Читаем без скачивания Казачество в 1812 году - Алексей Шишов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих всеми родами смерти угрожаемых воинов! Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, в белых ремнях с красными султанами и эполетами, они казались как маков цвет среди заснеженного поля! Будь с нами несколько рот конной артиллерии и вся регулярная кавалерия, бог знает для чего при армии влачившаяся, то как передовая, так и следующие за ней в сей день колонны вряд ли отошли бы с столь малым уроном, каковой они в сей день потерпели.
Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся колонн неприятельских, у которых отбивали отставшие обозы и орудия, иногда отрывали рассыпанные или растянутые по дороге взводы, но колонны оставались невредимыми.
Видя, что все наши азиатские атаки рушатся у сомкнутого строя европейского, я решился под вечер послать Чеченского (1-й Бугский казачий) полк вперед, чтобы ломать мостики, находящиеся на пути к Красному, заваливать дорогу и стараться всяким образом преграждать шествие неприятеля; всеми же силами, окружая справа и слева и пересекая дорогу спереди, мы перестреливались с стрелками и составляли, так сказать, авангард авангарда французской армии…»
Наполеоновские маршалы, да и сам Бонапарт, каждодневно ощущали на своих войсках – корпусных колоннах удары иррегулярной конницы противной стороны. Дороги, по которым бежала из России Великая армия императора французов, стали опасными для незваных гостей из Европы во многом благодаря действиям армейских партизанских отрядов (казаки изначально по воле полководца М. И. Голенищева-Кутузова составили их основу) и местных партизан из крестьян.
Как при вступлении Наполеона на русскую землю донцы наседали на французов и всюду теснили их, так и теперь, при отходе врага, казаки неустанно и напористо преследовали его. Они навели панику и уныние на наполеоновских военачальников всех рангов. Вот что писали о «степных осах» в то время лучшие знатоки кавалерийского дела:
«Казаки делают войну весьма опасной, – писал о донцах француз де Брак, участник наполеоновского Русского похода, – и в особенности для тех офицеров, которые назначены производить разведки. Многие из них, в особенности офицеры генерального штаба, довольствовались обыкновенно тем, что успевали узнать от местных жителей, и, из опасения наткнуться на казаков, никогда не проверяли на месте этих показаний, а потому император не мог узнать того, что происходило в неприятельских войсках…»
Другой француз, дивизионнный генерал Моран, граф империи, известный своим участием в Бородинском сражении, поражается лихостью и увертливостью донских казаков:
«…Казаки, кидаясь в атаку, – пишет герой Наполеоновских войн, – обыкновенно несутся марш-маршем и хорошо останавливаются на этом аллюре. Их лошади много способствуют смелости и со своими всадниками составляют как будто одно целое. Эти люди, будучи осторожны, не требуют особых попечений о себе, отличаются необыкновенной стремительностью в своих действиях и редкой смелостью в своих движениях».
«Какое великолепное зрелище представляла наша кавалерия, когда, блистая при лучах июньского солнца золотом и сталью, пылая отвагой, она гордо развертывала свои линии на берегах Немана! Какие грустные размышления возбуждали эти перестроения, утомлявшие только лошадей и оказавшиеся совершенно бесполезными в делах с теми самыми казаками, которые до сих пор были презираемы всеми, но которые так много сделали для славы России.
Каждый день видели их в виде огромной завесы, покрывающей горизонт, от которой отделялись смелые наездники и подъезжали к самым нашим рядам. Мы развертываемся, смело кидаемся в атаку и совершенно уже настигаем их линии, но они пропадают как сон, и на месте их видны только голые березы и сосны…
По прошествии часа, когда мы начинаем кормить лошадей, черная линия казаков снова показывается на горизонте и снова угрожает нам нападением. Мы повторяем тот же маневр и по-прежнему не имеем успеха в своих действиях…
Таким образом, одна из лучших и храбрейших кавалерий, какую только когда-либо видели, утомлялась и приходила в расстройство в делах с теми людьми, которых она постоянно считала недостойными себя, но которые, тем не менее, были истинными освободителями своего отечества!..»
«…Военная история представляет нам много весьма поучительных примеров, – пишет англичанин Нолан, – того превосходства казаков над регулярной кавалерией, которым не следует пренебрегать и которое не должно забывать».
Такую славу приобрели донцы и посланцы других казачьих войск в тяжелое боевое время 12-го года. Приобрели своими трудами, своей отвагой и верностью России.
Деловитый французский комендант Белоруссии маркиз Пасторе оказался свидетелем дорожных событий под Красным, описывая тот ужасающий беспорядок, который творился в походных колоннах. Когда на дороге образовывался очередной затор, движение совершенно прекращалось. В таких случаях, как пишет маркиз Пасторе, быстро появлялись казаки, не терявшие из виду неприятеля. Они открывали по колонне людей и повозок, сгрудившихся на дороге, огонь из маленьких пушек без лафетов, которые возили за собой на санях.
После первых выстрелов на дороге начиналась паника. Видя это, казаки разворачивались в лаву и шли в атаку. Они «гнали в галоп все, что еще могло скакать, остальное жгли, а солдат, пытавшихся защищаться, поражали ударами пики». Мемуарист пишет, что такие нападения по пути к Красному совершались преследователями-казаками у каждого оврага, у каждого мостка через ручей. Обычно они завершались потерей части обозов и людей. Пасторе считает, что это было еще не самым большим несчастьем в стане беглецов. Худшее ожидало их на берегах Березины.
Очевидец подхода к Красному корпуса маршала Даву писал, что его колонна явилась, «рассеивая перед собой целое облако казаков». Торопясь, маршал приказал отделить вправо обозные повозки. Но там они оказались атакованы донской конницей, которая обратила прикрытие обоза и возниц в бегство к главной дороге. Кое-кому из возниц удалось в суматохе выпрячь лошадей и, захватив самые ценные вещи из фургонов, ускакать к своим. Их не преследовали.
Походные колонны Великой армии подходили к Красному медленно, будучи принужденными то и дело оборачиваться, строиться в каре, чтобы отражать наседавших с трех сторон платовских казаков. Отразив очередную атаку, колонна вновь трогалась, часто из-за торопливости превращаясь в толпу вооруженных людей, среди которых все больше становилось людей безоружных. Преследователи уже давно перестали подбирать брошенные на дороге ружья и сабли, пистолеты и ранцы, лядунки и разное тряпье.
Счет казачьими начальниками велся только брошенным врагом или отбитым в бою пушкам, целым и заклепанным, со сломанными колесами и лафетами. Трофейные орудия представляли из себя диковинную коллекцию изделий многих стран Европы: они были отлиты не только во Франции, но и в Саксонии и Пруссии, Баварии и Гессене, Испании и Италии, Силезии…
Как только под Красным заканчивался очередной бой и Бонапарт отдавал приказ отступить, казачьи полки бросались на хвост его колонн, не спешиваясь, ведя ружейный огонь, часто стараясь сойтись с французами на удар пики. Бралось много пленных, часть которых сама бросала оружие в снег у дороги. Казаки таким образом брали «дань» с каждой вражеской колонны, проходившей мимо Красного.
…Действия платовского летучего корпуса в конце войны стали примерами для вдохновения на новые деяния и подвиги всей русской армии. Мемуарист, генерал-лейтенант артиллерии, Симбирский и Витебский губернатор И. С. Жиркевич, в 1812 году поручик 1-й конной роты Лейб-гвардии артиллерийской бригады описал такой походный случай:
«3-го ноября мы подошли к Красному. Тут, после сильных морозов, начавшихся от Вязьмы и продолжавшихся дней 10, сделалась сильная оттепель. На дневке, вечером, часу в пятом, Кутузов, объезжая бивуаки, подъехал к Семеновскому полку. За ним ехало человек пять генералов, в числе которых был принц Александр Вюртембергский, Опперман и Лавров, а позади их семь человек конногвардейцев везли отбитые у неприятеля знамена.
«Здравствуйте молодцы-семеновцы!» – закричал Кутузов. – Поздравляю вас с новою победою над неприятелем. Вот и гостинцы везу вам! Эй, кирасиры! Нагните орлов пониже! Пускай кланяются молодцам! Матвей Иванович Платов доносит мне, что сегодня взял 115 пушек и столько-то генералов… не помнишь ли ты, Опперман, сколько именно?»
Опперман отвечал: «15».
«Слышите-ли, мои друзья, 15, то есть 15 генералов! Ну, если бы у нас взяли столько, то остальных сколько бы осталось? Вот, братцы, пушки пересчитать можно на месте, да и тут не верится, а в Питере скажут: хвастают!»
Можно оставить на совести мемуариста цифры, приведенные им в своих «Записках», написанных через лет 30–35 после приводимого случая. Но в том, что полководец, светлейший князь Смоленский так радовал своих солдат, сомневаться не приходится. Каждая большая победа казаков сразу становилась известной всей русской армии.
