Читаем без скачивания Маленький памятник эпохе прозы - Екатерина Александровна Шпиллер

– Только не плачь! – испугалась мама. Я и не заметила, что по щекам потекли слёзы. Ничего себе! Изменила обычная выдержка, Демон подвёл. Видимо, он здорово поизносился за последнее время, прохудился и больше никуда не годится.

Я неряшливо утёрлась рукавом и заметила, что мои ладони мелко дрожат. Как всё плохо-то. К сожалению, мама заметила тоже:

– Доча…

Сжавшись, как пружина, сцепив челюсти, закрыв глаза, я дала себе команду «А ну соберись, тряпка!», глубоко вздохнула, расслабилась и… перестала дрожать и реветь. Открыв глаза, твёрдо произнесла:

– Никуда без тебя не поеду. И давай это будет наш последний разговор на тему эмиграции, хорошо?

Мама опустила голову.

– Ты очень меня расстроила, Белочка.

– Уж прости. Ты меня тоже.

По утрам никакая, пустоголовая, вялая и ни на что не годящаяся я топала на работу и уже была морально готова к увольнению, потому что два серьёзных косяка – это и так много. Так теперь я раз за разом не выдерживала сроки. Никогда прежде не было, чтобы ко мне каждые четверть часа врывался кто-то с криком «Ну как? Готово? Давай в темпе, не успеем – всех убьют!»

Дело в том, что часто я часами сидела за компьютером, тупо глядя в экран и играя с кнопочками: А. ББ. ВВВ. ДДДД. Потом Delete и снова: Я. ЮЮ.ЭЭЭ… Весьма интеллектуальное занятие, правда? Но в моей голове было пусто и гулко. И вообще всё равно. «Что воля, что неволя…»

Наконец, случился третий вызов в высочайший кабинет. Бредя туда, слова «Вы уволены!» я повторила сама себе много-много раз, чтобы привыкнуть к ним, распробовать, получить прививку и отреагировать достойно. Всё справедливо: работник из меня никакой. И пока что я с собой справиться не в состоянии. Никто не обязан ждать, когда я «склеюсь» обратно.

– Кондратьева, я в курсе, что у вас приключилось в последние месяцы, давайте так: вы берёте неделю в счёт отпуска, приходите в себя, возвращаетесь и работаете, как прежде. Мне очень не хочется вас увольнять, но я бы это сделала, если б мне не объяснили, что происходит.

– Кто объяснил? – ошарашенно спросила я.

– Неужели непонятно? – бриллианты в ушах сверкнули особенно выразительно – с возмущением. – Нина Сергеевна, кто ж ещё! Такую мне тут цыганочку с выходом устроила, разъясняя, когда можно увольнять человека, когда нельзя, когда это оправданно, а когда аморально. Пришла вдруг, кричала… Аж проняло до костей! – мадам Костюм колыхнулась, хихикнув. – Впрочем, простите… ничего смешного. Вы измотаны, даю неделю отпуска. Ступайте и отоспитесь, придите в себя.

Шоки бывают разных видов и сортов. В тот раз я испытала очередной новый, доселе мне незнакомый.

Когда я зашла к Нине Сергеевне – без стука, просто зашла, она развернулась ко мне на стуле, глядя испуганно, и почему-то шёпотом спросила:

– Ну что, как?

– Нина Сергеевна. Спасибо. Всё в порядке. Вот большое спасибо. Большое. Вот спасибо… – неожиданно для себя я наклонилась к ней, маленькой толстушке, обняла её и заплакала, стараясь это делать как можно тише, тыкаясь лбом в её плечо. От неё почему-то пахло розовым маслом.

– Ну-ну, деточка, всё будет хорошо, всё образуется, – тётя Мотя гладила меня по волосам и ласково говорила банальные, ничего не значащие, но такие нужные в тот момент слова.

Кажется, со слезами прорвалось, как волдырь, и вышло громадное моё напряжение. Всю неделю отпуска я отсыпалась. Без помощи всяких препаратов. Просыпалась, пила кофе, что-то читала, что-то смотрела по телеку и снова спала. Вечером приходила мама и готовила ужин. Стыд какой! Она с работы приходила и готовила! Но я не могла себя заставить ничего делать.

Мы ужинали, и я, сытая зомби, опять топала в свою комнату и бухалась в неубранную ни разу за семь дней постель.

И, как оказалось, мне действительно надо было просто отдохнуть. Отоспаться и отлежать бока. К концу недели я почувствовала, как что-то меняется в моей голове, проясняется, что ли. Моему телу захотелось движения, разуму – работы. Я соскучилась по свежему воздуху, по людям и даже по уличному шуму. Я пришла в себя.

И когда закончился мой неожиданный отпуск, то с энтузиазмом вышла на работу и полностью в неё погрузилась – на радость коллегам и начальству. Всё-таки им меня не хватало.

Только вот зарплата теперь стала обидной – у всех, разумеется. Каждый раз, получая в бухгалтерии деньги, я грустно вздыхала, вспоминая былое.

– Всё-таки, думаю, тебе надо уезжать, – мама не прекращала доставать меня темой отъезда. Особенно в дни зарплаты.

– Только с тобой.

– Ты заставишь меня жалеть, что я живу, – угрожающе произносила мама.

– Я это сто раз уже слышала. Когда тебе надоест?

– Здесь ненадёжно, всё зыбко, – мама меняла тон на жалобный. – Мне очень тревожно за тебя, из-за этого болит сердце.

Опять шантаж.

Я стремительно уходила в свою комнату, хлопнув дверью.

Утро сурка, день сурка, вечер сурка.

Я – сурок.

Накануне миллениума

Вот и наступил 1999 год.

Когда я получила по «мылу» весёлое поздравление с Новым годом от Люды, то коротко поблагодарила её и сообщила про Веру. В тот же вечер от подруги пришло письмо: «Белочка, родная! Я всё понимаю и хочу тебя обнять! Ужасно сожалею о Вере! Это так печально… Когда захочешь, когда сможешь, напиши. Я каждый день проверяю почту.

Люда»

Девяносто девятый год. Последний уходящего века. Вокруг яростно спорили – последний или предпоследний? Когда начинается следующий – в нулевом году или в первом? И вообще – что случится, когда во всех компьютерах обнулится дата – ошибка 2000? О-о-о, нас ждёт катастрофа, коллапс, нечто невообразимое – ошибка 2000! Готовимся, ждём, старательно пугаем друг друга. Смешные люди!

И мама, и я продолжали трудиться там же, где и раньше, только совсем с другим «вознаграждением». Разница с «раньше» существенная, раза в четыре. Конечно, мы не голодали, но ресторанное «правило правой руки» при покупках чего бы то ни было пришлось заменить на «правило левой руки»: теперь мы жили с оглядкой на день завтрашний и, если строили планы, то неуверенно и робко.

Вообще-то я старалась свести любые «денежные» разговоры на нет, потому что они всегда заканчивались одинаково:

– Тебе нужно уезжать отсюда.

О, боже-боже!

На работе всё устаканилось, пришло в норму. Вернее, я пришла в норму. Конечно, если бы не тётя Мотя, меня успели бы уволить. Не те времена стояли на дворе, чтобы вникать в душевные муки сотрудников.

Мы здорово сблизились с Ниной Сергеевной. Отныне всегда ходили вместе обедать, с работы до метро шли вдвоём и много-много разговаривали. В сущности, это было единственное время, когда она могла отвести душу, поболтать и расслабиться. Дома не получалось, как я поняла из её рассказов про хмурого мужа и ленивых сыновей. Понятно, что пенять на детей – последнее дело, ведь