Читаем без скачивания Семейная хроника: сборник рассказов. Том 1 - Николай Осин

А попробуй не спаши – сразу во «вредители» попадёшь. И 10 лет тюрьмы!

– Ну, зимой-то хоть полегче?

– Да и зимой, Коля, не слаще. Зимой был ремонт в Чембаре в МТСе. А какой там ремонт? Если простых гаек не «досыти». Идёшь во двор, откапываешь из-под снега какую–нибудь списанную рухлядь, почти такую же, как ремонтируешь, и откручиваешь с неё запчасти. Вот этими списанными тракторами и жили. В самом помещении, холод, как на улице, только ветра нет. Чтоб позёмка под ворота не наносила сугроб, затыкали соломой. Руки мёрзнут от железа. Хорошо, если у кого-то есть варежки! А у некоторых их и вовси не было! Хорошо, если кладовщик сжалится – нальёт какую-нибудь чаплашку нигрола, зажжёт, чтоб нам руки погреть – и на этом спасибо. Ночевали на колхозной квартире. На воскресенье – пешком домой. Так вот на бабских плечах вся техника и держалась всю войну, пока мужики не возвернулись.

– А твой учитель-то вернулся?

– Нет. Его на второй год убило.

Прошли годы. И кто бы мог подумать, до чего доведут родные места последние «руководители»! Хорошо, что уже ушедшие люди не знают, за что мёрзли женщины в МТС и отдавали жизнь на фронте мужчины!

Оказывается, они страдали за новых хозяев земли Кевденской – за англичан! Так здорово хозяйничают современные руководители под руководством «высокоэффективного» губернатора Бочкарёва! Такое представление губернатору сделала «Пензенская правда»!

МОЛОТИЛКА

Солнце нещадно палило с голубого, прозрачного неба. Рожь, высотой в два моих роста, сплошной стеной подступала к дороге с обеих сторон. Тяжелые спелые колосья, с трудом удерживаемые стеблями, стояли неподвижно. Ни слева, ни справа тени ото ржи не было. Солнце в этом безветренном коридоре так накалило дорогу, что идти босиком было мучительно. Спрятаться было некуда. Единственным спасением были васильки и рожь у края дороги. Пригнешь, постоишь, остудишь ноги и снова вперед. Мать от дома показала конечный путь маршрута по местности, как по карте, куда надо отнести обед отцу. На словах добавила: дойдешь до конца «Симановки», перейдешь плотину и через «Кочки» до дороги. Дальше по этой дороге пойдёшь до оврага. Овраг перейдешь, выходи на «столб». И по нему прямо к «Мельскому». Километр не доходя – молотилка. По шуму услышишь.

Многое, из предписанного матерью, преодолел, но на «столбе» спекся. Решил, что иду куда-то не туда. Сомнение вызвали «Кочки». Это, в моем представлении, должны быть какие-то небольшие, в мой рост, горы, через которые надо перелезать или обходить их. И, когда я шел по «столбу», солнце меня доконало. Я потерял счет времени и расстоянию. Решил, что прошел не те кочки и попал не на тот «столб», прошел мимо «Мельского» и подхожу уже к «Чембару». В отчаянии от горячей дорожной пыли я устроился на васильки и дал волю слезам. Мне шел пятый год. Вдруг подъехала лошадь с повозкой. Это были «дроги». На них бочка. Кучером была женщина. Увидев меня, затормозила лошадь.

– Чего ревешь?

– Я заплутался.

– А куда ж идешь?

– Я обед несу папане.

– А где он работает?

– Он на молотилке работает.

– Ах, вот кто твой отец! Ну, такого мы знаем. Я тебя к нему отвезу.

Слезла с повозки, сняла косынку, вытерла слезы. Забрала меня одной рукой поперек живота вместе с узелком, пристроила к себе на коленки и мы поехали.

– Маманя сказала, что надо идти все время навстречу солнцу. А мы едем наоборот.

– Правильно сказала твоя маманька. Только нам сначала надо в родничок за водой съездить, а то отец твой так умотал всех своей молотилкой, что люди всю бочку осушили. Народу надо воды для обеда.

Набрав воды, мы приехали к молотилке.

– Ну, Минька, готовь бутылку самогонки на выкуп! Я тебе курьера привезла.

– И где ж ты его подобрала?

– Да на один километр до молотилки силы не хватило. Почти уж дошел. Я смотрю, лошадь ушами стрижет, и фыркает, значит, чего-то живое учуяла. Подъезжаю поближе – точно. Стоит кормилец твой с узелком и прямо на корню погибает. Слезы в два ручья. Говорит, заплутался.

У меня до сих пор в памяти осталась эта женщина – сильная, задорная, веселая, внешне как сестра-близнец Мирей Матье. Как увижу одну, так отчетливо в мельчайших деталях вспоминаю другую, спасительницу свою – Марию Блежкину.

После обеда стали заводить трактор. Трактористом был Митя Волков. Трактор колесный «Форзон», с зубьями на задних колесах. Трактор был с норовом. Любил помудрить – «бзыкал», как говорила т. Таня Асаева. Она в войну тоже работала на таком тракторе. «Бзыкать», в переводе с Кевденского, означало – бить пусковой рукояткой в обратную сторону. Чтобы трактор не «изувечил» тракториста, к рукоятке привязывали веревку и за концы, по три человека с каждой стороны, страховали тракториста. И все равно, трактор противился до последнего. У Мити Волкова был помощник Ваня Пашков. В обед он любил поспать, зарывшись в солому. Его отыскивали по храпу и будили. Он, с соломой в шевелюре (волосы на голове), подходил с неохотой к трактору, отвязывал веревку и разгонял весь народ. Брался за рукоятку и начинал «пахтать», как он говорил. Бедный трактор, от его немереной силы и дури, начинал подпрыгивать передними колесами над землей, забывая при этом про свою собственную дурь – гваздануть в обратную сторону. Можно себе представить каково было одинокой женщине – т. Тане Асаевой (в то время ей было 25-28 лет), где-нибудь у «Вислого», в 4 часа утра, т. е. «до свету», завести трактор. Почему с этого раннего времени в 4 утра? Потому, что надо завести трактор и надо норму успеть за день вспахать. Иначе – «саботаж» и срок 10 лет! Время военное. Мужики были на фронте. Все делалось «бабскими» руками. На тракторе в Кевду ездить не разрешалось. Трактор ночевал в поле, на «стане». Под надзором караульщика. Так и «горились» бабы до конца войны, пока мужики не возвернулись, кто в живых остался.

Вернемся к молотилке. Отец поставил рядом с трактором ведро вверх дном, постелил на него фуфайку и посадил меня. Дал в руки ремешок супоневый и велел следить за пологом.

Полог – это деревянная площадка на высоте 2,5 метра, с одной стороны привинченная к молотилке, с другой стороны под нее ставились подпорки. На ней стояли люди, разрезали свясла у снопов и заправляли все в молотилку. Эта работа достаточно трудная. Нужны ловкие и сильные люди, чтобы работа была ровной и производительной. Таких было два человека. Это Батяка (дед Шурки Горнеева) и Мария Морозова. Отец говорил, что они семижильные. Против них никто нагрузок таких не выдерживал! Отец их уважал и делал для них специально ножи с серповидной заточкой. Батяку хорошо напоминает старик из фильма «Председатель», который собирал милостыню и был якобы слепой. И голос, и мысли, и ум всё очень сходно.

Как говорил отец, если будет скопировываться (перегружаться) молотилка разрезанными снопами, натягивай ремешок. Трактор увеличит обороты и затора не будет. И наоборот, когда загрузка распросторится – приотпускай. Это было так интересно! Боже мой, какое там сидеть! Я и не присел ни на секунду! Это же было управление целым государством в моих руках!

Позже, после авиационного института, когда на «веревочке» были целых 14 заводов – такого восторга уже никогда в жизни не было.

Мне, кажется, отец тогда очень тонко и грамотно взбодрил мой дух. После чего я, без какого либо страха, доходил до любых дебрей. «Котел» под Чулпаном (4 км), «Серегина лощина» (3 км), «Петенькин ток» (2 км). За сезон отец успевал обмолотить весь хлеб не только в Кевде, но и в «Шелалейке», «Ключах» и «Гусятнике». Мы ездили потом с отцом по этим местам его работы на лошади, и получали заработанное им зерно. Каждый год он очень старательно готовил молотилку к рабочему сезону. Он досконально знал все ее слабые места. Заблаговременно подготавливал необходимые запасные части. Некоторым узлам изменял конструкцию, с целью увеличения надежности. У него было удивительное чутье нагрузочной возможности металла. Для этого надо было быть сыном кузнеца, внуком кузнеца, правнуком кузнеца. Именно таким и был наш отец. Он безошибочно мог сказать:

– Этот узел выстоит сезон, а этот через такое-то время выйдет из строя.

Когда он получил новый силосоуборочный комбайн, который еще ни разу не выезжал в поле, он сразу доработал узел привода режущих ножей. Сделал в кузнице две пластины и усилил ими кронштейн с обеих сторон. Последующая жизнь подтвердила его абсолютную правоту. На других комбайнах эти узлы вышли из строя первыми. Он часто ругал конструкторов, которые плохо прорабатывают свою конструкцию перед серийным выпуском. Я все это наматывал на ус, помогая ему в доработках. Серьезные изменения конструкции были сделаны отцом и в коноплеуборочной жатке. Она стала, фактически, с новым, вторым назначением. Кроме уборки конопли на материал для веревок и канатов, что было задумано конструкцией, жатка, после отцовской доработки, стала еще и семя конопляное собирать. Удивительно простое и оригинальное решение. Но до этого никто, кроме него, не додумался. В пологе для формирования снопов отец сделал специальные окна. А под ними бункер выдвижной для сбора семени. И не только придумал, но еще и своими руками все сделал. А если учесть, что в то время электрических отрезных машинок не было, и электродрели тоже, все делалось вручную коловоротом, зубилом, напильником, руками и головой! Это значит, что мне приходилось лежать под жаткой и на вытянутых руках держать кусок рельсы, как наковальню, прижимая туда, куда приказывал отец. А он вырубал окна зубилом там, где нужно. После этого жатка параллельно с коноплей, стала собирать мешками семя, которое раньше вместе со снопами просто выбрасывалось. Через колхозное начальство это стало известно МТС Чембарскому. В Кевду приезжали делегации с МТС и с завода изготовителя жаток. Фотографировали, измеряли, чертежи составляли. Отцу за это дело выписали премию. Хотя по закону надо было оформлять патент на изобретение и выплату в сотни раз большую, чем эта премия. Но об этом мы знаем только теперь. Тогда и этому были очень рады.