Читаем без скачивания Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

Я повернулся к нему спиной и подошел вплотную к двери, чтобы полностью загородить окошечко. Мне пришлось нагнуться, чтобы заглянуть внутрь.

— Этот полицейский никак не соглашается отойти. Давай рассказывай, что там случилось на самом деле? — спросил я у Калерво.

— Если бы он помнил, — сказал полицейский.

— Ну какая-то перебранка была вроде бы, мы вроде бы собирались поехать на такси, или что-то такое, — сказал Калерво.

— На каком такси?

— На машине Ээро.

— Он сам ее вел?

Калерво вспомнил, что еще вечером было договорено, что после танцев их отвезут к церкви. Я попытался уточнить у полицейского, кто был в такси за рулем, но он не желал мне ничего рассказывать. Жена полицейского явилась полюбопытствовать, она остановилась у лестницы, ведущей в подвал, но полицейский, резко крикнув, прогнал ее.

— Кто там еще был? — спросил я.

— Мы весь вечер были вместе, с Эркки и Олли, — сказал Калерво.

— А этот «конный полицейский Кинг»[37] тоже там был?

— Случайно. Внутри, — сказал полицейский.

Я спросил про Нурминена, и Калерво сказал, что он приехал осенью и работал на лесопилке. Полицейский прервал расспросы, захлопнул окошечко, грустное лицо Калерво осталось в камере, Сеппяля что-то крикнул, полицейский снова открыл окошечко и спросил, чего он хочет.

— Когда ты меня отсюда выпустишь?

— Да хоть сейчас, — ответил полицейский.

— Тогда открывай дверь.

— Побудь еще немного, я сперва бумагу выправлю, — сказал полицейский.

— А почему не сейчас? — спросил Сеппяля.

— Сейчас неохота, — сказал полицейский.

— До чего же мы важные, — съязвил Сеппяля.

— А гнать пьяным машину и бензин воровать — в этом, по-твоему, конечно, ничего особенного нет? — спросил полицейский.

— Воображаешь, будто можешь держать тут людей ради собственной потехи? — возмутился Сеппяля.

— Подождем еще, пока ты до конца протрезвеешь, — сказал полицейский.

— Трезвый я все время и был, — возразил Сеппяля.

— Не похоже было.

Сеппяля не выглядел слишком пьяным, он утверждал, что прошел через все полицейские испытания, даже может собрать коробок рассыпанных на земле спичек, стоя на одной ноге. Полицейский на это ответил, что анализ крови покажет, был ли он пьян. Они заспорили об этом, а Калерво в камере лег на койку.

— Куда мою машину поставили? — спросил Сеппяля.

— Она в надежном месте, — ответил полицейский.

— Где?

— Найдется, когда время настанет, — сказал полицейский.

Сеппяля попросил меня позаботиться о машине, чтобы товар не разворовали, и я пообещал, если полицейский скажет, где оставлена машина.

— В ней, конечно, ворованных вещей полно, — сказал полицейский.

— Однако же и в этой деревне такой болван полицейский... — начал было Сеппяля.

Полицейский захлопнул окошечко и задвинул щеколду. Не произнеся более ни слова, он пошел наверх. Я крикнул в закрытый люк Калерво, что еще приду рассказать, о чем услышу в деревне, а он мне — чтобы принес какую-нибудь одежду. Полицейский вернулся и жестом показал мне путь к выходу, я пошел впереди него вверх по лестнице. Он вышел во двор, продолжать расчистку снега, я закурил, но даже и не попытался предложить ему тоже. Спросил про машину Сеппяля, и полицейский сказал, что она рядом, в гараже.

— У меня в гараже помещается две машины, так и было запланировано, когда строили.

— Мог бы и сам сказать ему об этом.

— Зачем? — удивился полицейский.

— Не правится мне такое умышленное издевательство.

— Не начинай, слышь, меня учить. Сперва сам побудь десять лет в этой должности, — сказал он.

— Лучше нищенствовать пойду, — сказал я и зашагал прочь по шоссе.

— Я все равно услышу, что ты будешь предпринимать, — крикнул полицейский мне вслед.

— Успеха тебе в этом, — крикнул я.

Свернул за угол и спустился по склону на шоссе. Пока я был в арестантской, проехал снегоочиститель и завалил дорогу, ведущую от шоссе к дому полицейского, высоким снежным валом, чтобы полицейскому хватало работы с лопатой. Из школы шли дети с ранцами на спине. Они брали тонкие сосновые колышки-указатели для снегоочистителя и метали их, как копья, на заснеженное поле; кидались снежками, борясь, прижимали друг друга к снежному валу. Некоторые из них здоровались со мной, приподнимая над головой ушанку. Делали они это просто из озорства или в самом деле были вежливыми, я не понял.

II

Еще подходя к дому, я увидел с улицы через окно отца и мать, а потом и через другое окно, когда шел, огибая двор, и, поднявшись на крыльцо, входил в дом.

В кухне мать раскладывала на столе пасьянс, отец читал книгу, сидя на стуле у плиты, в плите горел огонь, и отец, читая, грел над плитой руки.

— По закону они могут держать его семьдесят два часа под арестом и не давать ни с кем свидания, — объяснил я.

— Ох, господи милостивый! — сказала мать.

Она в замешательстве нарушила порядок раскладывания пасьянса, уставилась на карты, которые держала в руке, потом сгребла их все и положила стопкой на угол стола, поверх газеты.

— И ты тоже не смог с ним повидаться? — спросил отец, не отрывая глаз от книги.

— Смог, это было необходимо.

— Что говорит Калерво?

— Он ничего точно не знает.

— Когда он освободится?

— В крайнем случае в среду. Если его и тогда не отпустят, надо будет поднять шум. Первым делом поговорите с ленсманом[38], — сказал я.

— Сильно они Калерво избили? — спросила мать.

— Видно было, что он с похмелья, а больше ничего.

— Откуда у него эта водка-то все время? — изумилась мать.

— Завтра схожу к нему снова, — пообещал я.

— Пустят ли?

— А то нет!

— А если и мне пойти? — предложила мать.

— Лучше тебе не ходить, — посоветовал я.

— Родное дитя все-таки, — сказала мать.

— Хотя бы и так.

Отец тоже считал, что матери идти туда не следует.

Стало смеркаться, и мать, подойдя к выключателю у двери, зажгла в кухне свет. На улице-то фонари уже горели. Отец положил книгу и раскурил трубку, поднял ноги над плитой и поддерживал их руками под коленями.

— Калерво сам ничего толком не помнит. Я