Читаем без скачивания Семейная хроника: сборник рассказов. Том 1 - Николай Осин

– Ах, мать твою под чугунчик! Это как же я не углядел?

Достал калошу, вылил воду из чёсонка, одел, и, бормоча и ругая себя за невнимательность, задним ходом влетел во вторую ямку другой ногой.

– Ну, всё. Теперь мне от Анюты (жена его) попадёт. Надо обратно к няняке итить.

Повернулся и пошёл к Стенякиным. Это его и спасло от третьей ямки.

В подобные капканы и сами попадали не раз. Это была долгожданная радостная Весна с проказами. Время весенних хлопот: чистка скворечников, прокладывание дорог для весенних ручейков. Когда начинались летние каникулы, начинались регулярные поездки в «Земнишний» лес за сушняком. Народу была целая армия: Володя и Петя Шумилкины, Коля Настин, Коля Попов, Горневых трое (Толя, Шурка, Коля), Витька Батякин, Кульгины, нас двое, Курдиных двое, Блохины, Блинковы. В «Земнишнем» вырубали крючки и ими ломали сухие сучья. Вместе с сухими сучьями собирали и сухие гнилые пни, которые ночью светились. По дороге домой надо было преодолевать подъём на «Косишную» гору. Тачки и тачанки с грузом на эту гору вывозили сообща дружно и поочерёдно. Это была очень приятная солидарность. В одиночку сделать это было невозможно. Сушняк в лесу «Земнишнем» лесники почему-то не запрещали собирать. Это, пожалуй, единственное действие, за что не было репрессий. Но, Боже упаси, ехать хотя – бы с одной единственной зелёной веткой! Замотают штрафами и тюрьмой. Чистку леса для дров тогда никакой не давали. Тётя Таня Асаева, наша соседка, например, топилась по – чёрному, полынью и репейниками. Что на этой «топке» приготовишь? Её мать от холода не слезала всю зиму с печки. Одну картошку сварить – сколько надо полыни? Когда надо печь хлеб, т. Таня ходила по огородам собирала над снегом стебли от подсолнухов. Вот такая была жизнь! Начальству не было дела до того, как живут люди? Потом стали давать «чистку» для дров за кору с корней клещатника. Она использовалась для производства резиновых колёс. Потом давали «чистку» просто так, за небольшие деньги. Потом стало никому ничего не надо, после появления в Кевде Валентины Михайловны (моей сестры). Она организовала подключение Кевды к магистральному газу. Но эта сказка появится ещё не скоро. А тогда нам с Володей за лето надо было заготовить столько дров, чтобы хватало на растапливание печки на всю зиму. Пеньки складывали на назём (сухой навоз вперемежку с соломой). Параллельно ещё делали «кизяки», сушили их, складывая в круглые конуса. Отец делал для изготовления этих «кизяков» специальные приспособления, которые брали для пользования все соседи. Заготовленное для домашнего скота сено, вывозили на тачках. Лошади, во время уборочной, были в дефиците.

Когда начинали поспевать яблоки, это была золотая пора.

У Курдиных хозпостройки стояли против дома, повёрнутые торцем. Мазанка и погреб. В мазанке, как у всех хранилась сезонная одежда, зерно, мука и место для летнего ночлега детей. В одной части «ларя» у них ещё было зерно, а во второй половине, уже пустой, были яблоки! Ох, какие же они были ароматные и вкусные! У них по Кевде было много доброжелательных родственников Болоцкие с ул. Бочкарёвка, Курдины с ул. Бражников порядок и др. Родственники привозили им эти яблоки и мы кайфовали от них.

Потом д. Паша Курдин, одновременно с нашим отцом займутся разведением собственных садов с такими яблоками. Посадят много новых молодых яблонь. Но кайф станет уже совсем другим.

Однажды там нас застала гроза. То ли мы были маленькими, а гроза страшной, то ли всё-таки грозы были раньше страшнее, чем сейчас. Мы тряслись от страху не напрасно. В эту грозу молнией ударило в д. Ваню Матюнина. Я сидел на каких-то мешках, крестился и причитал:

– Слава тебе, Христе Боже наш! Яко же ты насытил нас, и не лиши меня и небесного твоего царствия!

Митиров Коля закопался в какой-то одежде, и его не было видно и не было слышно!

Ваня Курдин крестился молча!

Яшкин Шурка, был весь в своего отца. Настоящий Чапаевец! Готов всегда умереть стоя!

Он стоял в полный рост, крестился и наяривал: «Рождество твоё, Христе Божий наш…» Курдин Ваня спросил:

– Чего несёшь то! Сейчас, как влепит по крестилке (по руке правой, значит) и нам всем конец!

– А, я всё равно ничего больше не знаю!

Когда услышали крики «Горят!», мы побежали на ул. «Симановка». Молния ударила в хозпостройку около Бульбиных и она загорелась! Ваняга Матюнин лежал уже закопанный в землю – одно лицо выглядывало из земли. Он с матом рассказывал, как молния ударила в «погребицу», под крышей которой он спрятался от дождя:

– Сначала гвоздануло около Бульбиных! Мазанка – загорелась! Я начал орать – «Горят, горят!» Молния как звезданёт в нашу «погребицу» – не кричи «горят!»

Какая-то женщина поливала его закопанное землю тело водой из лейки и сделала замечание:

– Ты, д. Вань, хоть сейчас-то не матерись! Ведь одной ногой стоишь на пороге у Бога!

Он осерчает, и не отпустит тебя обратно!

Против Курдиных жили Блохины. Осенью у них мы часто собирались играть в карты. Это было и интересно, и страшно. Дом Блохиных было боязно обходить кругом даже днём. А вечером в темноте – тем более. Как там можно было жить? Сразу, сзади дома, был крутой и высокий обрыв к реке, куда, если свалишься, обязательно что-нибудь повредишь себе. Чтобы гости часто не утомляли своим присутствием, хозяева (молодые) делали из гнилушек светящиеся рожи и пугали ими в темноте. Когда выяснилось, что это не живые черти, то сами стали дурачиться и пугать взрослых. Это удавалось хорошо.

ТРАКТОРИСТКА

Соседка по Кевде, Асаева тётя Таня, была практически, как член семьи. Почти каждый день приходила в гости, особенно зимой, когда жила на нижней дороге. У неё дома на стенах была изморозь, натопить избу травой полынью было не просто. У матери тети Тани – бабушки Ани, выбора не было. Её судьба – сидеть в темноте, на печи. Зимой она никуда не ходила. Весной, летом и осенью ухаживала за огородом и «низом» (огород в сторону к речке). Несмотря ни на что (склон – достаточно крутой), все жители обрабатывали «низы». Вскапывали и сажали, как все – вручную, и Асаевы. Копали до вишни, которая служила им забором от гусей. Сажали свёклу и тыкву. Из живности в их хозяйстве были только куры. Между верхней и нижней дорогами у них был погреб, где все и хранилось зимой. После смерти своей матери, тётя Таня перенесла дом на верхнюю дорогу. Жить в перенесённом доме стало лучше. Во-первых дом стал отапливаться «по белому». В доме стало появляться солнышко. Около кровати появился даже скромный коврик с лебедями, стоимостью согласно доходов, но всё равно, жила т. Таня очень бедно. Когда родители наши уезжали в Каменку к дяде Коле, то она домоседничала у нас. Варила кулагу, овсяный кисель, пекла блины. Мы её все любили за простоту и душевность. Когда я учился в Ленинграде, то на зимние каникулы всегда приезжал в Кевду. После вечерней уборки по домашнему хозяйству, я любил забраться на любимую тёплую печку и думал, какой дальновидный был отец, отстаивая необходимость печки в доме, когда строились. Как она верно служит, эта русская печка, согревая теплом! Там лежал мешок с тыквенными семечками, создавая дополнительную благодать. Приходила тётя Таня в гости и заводила разговор о жизни с нашей матерью. Завели разговор о трактористе Коле Ванюшине. Как-то у него сломался трактор. Вышел из строя подшипник каретки. Он загнал свой гусеничный трактор «Натий» на бруствер у кладбищ и стал разбирать каретку. Оказалось, что подшипник на валу поставлен по горячей посадке, и снять его никак не удалось.

Однажды, находясь в гостях у нашего отца, он говорит:

– Два дня, крёстный, бился с подшипником на каретке, и ни в какую.

Позвонил в Чембар в МТС. Там сказали, что без автогена ничего не получится. Ждите техничку, приедем. Через два дня приехали. Приехали к кладбищу, смотрим – всё разобрано. Подшипника нет! Ребятёнки сняли на игрушки. Я готов был сквозь землю провалиться! Какой я, на жуй, тракторист, если не мог снять подшипник! А дети сняли! Как они, б…яди, умудрились! Вот загадка?!

Я спросил с печки у тёти Тани:

– Тётя Таня, а ведь ты тоже в трактористах ходила когда-то?

– Ну, Коля! Какой из бабы тракторист? В войну, тракторист с ул. «Сибирь» меня наскорах научил куды включать скорость, чтоб – пахать, а куды – плуг прицеплять. Вот и вся школа. И ушёл на фронт. Я у него до войны плугочисткой была. Вот и пришлось всю войну гориться на его месте. Встаёшь до света и в поле, где вечером трактор оставлен. Домой ездить не давали. Керосин экономили. Трактор колёсный был с норовом. Крутишь, крутишь – уж вся «фарья» вспотет, а ему хоть бы хны. Хоть бы взбрыкнул. А то возьмёт – осерчат и как жуякнет в обратную сторону. Отлетишь метра на три и об земь, аж память отшибат. Придёшь в себя, поплачешь, поплачешь, соберёшь всю матерщину в кучу и опять крутить, пока не затарахтит. А потом цельный день трясёсси на железном сиденьи, пока норму не спашешь.