Читаем без скачивания Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ночами еще так подмораживает, что дом стынет, — сказал он.
— Я пришел повидаться с Калерво, — сказал я.
— К нему нельзя.
— Слышь, не боись.
— Закон есть закон.
— Слышь, черт долговязый... — начал было я.
— Не поможет, хоть всех чертей помяни.
— Сейчас ты обязан пустить меня к брату, настолько-то и я закон знаю. Иначе тебе не поздоровится.
— Следствие еще не закончено.
— Прервано из-за расчистки снега, что ли?
— А хотя бы и так.
— Во всяком случае, я намерен с ним свидеться. Я для этого сюда специально приехал.
— Он задержан по подозрению в убийстве.
— Это еще требуется доказать, — сказал я.
— Что мы и делаем, — ответил полицейский.
Он воткнул лопату торчком в сугроб, а совок отнес к стене надворной постройки, пошел за чем-то в дровяной сарай. Я ходил за ним следом.
— Говорят, что там и другие в драке участвовали, но все сваливают на Калерво, поскольку он был самый пьяный, — сказал я.
— Говорить-то можно.
— А свидетели там были?
— Не имею права разглашать сведения. Следствие еще не закончено, — ответил он.
— А кто умер?
— Нурминен. Матти Нурминен. Ты, наверное, его не знаешь.
— Он откуда?
— Да приехал откуда-то, черт его ведает.
Полицейский вышел из дровяного сарая и остановился посреди двора. Мы оба молчали, он смотрел на поля и деревню. Над домами, в которых топили дровами, поднимался белый дым, а над теми, где было нефтяное отопление, — более темный. Новые дома стояли и среди полей, и на месте старых домов в деревне.
— Пошли теперь туда, в арестантскую, — сказал я.
— Ну, может, и пущу тебя туда, если уж так невтерпеж, — рассуждал вслух полицейский, глядя мимо меня.
— Для этого я и пришел.
— На твоем месте я бы не тратил нервы зря, — сказал он спокойно, а потом мы пошли через двор на крыльцо и в холодные сени, где стоял молочный бидон и висели на вешалке вещи, которыми пользуются летом. Жена полицейского вышла в переднюю, и я поздоровался с нею за руку — мы тоже были давно знакомы, еще до полицейского, но не настолько хорошо, чтобы я приглашал ее на танцы.
— Вот жуть-то, — сказала она.
— Иди-ка отсюда, — велел ей полицейский и втолкнул ее в комнату.
Мы пошли по лестнице вниз, в подвал, и по коридору мимо сауны и прачечной к камере для арестантов — помещению с обитой железом дверью, в которой было сделано небольшое окошечко-люк.
— Тут вроде бы гости к Аутио, — сказал полицейский, открыв люк в двери, затем отошел, и у люка стал я.
В камере было двое арестантов — еще один, кроме Калерво, уже подошедшего к двери. Брат был в измятом праздничном костюме, ворот сорочки расстегнут, а лицо испуганное, опухшее с похмелья. Второй арестант лежал, но теперь приподнялся и сел. Я увидел, что это Сеппяля, торгующий книгами мой товарищ по службе в армии.
— Проваливай, — сказал я полицейскому, который остался стоять у самой двери, опершись о стену.
Калерво подошел к окошку так близко, что я видел только его лицо.
— Никуда я не пойду, — сказал полицейский.
— Давай, шагай, — настаивал я.
— Ты мне не указ! — объявил полицейский.
— Не хотелось бы говорить при этом чертовом легавом, но он не соглашается отойти, — сказал я Калерво.
— Разве домой сообщили? — спросил Калерво.
— Родители мне позвонили.
— Что они об этом думают?
— Можешь сам догадаться.
— А как мать?
— Она, ясное дело, совсем свихнулась, — сказал я и заглянул мимо Калерво в камеру. — А что этот Сеппяля тут делает? — поинтересовался я.
— Вопрос к блюстителю порядка, — сказал Сеппяля.
— Ты его знаешь? — спросил полицейский.
— Мы с ним вместе служили в армии.
— Ну, это можно было предположить, — сказал полицейский.
— Почему же он в камере?
— Пьяный вел машину, да еще пытался украсть бензин на одной заправочной станции.
— Что он там врет? — крикнул Сеппяля из камеры.
— Они же не могут держать меня здесь до самого суда? — спросил Калерво.
— Скоро пойдем домой, — сказал я.
— Ну уж нет, — заметил полицейский.
— Пойдем безо всяких, — сказал я.
Полицейский объявил, что не отпустит Калерво, пока ведется следствие, чтобы он не мог ни с кем сговориться. Полицейский все еще сохранял спокойствие, стоял, опершись о стену, сдвинув ушанку на затылок и время от времени постукивая каблуками сапог о растрескавшийся цементный пол коридора.
— Не отпустим его, пока все не занесем в протоколы, — сказал полицейский.
— Можешь подтереться своими протоколами, — посоветовал я.
— Меня из равновесия не выведешь, — сказал полицейский.
— Могу и вывести, — утверждал я.
— Мне бы переодеться и помыться, — сказал Калерво.
— Имею право держать тебя здесь семьдесят два часа, не предоставляя свидания, — объяснил полицейский Калерво.
— Что-то ты замышляешь, — сказал я.
— Я только исполняю свои обязанности, — утверждал полицейский.
— Значит, до полуночи в среду, — высчитал в камере Калерво.
— Открывай-ка дверь и отпусти парня со мной домой, — сказал я.
— И речи быть не может, — сказал полицейский.
— Он же сумасшедший, — подал из камеры голос Сеппяля.
— Ты там заткнись! — крикнул ему полицейский.
— Слышь, ты, конная полиция, — сказал Сеппяля.
— До среды я его не отпущу, и речи быть не может, — сказал полицейский.
— Что-то ты все-таки затеваешь, — повторил я.
— Ничего я не затеваю, — сказал полицейский.
— Так это не останется, — пообещал я.
— Ясно, не останется, суд вынесет такой приговор, что ахнешь, — сказал полицейский.
— Смотри, как бы ты сам не ахнул.
— Не пытайся, слышь, угрожать представителю власти при исполнении обязанностей!
— Не смеши.
— И не пытаюсь, —
