Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покончив с назначениями и наспех снарядив артиллерийские упряжки, Ней вместе с Лекурбом и Бурмоном отбыл в Лон-ле-Сонье. Прибыв в город утром 12 марта, он нашел там 60-й и 77-й линейный и 5-й драгунский полки. Ожидалось прибытие 8-го егерского. Представлялись возможными два решения: броситься на Лион, если еще оставалось время преградить Наполеону путь, либо, если было уже поздно, повернуть вправо, передвинуться на Сону и перерезать дорогу на Париж через Бургундию. Но едва вступив в Лон-ле-Сонье, Ней узнал, что Лион оставлен, и наконец начал замечать потрясение, повсеместно производимое на страну приближением Наполеона. Войска молчали, но в глазах солдат читалось глубочайшее волнение. Любопытное и обеспокоенное население жаждало новостей, желало, чтобы они были благоприятны для Наполеона, и вовсе не трудилось скрывать своих чувств. Духовенство заперлось в церквях. Растерянные дворяне сбегались к маршалу, ища в нем опору утраченной уверенности.
Уже через несколько часов после прибытия Ней произвел смотр своих полков. Затем он собрал вокруг себя офицеров и с жаром и решимостью обратился к ним. Он напомнил им, что последовал за Наполеоном до Москвы и до Фонтенбло и служил ему до последней минуты, но после его отречения присягнул Бурбонам и намерен сохранить верность присяге. Восстановление Империи неизбежно навлечет на Францию море бедствий, восстановит против нее всю Европу и приведет к возобновлению гибельной войны, а потому всякий добрый француз должен этому противиться. Сам он решился идти до конца, но не желает никого принуждать. И потому, если среди тех, кто его слушает, найдутся люди, которым пристрастия мешают исполнить их долг, они должны об этом заявить, и он отошлет их восвояси, ибо намерен оставить при себе только надежных и преданных людей.
Несмотря на всё свое влияние на солдат, в качестве единственного ответа Ней получил ледяное молчание, которое достаточно ясно показало, что ему придется отослать восвояси почти всех офицеров.
Чем больше всеобщие чувства захватывали его могучее сердце, тем сильнее Ней оборонялся, и этой внутренней борьбой трогал проницательных роялистов, не обнадеживая их, но огорчал бонапартистов, сокрушенных тем, что он вступает на тупиковый путь. Многие офицеры графа д’Артуа прибыли к маршалу. Ней горько жаловался на то, что Лион оставили с такой легкостью, заклинал больше не отступать, приблизиться к Наполеону движением влево к Соне, тогда как он приблизится к нему движением вправо, и утверждал, что им удастся, может быть, остановить неприятеля, если они объединят свои силы. Он с прежней искренностью обещал вступить в бой первым и добавлял, что, как только прибудет его артиллерия, он выдвинется на Макон или на Шалон навстречу графу д’Артуа. Он не знал, несчастный, что на Соне вот-вот окажется не граф д’Артуа, уже возвратившийся в Париж, а сам Наполеон!
На следующий день, 13 марта, в то время как Наполеон двигался на Макон, ситуация стала весьма напряженной. Поминутно приходили сообщения, что то в одном, то в другом пункте разразился пожар, так что казалось, будто пожаром окружены со всех сторон. Капель, префект Эны, прибыл в середине дня, преследуемый жителями Бурга, которые подняли мятеж. Занимавший город 76-й полк присоединился к жителям и водрузил на ратушу трехцветное знамя. Еще ближе, в Сент-Амуре, 15-й легкий грозил сделать то же самое. В десять часов вечера офицер, выехавший из Макона, принес известие, посланное самим префектом: город Макон поднял мятеж и прогнал королевские власти. В полночь депеша от мэра Шалона известила о том, что батальон 76-го полка, сопровождавший артиллерию, которую маршал ждал с таким нетерпением, взбунтовался и отвел ее к Наполеону. Час спустя офицер, следовавший по Бургундской дороге, рассказал, что 6-й гусарский под командованием принца Кариньяно передвинулся галопом на Дижон, чтобы возмутить этот город; часом позже стало известно, что столица Бургундии провозгласила восстановление Империи.
Сообщения, постепенно доходившие до маршала в течение роковой ночи, были подобны ударам кинжала. Не сумев погрузиться в сон, без конца прерывавшийся ужасными переживаниями, Ней встал и принялся ходить из угла в угол, ожидая новых, еще более болезненных известий. Он знал, что некоторое количество солдат с Эльбы уже пришли из Лиона, смешались с его войсками и стараются вдохновить их на мятеж.
Маршал пребывал в смятении, когда в середине ночи к нему привели двух торговцев, выехавших из Лиона днем; их рассказ произвел на него глубокое впечатление. Они рассказали, с какой легкостью в Лионе совершилась революция, сколько имеется причин верить в то, что революция уже совершилась в Париже, и насколько бесполезно проливать кровь, чтобы ей помешать. В ту же минуту появились с письмом от Бертрана лично знакомые Нею офицеры, которым было поручено добавить к письму устные объяснения. Мешая правду с неправдой и повторяя услышанное в окружении Наполеона, они снабдили слова Бертрана самым прискорбным комментарием, заверив маршала в том, что между Парижем, островом Эльба и Веной всё давно уже согласовано; что в Париже составили обширный заговор, включавший всю армию вплоть до военного министра, и уже свергли или вот-вот свергнут Бурбонов; что стоявший в центре заговора Наполеон действует в согласии с тестем; что австрийский генерал Колер ездил договариваться с ним в Портоферрайо, а английские корабли сами удалились и пропустили императорскую флотилию; что уставшие от Бурбонов державы решили принять Наполеона, если он обещает сохранять мир и соблюдать договор от 30 мая; что всё уже обговорено и улажено и потому будет безумием сопротивляться революции, которая готовилась давно и наиболее тревожные последствия которой предотвращены заранее.
Из предшествующего рассказа мы знаем, насколько правдивы были подобные утверждения. Они только еще раз доказали, какую ложь можно возводить в минуты кризиса на основе нескольких фактов и случайно услышанных и безрассудно истолкованных слов. Из этих поверхностных показаний вокруг Наполеона сплели целую сеть неправд, которую и донесли до несчастного Нея. «Так вот что означают слова Бертрана о том, что все необходимые меры уже приняты, – подумал он, – а меня посылают в одиночку сражаться с революцией, всеми желаемой и подготовленной, даже Европой!» Ней счел себя одураченным, принесенным в жертву ради поддержки проигранного дела и неспособным даже попытаться сразиться, ибо его солдаты не пойдут за ним, а если он их и убедит, то только бессмысленно прольет кровь, за которую придется ответить перед Наполеоном и Францией.
Но как поступить, взяв столько обязательств и обещав бороться против Наполеона до конца? Несчастный маршал пребывал в жестоком смятении. Его попытались убедить, что нужно
