Читаем без скачивания Влюбленная Пион - Лиза Си

Я видела, что она говорит правду. Мама позаботи­лась о моем образовании, подготовила меня к роли жены, но она была виновата в том, что на пороге заму­жества я сделала все, чтобы избежать обычной участи молодой женщины.

— У тебя большое доброе сердце, — продолжила мама. — Тебе нечего стыдиться. Вспомни о своих жела­ниях, знаниях, о том, что лежит у тебя на душе. Мэн-цзы говорил: «Если у тебя нет жалости, ты не человек; если у тебя нет стыда, ты не человек; если у тебя нет уважения, ты не человек; если ты не знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо, ты не человек».

— Но я не человек. Я голодный дух.

Ну вот. Я призналась ей в этом, но она не спросила, почему так случилось. Наверное, мама не могла так бы­стро осознать сказанное, потому что она просто спро­сила:

— Но ты же испытывала все это, не так ли? Ты чув­ствовала жалость, стыд, раскаяние и печаль из-за того, что случилось с Тан Цзе, правильно?

Конечно, чувствовала. В наказание за то, что про­изошло, я обрекла себя на изгнание.

— Как можно понять, человек ты или нет? — спроси­ла мама. — Неужели все дело в том, отбрасываешь ли ты тень и оставляешь ли следы на земле? Тан Сяньцзу от­ветил на этот вопрос в твоей любимой опере. Он напи­сал, что все живые существа испытывают радость, гнев, горе, страх, любовь, ненависть и желание. Итак, «Книга ритуалов», «Пионовая беседка» и я говорим тебе, что человеком нас делают семь чувств. А ты прекрасно зна­ешь, что это такое.

— Но как я могу исправить допущенные ошибки?

— Я не верю, что ты кому-то навредила. Но если это так, то тебе следует использовать способности, которые ты получила, став призраком, и направить их во благо. Ты должна найти другую девушку и сделать ее счастли­вой.

Воспоминание, словно вспышка, озарило меня. Но мне была нужна мамина помощь.

— Ты пойдешь со мной? — спросила я. — Но это очень далеко...

Она ясно улыбнулась, и солнечные лучи осветили поверхность озера.

— С удовольствием. Ведь я должна бродить по земле.

Она поднялась и в последний раз оглядела беседку Любования Луной. Я помогла ей перелезть через балю­страду и спуститься на берег. Мама засунула руки в складки платья, достала замки в форме рыбы и один за другим побросала их в озеро. Они с тихим всплеском касались воды, посылая в вечность почти неразличи­мую рябь.

Мы пошли вперед. Мама следовала за мной по горо­ду. Ее призрачные юбки волочились за ней. Утром мы добрались до деревни. Перед нами, словно искусно со­тканная парча, расстилались поля. В кронах тутовых деревьев шумела густая листва. Большеногие женщины в соломенных шляпах и выцветших синих одеждах ка­

рабкались по их ветвям, чтобы срезать листья. Внизу стояли другие женщины — коричневые от солнца, за­каленные тяжелой работой, — они обрабатывали мотыгами землю у корней и уносили корзины с листьями.

Мама перестала бояться. Ее лицо светилось от счас­тья и умиротворения. В прошлом она не раз приезжала сюда вместе с моим отцом и сейчас с удовольствием раз­глядывала наши семейные владения. Мы делились со­кровенными мыслями, сопереживали друг другу и го­ворили о любви, как подобает матери и дочери.

Я так долго мечтала о том, что найду себе подругу. При жизни мне не удалось подружиться ни с одной из обитательниц женских покоев, потому что я не нрави­лась моим сестрам. Мне не удалось подружиться на На­блюдательной террасе с девушками, умершими от люб­ви, потому что их истории отличались от моей. Мне не удалось подружиться с членами общества Бананового Сада, потому что поэтессы не подозревали о моем су­ществовании. Но у меня были мать и бабушка. Несмот­ря на наши падения и ужасные несчастья, мы были свя­заны друг с другом: моя бабушка, какой бы злорадной и язвительной она ни была, мама, несмотря на то что ее сломили, и я — жалкий голодный дух. Когда мы с ма­мой шли в темноте по деревне, я поняла, что больше мне не нужно бояться одиночества.

Судьба дочери

Рано утром следующего дня мы пришли в деревню Гудан и сразу проследовали к дому старо­сты. Я привыкла странствовать, и потому длинный путь не был для меня утомителен, но маме при­шлось сесть на землю, чтобы размять ступни. Вдруг раз­дался детский крик, и из дома выбежала девочка. Это была Цянь И. Ее волосы были забраны в маленькие пуч­ки, что придавало ей веселый и живой вид, но плохо вязалось с ее худобой и бледным личиком.

— Это она? — подозрительно спросила мама.

— Войдем в дом. Я хочу, чтобы ты увидела ее мать.

Госпожа Цянь вышивала, сидя в углу. Мама рассмот­рела стежки, удивленно взглянула на меня и сказала:

— Она принадлежит нашему сословию. Посмотри на ее руки. Даже здесь они остаются мягкими и белыми. А стежки такие аккуратные! Как она здесь оказалась?

— Переворот...

Мамино удивление сменилось печалью. Она пред­ставила, что могло произойти. Она полезла в складки юбки, чтобы достать замки, на которые всегда полагалась, но ничего там не найдя, сжала руки.

Обрати внимание на эту девочку, мама, — попросила я. — Неужели она тоже обречена на страдания?

— Может, она расплачивается за дурные поступки в прошлой жизни? — предположила мама. — Может, это ее судьба?

Я нахмурилась.

— А может, в ее судьбе предначертано, что мы вме­шаемся, чтобы изменить ее жизнь к лучшему?

Мама явно засомневалась:

— Но что мы можем сделать?

Я ответила вопросом на вопрос:

— Помнишь, как ты говорила мне, что мы бинтуем ноги в знак протеста против вторжения маньчжуров?

— Верно. Так оно и есть.

— Но здесь все по-другому. Семьям нужны выносли­вые и работящие большеногие девушки. Но эта девочка не сможет тяжело трудиться.

Мама согласилась:

— Удивительно, что она вообще дожила до этого воз­раста. Но как ты можешь ей помочь?

— Я бы хотела перебинтовать ей ноги.

Госпожа Цянь позвала дочку. Девочка послушно по­дошла к матери.

— Бинтование не изменит ее судьбу, — сказала мама. — Нам не нужно ткать или прясть для наших семей. Мы вышиваем, чтобы выразить свой утонченный вкус.

— Я могу научить ее этому. А ее мать мне поможет.

Мама все еще колебалась.

— Я должна искупить свою вину, — добавила я, — и потому не могу выбирать слишком легкое испытание.

— Да, но...

— После Переворота ее мать заняла более низкое по­ложение. Почему же И не может подняться?

— Куда подняться?

— Я не знаю. Но даже ей предначертано стать худо­родной лошадкой, разве это не будет лучше того, что ждет здесь? Если ей будет сопутствовать удача, пере­бинтованные ноги приведут ее в богатый дом.