Читаем без скачивания Маленький памятник эпохе прозы - Екатерина Александровна Шпиллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот ты прям, Людка, сразу всё поняла про их отношения, как же!
– Белочка! Поверь моей наблюдательности. Там ещё какие отношения и уже давно! Ты б это видела! Какая-то вербально-мимическая порнография, честное слово! Эти взгляды, эти глазки, покусывание губок – тьфу! Они будто бы спорили между собой, кто больше родину любит – коммунисты или нынешняя власть и новорожденная партия. Если звук выключить и только смотреть – любовники обсуждают своё последнее соитие, если не смотреть, а только слушать – какой-то пленум цэка капээсэс…
– Знаешь, а плевать! Ради бога, на здоровье! Меня больше шокирует, что Полина изменила мировоззрение на прямо противоположное. Это под влиянием отношений с Тимуром? Но тогда почему не КПРФ? Или она сама? Или что?..
– Помнишь, я писала тебе: политики – это не люди, а говно. Ещё одно доказательство.
– Не торопись с выводами. Я с ней поговорю. Может, её в заложниках держат.
– Ну, если только…
Да, я с ней непременно поговорю и не по телефону. Глаза в глаза.
– Что случилось, Белочка? – испуганно спросила Полина, когда я, после звонка, сделанного из телефонной будки прямо у её подъезда, выманила подругу на улицу для «очень важного разговора». С непроницаемым лицом я выждала необходимую паузу, чтобы как следует напрячь Полину, а добившись своего (та изъёрзалась, будто ей срочно нужно по-маленькому), спокойным тоном произнесла:
– И давно это у вас, Ивашкевич?
Кровь бросилась ей в лицо. Странно, она не могла не ожидать вопроса. Всё-таки чего-то боится. Вот дура! Не того боится. И не ту.
– Белка! Виновата я, конечно. Давно у нас, давно. И давно надо было тебе сказать. Почему-то я не решалась.
– Неужели тебе могло в голову прийти, что я буду ревновать или протестовать?
– Не знаю… а вдруг… ведь так бывает? Боялась тебя рассердить.
– Ну, да, я ведь такая страшная.
Мы стояли перед её подъездом, не сказать, что было уютно и приятно в этот ноябрьский вечер. Правда, я подготовилась и оделась тепло, а Полина всего лишь накинула пальто на домашний костюм.
– Бел… может, всё-таки в дом пойдём? Холодно тут, – поёжилась Поля.
– А его там нет?
– Нет, что ты. Мы пока вместе не живём… хотя планируем. Скоро поженимся.
– Ясно. Всё равно не хочу идти к тебе. Давай зайдём в подъезд, раз тебе холодно, – великодушно согласилась я.
Теперь мы стояли возле почтовых ящиков в чистеньком и отремонтированном подъезде старого, но ухоженного дома. Пришлось отойти на максимальное расстояние от зорко глядящей на нас из надёжно сколоченной будки пожилой консьержки. Естественно, на её беду, говорили очень тихо.
– Понимаешь, Поля. На Тимура мне, ты даже не представляешь, до какой степени, плевать. Убивает другое.
– Что? – Ивашкевич тревожно вглядывалась в моё лицо. Напрасный труд, Поленька!
– Во-первых, враньё. Я считала тебя близким другом. Зачем же врать?
– Так и я тебя считаю, – торопливо заговорила Полина, – боюсь тебя потерять, потому боялась сказать!
Я поцокала языком, отрицательно мотая головой:
– Не бьётся. Ты избегала меня почти год, не звонила, будто пряталась, не рвалась встречаться. В итоге даже не знаешь, что у меня мама умерла.
– Что? – вскрикнула та. – Когда, Белочка, родная, господи!
– Хорош причитать. Если бы мы общались, друг мой, – последние два слова я особенно подчеркнула голосом, – ты бы уже сто лет как знала об этом.
– Почему ты мне не…
– Я пыталась. Но у тебя был «круглый стол».
Поля отвернулась, чтобы не смотреть на меня.
– Так что, по поводу дружбы – давай не будем. Думаю, дело в другом. В том, что и есть «во-вторых»
– Знаю, что ты имеешь в виду, знаю, – буркнула Полина.
– Неужели?
– Значит, так, – она решилась, собралась с духом и посмотрела прямо мне в глаза. Сейчас, наконец, скажет. И всё встанет на свои места. – Ты считаешь меня предателем, да?
Я удивлённо подняла брови. Молча.
– Предателем идеи? Но, скажи мне, почему за эту идею все годы боролась в кровь только я? За нашу общую идею, которую разделяли и ты, и Маринка, которая вообще уехала, и… все остальные.
– В кровь? – уточнила я.
– Образно, – чуть-чуть смутилась Поля. – Да, вы были у Белого дома тогда, в августе, но на этом ваша борьба закончилась, правда?
– Мы тут при чём?
– Погоди. Ты ж не идиотка, понимаешь, куда ветры дуют. Они дуют на мороз. И партии новые создаются не просто так, и риторика меняется.
– Не слежу за вашей риторикой.
– Вот именно! – Поля повысила голос, консьержка тут же навострила уши и подалась вперёд. – Вот именно, – сбавила тон Ивашкевич. – И всем стало начхать на всё и уже давно. Сунули в зубы колбасу с йогуртом – и довольны!
– Это ты обо мне?
– Это я вообще. Где они – все эти сторонники демократии, которые были десять лет назад? Таким, как ты, всё пофиг, люди попроще вызверились из-за того, что кто-то богатый, а у них на водку не хватает. Кроме того, эта ваша власть напортачила столько, что…
– Наша? – становилось совсем интересно.
– Ну, а чья? Демократическая, либеральная! Не ваша, что ли?
– Прости, у меня память что-то… не ты ли три года назад агитировала за Ельцина так, что убить могла? Нет?
– Да! – яростно прошипела Полина. – Я. Потому что ещё верила им, ещё надеялась на… на вас, на других… на народ, в конце концов. Но теперь игра проиграна, всё, приплыли. Грядёт реставрация, ну, или что-то вроде того. Те, кто вхож, уже всё знают. Началась большая подготовка. И, знаешь, что? Я не хочу в одиночестве за всех висеть на столбе или сидеть в тюряге.
– Ого, вопрос даже так стоит?
– А как бывает при реванше – ты историю учила?
– Так, я всё поняла, можешь не продолжать. Ты сделала практический выбор, думала головой, а не сердцем, как нас призывала три года назад.
– Представь, я тоже хочу нормально жить, не бояться завтрашнего дня, завести семью и чтобы мы жили благополучно и безопасно.
– Абсолютно поняла! Но ты мне другое объясни: как тебя, завзятую демократку, вообще близко подпустили к будущей прошлой власти?
– Хорошо сказала, – улыбнулась Поля, – надо запомнить: «будущей прошлой». Сразу видно, насколько ты далека от политики. Я ведь стала заметной фигурой в молодёжном «Яблоке», много где засветилась, выступала – меня заметили…
– И перевербовали! – торжественно закончила я.
– Ну да. Сделали предложение, очень даже заманчивое, с
