Читаем без скачивания Западноевропейская поэзия XХ века - Антология

Отдельные стихотворения Луци вошли в сборник «Итальянская лирика, XX век». Часть переводов выполнена для настоящего издания.

СКРЕЩЕНИЕ ТРОПИНОК

Изгородь умолкла, запотелитутовые ягоды. Все ближевечер — и все больше ты от тениотклоняешься своей, все дальше.

Еле-еле сквозь пыльную завесуразличимы осы и собакии тропинки; подступает к лесудымка, тонет яблоня в тумане.

Ручейки благоухают медом,выдохшейся мятой — под мостками,где проходишь ты, и солнце рядом,и замедленные краски жизни.

Вслед шагам твоим, пренебрегающиммною, здесь сидящим беззаботно —на запруде, что это стремитсяиз груди моей бесповоротно?

В горле гор вот-вот застынет голоспастухов, над чащей дым струится,обретая в вышине лиловость.В проседи росы мои одежды.

NUANCE[165]

Стрела — иль молния — пронзает город.День обрывается, а там и вечерв прожилках звуков овладеет мноюза гранью этой паузы недолгой.

Так ты была, безмолвная, за граньюмоих кошмаров, боль моя, морщинкана солнце, а потом ты возникалав дверном проеме, заслоняя небо.

Рождалась из всего, из каждой формы,меня когда-то смутно оскорбившей,из каждой улицы, куда не смог быя никогда уже ступить от страха.

Ты, неотступная, непоправимая,и стены, и замедленные тучи,и ласточки — все это образ мира,обрушившийся молча на меня.

«Опять любви светила проплывают…»

Опять любви светила проплываютнад головами нашими туманными,а мы сидим на разных берегахв неведенье. И кажется естественным,что я тебя не видел никогда,что вдруг ты возникаешь в древнем свете.

Желанье? Сожаленье? И желанье,и сожаленье, тот же горький жар.Астральное вино пылало солнцемрасплавленным, и ты пила глоткамии вглядывалась в слепоту пейзажа.

МРАК

А вот как раз и час ночной, когдаиз глубины эфира проступаетрастрепанная голова земли,ее лицо, которое утешитьдолжны мы нашим бдением печальными тусклым светом городских созвездий.

Рожденный в самых мрачных безднах ветертрясет засохшие сады, разноситпо улицам кошачьи вопли,расшатанными ставнями стучит;кто не боится выйти, видит ветер,мигающий фонарь, фигуры пьяных.

Поведай, что принес мне этот день?Ведь ничего или немногим больше,чем открывает и скрываетпод низким небомпокров дождя открытый и закрытый —деревья, части города, повозки,людей, все тот же дождь, завесу пара.

ПОЛДЕНЬ, ВЕСНА

Жизнь — что ни день, из года в год одна и та же —течет в домах покорно, угнетаетлегко впадающих в унынье. Ветерпроносится по анфиладе улиц,где сушит стены, терзает мимозу.

Молчит торговец счастьем безучастный,мужчина без обеих ног отвязываетсобаку от тележки, ждет;и женщина, укутанная шалью,идет сквозь чащу фонарей, деревьев.

Там одиноко не кому-то,а всем, там в одиночествесвой хлеб жуют — вошло в привычку. Мукасродни терпению,

которое я наблюдал,пока хватило духу,немая — только смелые из смелыхтерн вынимают из венца.          Весна —и долгий день холодный освещаети губит первоцветы эфемерные.

MENAGE[166]

Я вижу ее, теперь уже не одну, иную, чем прежде,в самой дальней комнате дома,при ровном свете — без цвета, без времени, — сочащемся через шторы:

подобрав под себя ноги, она полулежит на диванерядом с проигрывателем, включенным под сурдинку.«Не в этой жизни, в другой», — сверкает ее взгляд, радостныйи вместе с тем уклончивый и словно бы оскорбленныйприсутствием человека, который сковывает ее и подавляет.«Не в этой жизни, в другой», — отчетливо разбираю в глубине ее зрачков.Эта женщина не только считает так, но гордо уверена в том,и это ее не последнее достоинствопо таким временам, как наши, что и для нее не чужие.

«Ты, по-моему, знаком с моим мужем», — и он изображает кислую улыбку,столь же поспешную, сколь мимолетную, — дескать,он бы не противстряхнуть эту женщину, загнать назад, за стену тумана и лет;и когда он направляется ко мне, у него вид человека,с глазу на глаз, по-мужски, ставящего вопрос ребром.«Есть возможность что-то извлечь из грез?» — вопрошает он,устремив на меняпустые белые глаза не то палача с какой-нибудь скорбной виллы[167],не то гуру[168].«Например?» — И я смотрю на нее, чей светлый взглядлучится нежностью ко мне, текучий и проницательный,и, похоже, немного жалеет меня, угодившего в эти цепкие когти.

«Грезы души, достаточно зрелой, чтобы воспринять божественное,суть грезы, рождающие свет; но на более низком уровнеони омерзительное проявление животной сути, и только», —прибавляет они вперяет свои странные глаза, которые если и смотрят, то я не знаю куда.

Я все еще не пойму, допрашивает ли он меняили сам по себе продолжает свой монолог без начала и без конца,не пойму и того, говорит ли в нем высокомериеили нечто черное и безутешное плачет у него внутри.«Но зачем рассуждать о грезах?» — думаю яи ищу для мысли убежищав ней, находящейся здесь, в этом мгновении вселенной.«А вы не грезите?» — вновь начинает он — как раз когда с улицыдоносится остекленелый крик детей, от которого стынет кровь.«Быть может, на грани между явью и грезой…» — лепечуи слушаю корундовую иголкув последних бороздках, без музыки, без щелчка.«Не в этой жизни, в другой», — как никогда, ликует,изливая неудержимый свет,ее горделивый взгляд, афиширующий независимость мыслиот мужчины, чьи несет она, и может — с охотою, ласки и гнет.

ДЖОРДЖО КАПРОНИ

Перевод Евг. Солоновича

Джордже Капрони (род. в 1912 г.). — Трогательное отношение к обыденным предметам и явлениям, верность автобиографическим мотивам, тонкая поэтическая техника, характерные для первого сборника Капрони, «Подобие аллегории» (1936), отличают и последующие книги поэта, испытавшего со временем некоторое влияние герметизма.

В дни второй мировой войны Капрони в рядах итальянской армии находился на Западном фронте, а после капитуляции Италии 8 сентября 1943 г. принял участие в движении Сопротивления. Книга 1952 г. «Стансы о фуникулере», с ее плачами-сонетами о войне, знаменовала собой новый этап в творчестве Капрони: «частная» биография поэта зазвучала в контексте общечеловеческой эпопеи.

Одной из самых своеобразных поэтических книг, написанных в XX в. по-итальянски, стал сборник Калрони «Семя слез» (1959), посвященный памяти Анны Пикки, матери поэта; книге свойственны мягкий лиризм, неподдельность чувств, искусная простота формы.

Стихотворения Капрони печатались в сборниках «Итальянская лирика, XX век» и «Ярость благородная». Публикуемые в томе перевода выполнены для настоящего издания.

ПОМНЮ

Помню старинную церковь,пустынную,в час, когда воздух оранжевеети каждый голос дробитсяпод сводом неба.

Ты устала,и мы устроились на ступеньках,как двое нищих.

А кровь бурлилаот удивления: на наших глазахкаждая птица превращалась в звездув глубине неба.

В ТО ВРЕМЯ КАК, НЕ ПРОЩАЯ СЬ…