Читаем без скачивания Маленький памятник эпохе прозы - Екатерина Александровна Шпиллер

– Нет, ты скажи своё мнение – как у неё получилось?

Да разрази меня гром! Как быть? В каком учебнике написано, что делать в подобных случаях?

– Ну… надо бы отредактировать. Если хотите, я могу это сделать, а потом отдать в издательство, – никогда в жизни ни одно издательство не станет читать написанное Верой дальше второй страницы! Вся пухлая папка пойдёт в мусорное ведро, я-то это знала наверняка.

Воцарилась звенящая тишина. Мы обе молчали, но будто продолжали вести некий болезненный диалог. Понимая друг друга.

– Ясно, – наконец-то сказала Алла Андреевна изменившимся тоном. Я поймала её взгляд и увидела в нём неприязнь. Да, она всё правильно поняла. И что с этим делать?

– Скорее бы нам отсюда уехать, – вдруг засуетилась Алла Андреевна, будто прямо сейчас у подъезда стоит такси до аэропорта. – Нечего нам с Виталиком тут делать. А… ты верни, пожалуйста, Верочкину папку, не потеряй и не забудь, – никогда прежде Верина мама не говорила со мной таким тоном.

Конечно, она ждала восхищения работой своей бедной девочки. Она была уверена, что я ахну и расскажу ей о гениальности Верочки. И о том, что её имя будет жить вечно, благодаря её таланту. Что делать в таких случаях? Когда нельзя говорить «нет», потому что этим ставишь точку в отношениях и наносишь человеку страшную рану; в то же время нельзя говорить «да» и вовсе не потому, что лгать нехорошо (в данном случае, было бы хорошо!), а по той простой причине, что это «да» может иметь серьёзные последствия. Оно внушило бы Алле Андреевне ложную надежду, несчастная женщина стала бы пытаться пристроить Верину работу в серьёзные издательства, и там ей бы сказали такое, что… или ничего не сказали бы, а сразу же выкинули бы роман в мусор через пару часов после её ухода. Что лучше? То есть, господи – что хуже? Как правильно, а как нет?

Я выбрала первый вариант и потеряла хорошее отношение Аллы Андреевны. Сделала ей больно. Вот я уже и не «родная», вот она уже на меня смотреть не хочет, суетится по хозяйству, делая вид, что меня вообще нет рядом.

– Чем-то помочь, Алла Андреевна? – робко поинтересовалась я. – Или… я пойду?

– Иди, иди с богом, – глядя не на меня, а в кастрюлю, где варился суп, бросила та. – Только, будь любезна, не забудь вернуть папку. В ближайшее время.

– Непременно. До свидания.

В ближайший выходной прямо с самого утра, едва продрав глаза, я, по-прежнему прижимая к себе папку, точно живое существо, поехала к Алле Андреевне. Позвонила в дверь. Мне открыла одна из сестёр.

– Что вы хотели? – неприязненно спросила она. Ясно. Алла Андреевна уже настроила против меня всю свою родню. А я ведь хотела как-то разрядить ситуацию, приготовила слова, которые тут же показались жалкими и неубедительными. Когда на тебя смотрят таким пустым и одновременно недоброжелательным взглядом, все приготовленные слова становятся никчёмными.

– Я хотела отдать Алле Андреевне Верину папку, – тихим, виноватым голосом первоклассницы пролепетала я.

– Алла Андреевна сейчас занята, отдайте мне, я передам, – она протянула руку и цепко выхватила у меня то последнее, что связывало меня с Верой. Живое существо. У меня было дикое ощущение, что я возвращаю взятого мною крохотного котёнка, тёплого и беспомощного, потому что я сука и «он мне не подошёл».

Меня даже не пригласили в дом.

– Спасибо, до свидания, – дверь захлопнулась.

И я ушла. Вернее, уковыляла. Медленно, приволакивая ноги, будто паралитик, ушла из дома, который за последние несколько лет стал мне почти родным. Где я провела много чудесных часов с прекрасной семьёй. Теперь – всё. Нет больше Веры. И нет больше хорошего отношения ко мне. И дом этот для меня совершенно чужой, он не любит меня, отталкивает. А скоро вообще опустеет.

К Новому году они уехали. Как я ни караулила их телефонными звонками (в гости меня больше не приглашали, лишь по телефону вежливо и сухо отвечали на вопросы), но отъезд таки проворонила. Алла Андреевна не позвонила, чтобы попрощаться. Однажды их телефон просто перестал отвечать. День, два. Я догадалась, что произошло, но должна была убедиться. Поехала туда после работы. Позвонила в дверь. Тишина. Стукнула к соседям.

– Так уехали они. Совсем. Квартиру продали, а новые жильцы ещё не въехали, ремонт делать собираются. А что?

– Ничего. Спасибо!

Вот так и живу с тех пор с огромным чувством вины. Адской вины! Но и сегодня не знаю, как правильно было поступить.

Я растеряна, раздавлена.

Пейзаж после бури

Сколько времени мне понадобилось, чтобы очухаться от ужаса? Месяца два, наверное. Помню, как каждое долбаное утро я просыпалась будто от бесплотного голоса вместо будильника, без всякого выражения произносившего два слова: Вера умерла. Умом можно тронуться! По этой причине много недель у меня не было никакого «доброго утра». Поднималась с кровати я в мрачнейшем расположении духа, в котором и пребывала весь день. На работе была угрюма, ни с кем не общалась, свои обязанности выполняла кое-как.

– Думаю, тебе стоит подумать о том, чтобы всё-таки уехать, – сказала однажды за ужином мама, печально глядя в окно. Я чуть не подавилась едой:

– Опа! Я тебе мешаю? Мне выгнать съёмщиков и сваливать отсюда?

– Дурочка! – мама посмотрела на меня с нежностью. Не обычной, не каждодневной. Настораживающей. – Я имею в виду – из России. Ты должна уехать в Израиль. Это проще всего, получится моментально.

– А, – успокоилась я. – Это да. Прям завтра и займусь.

– Дочь, я серьёзно, – мама взяла меня за руку. – Я не думала, что до этого дойдёт, но после всего… Слушай, не будет здесь толку. Поезжай, строй жизнь в нормальной стране!

Я отодвинула тарелку с жарким. Аппетит пропал, даже тот небольшой, который изредка появлялся к вечеру.

– Хорошо. Допустим, ты права и, как в анекдоте – «хоть тушкой, хоть чучелом, но ехать надо». Почему только я? Почему не мы? Мы вместе!

У мамы скривились губы, как у девочки, которая хочет заплакать, но изо всех сил сдерживается.

– Ну, куда мне? Возраст уже не тот – пятьдесят скоро. Сердце больное. Уже не освоюсь, не адаптируюсь. Язык не выучу. Честно – боюсь. И сил нет. Мне здесь лучше доживать.

– Так. Тебе скоро пятьдесят. У тебя больное сердце. Там уже не освоишься и боишься. У тебя нет сил. Ты перечислила все причины, по которым я не поеду… без тебя.

– Это глупо! – мама почти крикнула и легонько шлёпнула ладонью по столу. – Ты заставляешь меня чувствовать себя якорем, камнем на твоей шее! Заставляешь жалеть, что я всё ещё живая!

– Не дури, пожалуйста! – что ж, я тоже умею повышать голос, коли так. – У нас с тобой остались только мы с тобой! Подумай! Как