Читаем без скачивания Казачество в 1812 году - Алексей Шишов

«В результате холода число людей, которых пришлось оставить, значительно возросло. Казаки извлекли пользу из абсолютной нехватки нашей кавалерии и артиллерии, изводя нас и нарушая наши коммуникации, поэтому я несколько беспокоюсь…»

…Перед Березиной стало ясно, что катастрофа Великой армии неизбежна. Среди тех, кто описал отступление Великой армии из пределов России на финише 1812 года, был и голландский генерал ван Дедем. Рассказывая о поведении Наполеона, он, среди прочего, рассказал о том, как взволнован был император, когда по его армии прошел слух, что атаман Платов обещал руку своей дочери тому из казаков любого чина, кто доставит ему Бонапарта живым.

Ван Дедем рассказал и о том, как казаки, скрывавшиеся в засаде за оврагом в маленькой деревеньке, «с диким криком бросились вперед» и напали на свиту энергичного маршала Мюрата, которому удалось спастись. Генерал из Голландии описывает то, какое уныние и тревога охватили Великую армию, которой стало известно об отступлении. «Поминутно слышались крики: «Казаки!» Тогда люди, лошади, повозки стремительно двигались вперед, толкая и давя друг друга».

Описывая все невзгоды по пути бегства из России, французские мемуаристы, выжившие в 1812 году, почти всегда говорят о страшном бедствии, которое представляла для них казачья конница. Так, кавалерийский офицер Мишель Комб со всем откровением пишет, что «казаки, которых наши солдаты до сих пор презирали, внушали им теперь ужас партизанскою войною, которую они с нами вели с невероятным ожесточением и непостижимою деятельностью, врасплох нападая на отряды, которые сбивались с дороги, выходя, как стая свирепых волков, из самых густых лесов и находя в них убежище, благодаря своим превосходным маленьким лошадям, после того как причинили нам возможно больше вреда, никогда не давая пощады».

Мишель Комб констатирует тот факт, что такие нападения, совершаемые днем и ночью, убеждали французов и их союзников в том, что «степные осы» с Дона и других мест «превосходно понимали, как надо вести партизанскую войну». Это, как делает вывод мемуарист, оказывало самое пагубное влияние на моральное состояние наполеоновских войск, подавленных усталостью, лишениями и «оконченевших от холода».

Другой мемуарист, Франсуа, пишет, что по пути отступления его походную колонну окражали «сонмы казаков и вооруженных крестьян». По его запискам можно говорить о чрезвычайной дерзости преследователей: всадники пробивались днем и ночью сквозь ряды отступающих и «похищали ломовых лошадей и фургоны, которые они считали богато нагруженными». У солдат, спутников Франсуа, уже не было сил противиться таким похищениям.

Потеря лошадей при таких нападениях казаков приводила к тому, что французам приходилось взрывать артиллерийские и патронные повозки, ломать пушечные лафеты или заклепывать орудия. Франсуа, чей полк шел в арьергарде Великой армии, констатировал в происходящем самый тревожный для него факт: «Военные снаряды исчезают на наших глазах ужасающим образом». Он же пишет, что при казачьих налетах часть людей бегут в лесную чащобу, чтобы укрыться там. И что эти люди остаются там навсегда, не имея сил догнать ушедшую вперед колонну.

…С «возвращением» большой войны в западные губернии России действия казачьих сил стали носить иной характер. Теперь они все чаще становились частью сил и Главной действующей армии, и 3-й Западной армии. Она, вобрав в себя войска 3-й Обсервационной (Наблюдательной) и Дунайской армий, приступила к активным наступательным действиям на заключительной фазе войны.

Операция, задуманная адмиралом П. В. Чичаговым в конце сентября против австрийского вспомогательного корпуса Великой армии князя Шварценберга, заключала в себе взятие городов Брест и Тересполь и окружение там неприятеля. Против последнего был направлен отряд Чернышева в составе 4 батальонов пехоты, 4 эскадронов кавалерии, 2 казачьих полков при 8 орудиях.

Однако Шварценберг сумел на день 29 сентября перехитрить противника. Под покровом темной осенней ночи его войска тихо снялись с лагеря и, переправившись через реку Лесну, вышли из-под удара. Об этом стало известно только тогда, когда столбы расцвеченного искрами дыма поднялись над подожженными мостами через Лесну.

Встревоженный Чернышев отправил к Тересполю охотников из казаков, приказав подобраться как можно ближе к городку и разузнать, что там происходит. Казаки вскоре возвратились с донесением, что Тересполь пуст, и в доказательство привели с собой нескольких отсталых австрийцев, плененных в его окрестностях. Те подтвердили, что корпус князя Шварценберга ночью оставил и Тересполь, и соседний Брест. Русские войска незамедлительно заняли эти города.

Адмирал П. В. Чичагов решил продолжить наступательные действия. Военный историк А. И. Михайловский-Данилевский в своем «Описании Отечественной войны 1812 года» так описывает нападение на город Слоним, малоизвестную страницу в повествовании об изгнании Наполеона из российских пределов:

«…Чичагов послал Чернышева с отрядом для истребления неприятельских запасов в Варшавском Герцогстве и угрожения Варшаве; тогда же Сакен отправил Чаплица из Пружан, с предписанием захватить формировавшийся в Слониме из мятежных литовцев гвардейский 2.000 полк под командою Конопки.

Отряд Чаплица состоял из двух егерских, Павлоградского гусарского, двух казачьих полков и конной роты Арнольди. Чаплиц шел чрезвычайно скоро. Последний переход в 70 верст сделан в сутки, и усталых не было! Только тот поверит сему случаю, кто был свидетелем духа, оживлявшего русские войска в 1812-м году.

Перед рассветом 8-го октября подошли к Слониму. Передовую колонну вел командир конной роты Арнольди, знавший подробно местность города. Ему приказано было подойти скрытно к дому Конопки и окружить его. На заре пробравшись благополучно в город, Арнольди не нашел в нем никакого движения, даже караула у дома Конопки, который в час перед тем, узнав о приближении наших, собрал полк и пошел на Дзенциолы, отправив в Деречин бывших в Слониме жен польских генералов Зайончека и Домбровского и свою, равно полковую казну, в сопровождении 250-ти уланов.

Получа о сем донесение, Чаплиц погнался за Конопкою, а капитана Арнольди послал за казною. Оба поиска кончились удачно. Чаплиц настиг и разбил полк; войска Донского полковник Дячкин ранил пикой Конопку и полонил его. Арнольди рассеял уланов и взял казну, состоявшую из 200.000 франков. Жены польских генералов избежали плена, успев в виду казаков переправиться на пароме, и удержав его за собою на противоположном берегу, от чего дальнейшее преследование их было невозможно.

Вообще в этом набеге взято в плен отрядом Чаплица, кроме Конопки, 13 офицеров и 235 нижних чинов.

Лишившись своего начальника, весь волонтерский полк разбежался, что имело важные последствия и на остальные формирования в Литве. Они приведены были тем в большой страх, что полк Конопки почитался ядром сих скопищ, состоя из офицеров лучших фамилий, и таких, которые в Испанской войне, особенно при осаде Сарагосы, приобрели себе известность и поляками почитались за неодолимых витязей».

Появление отряда Чернышева, адъютанта императора Александра I, привело к большому смятению в Варшаве. Казачьи разъезды появились вблизи польской столицы на берегах Вислы, у Сточек и Гарволина. Армейские партизаны уничтожили неприятельские магазины с провиантом и фуражом в Седлеце, Мендержице, Лукове и Коцке. Часть захваченного продовольствия была отправлена под конвоем в Брест.

При истреблении складов в Лукове огонь перебросился на городские строения, и партизанам пришлось помогать луковчанам тушить нешуточный пожар, грозивший превратить город в пепелище. Чернышев приказал оценить убытки погорельцам, которым были розданы деньги.

…Отечественная война 1812 года на просторах Смоленщины примечательна широким размахом народной войны, народного партизанства. Огромный край, центром которого является древний русский город-крепость на Днепре, словно переживал повторение событий двухвековой давности, то есть злую годину Смутного века начала XVII столетия. Тогда королевская армия Речи Посполитой столкнулась с сильным сопротивлением смоленских партизан-«шишей», в рядах которых было и немало казаков, волей судьбы оказавшихся на Смоленщине.

История Смуты повторялась в «грозу 12-го года». Казачьи партии, рассылаемые командирами армейских летучих отрядов во все стороны, часто становились инициаторами партизанских действий местных крестьян. Вокруг таких легкоконных партий объединялись местные «громленные» мужики, собиравшиеся в деревенские партизанские отряды. Их совместные действия в волостях, на дорогах, которые вели к столбовой Смоленке день изо дня подтачивали силы наполеоновских войск.

Один из мемуаристов описывает такой случай. Отряд из 19 французских кирасир въехал в деревню из одной улицы на фуражировку. Пока мародеры грабили дома, крестьяне завалили чем попало оба выхода из деревни, а потом вместе с несколькими казаками, случайно оказавшимися в тех местах, атаковали кирасиров. Французы поскакали назад, но, нашедши улицу загороженною и увидев приметных для них казаков, полагали себя окруженными и послали к нападавшим «толмача, чтобы просить пардону», на что партизаны согласились. Кирасиры были обезоружены, заперты в бане, отдельно стоявшей, которую крестьяне сожгли.