она страшно поругалась с Джини. «Они так орали друг на друга», – вспоминал Томас Лоури, в прошлом директор маленькой психиатрический больницы в Лас-Вегасе, страшно переживавший из-за этой стычки. До этого случая в 1973 году ему нравилось работать в Институте Мастерса и Джонсон.
После ссоры его жены с Джини Лоури решил поточнее узнать, что именно они друг другу наговорили. «Мастерс и Джонсон постоянно вели запись, так что я решил послушать часть их разговора, – вспоминал он. – Теа спрашивала: “Что такое, вам не нравится, что я ставлю под сомнение ваш авторитет?” А Джини кричала: “Что значит – ставишь под сомнение мой авторитет?” Ну и так далее. Примерно на следующий день я попросил Ванду, офис-менеджера, дать мне эту пленку еще раз. А она сказала, что пленки больше нет». Вскоре годовой курс обучения Томаса Лоури подошел к концу. Ему не предложили зачисления в штат, хотя он надеялся. Лоури полагал, что отчасти дело в ссоре Джонсон с его супругой. «К сожалению, Теа иногда бывала излишне прямолинейной с теми, с кем не надо, – и похоже, она погладила Джини против шерсти», – рассуждал Лоури, который вскоре развелся с женой. За время пребывания в клинике Мастерса и Джонсон Томас и Теа Лоури выучили исключительно важный урок. «Джини всегда была пчелой-маткой, – говорил Томас. – Все будет в порядке, если слушать ее с почтением и не вставать у нее на пути. Потому что босс может быть только один».
Глава 29
Дело секса
Теперь за то, что когда-то делали бесплатно, Мастерс и Джонсон брали по высшему тарифу. За общую сумму в три тысячи долларов, составлявшую в 1972 году примерно треть общего дохода американской семьи, со всех сторон в клинику стекались пары. Лист ожидания состоял из примерно четырех сотен имен, а очередь была на полгода вперед. В Америке начался бум «сексологии» – именно так Мастерс предпочитал называть расцветающую сферу своей деятельности. Учитывая, какая шумиха поднималась вокруг избавления от сексуальных нарушений, люди не жалели ничего. Состоятельные клиенты останавливались в Chase Park Plaza, самом фешенебельном отеле города, там они выполняли предписанные в находящейся поблизости клинике «домашние задания». Некоторые пары, благодарные за подаренную вторую молодость, даже приносили свои фото, сделанные на «Полароид» in flagrante[24], чтобы похвастаться успехами. «Приходилось говорить, что мы верим им на слово», – ехидничал Мастерс.
В начале
