Читаем без скачивания Персидские юмористические и сатирические рассказы - Голамхосейн Саэди

Вскоре дела опять пошли в гору, снова набрали рабочих, расширили производство и стали выпускать ещё и железные печки. Все бы хорошо, если бы что ни день не досаждали рабочие.

Кроме сына Хаджи, на заводе был ещё один инженер. На нем-то все и держалось. Сын жил в своё удовольствие, на завод наведывался от случая к случаю, когда заблагорассудится, с рабочими был заносчив, разговаривал сквозь зубы. И они его недолюбливали. Чего стоил один его автомобиль, плавно плывущий по мостовой, точно корабль или паланкин! Подкатив к заводским воротам, Джамшид всякий раз давил на клаксон, и рёв его был для рабочих страшнее трубного гласа в день Страшного суда. Им и во сне не снилось иметь такую машину — да на один бензин для неё ушло бы четыре их месячных жалованья. А Джамшиду ничего не стоило, въезжая в заводские ворота, помять крыло. Сколько тогда бы пришлось выложить за его выпрямление и за покраску! А как яростно жал он, бывало, на скрежетавшие тормоза!

— И покрышек-то своих подлецу не жалко! — заметил как-то один из рабочих.

— А чего ему их жалеть? Деньги есть, дай бог жизни папаше!— отвечал другой.

Видя такое, люди с горечью говорили себе: «Нам-то в этом мире ничего не перепадёт!» Словом, Джамшида на заводе не любили и всегда старались — при случае — задеть его самолюбие.

Хозяйскому сыну очень льстило, когда его называли инженером.

— Господин Хошният…— обратился к нему в первый день его появления в цехе кто-то из заводских.

— Инженер Хошният! — высокомерно поправил тот.

На заводе об этом узнали, и теперь уж никто ни за какие блага не назвал бы его инженером. Отец называет его Джамшидом, а они будут звать Джамшид-ханом. Пускай себе злится.

Инженером они величали другого. Этот молодой человек, хоть и имел высшее образование и знал намного больше них, никогда этим не чванился, перед рабочими не заносился. Всегда был с ними на дружеской ноге. Если рабочий запарывал деталь, он не бранился. Посмотрит человеку в глаза, улыбнётся и скажет: «Ну вот, опять дружба врозь. Побольше сердца вкладывай в дело, дружок!» Это было его любимое выражение, и заводские, когда им случалось где-нибудь заказывать рагу из сердца и печёнки, обычно шутили: «А ну-ка, дружок, побольше сердца!»

Вернувшись из Европы, Джамшид задумал подружиться с инженером. Катал его на своей машине, водил по злачным местам. Как-то пригласил даже в «Шокуфе[163]», где оставил за вечер шестьсот туманов. Но однажды инженер под каким-то предлогом отказался сопровождать Джамшида и больше уже с ним никуда не ходил.

— Давай завалимся вечером в «Шокуфе»,— предлагал Джамшид.

— Нет, мне там не нравится!

— Скажешь тоже — не нравится. Ну тогда давай подцепим пару красоток и съездим всей компанией в Кередж,— не отставал Джамшид.

— Нет, не могу, у меня сегодня гости. Я обещал рано вернуться домой.

Не по душе инженеру были эти развлечения, пустая трата времени. Не говоря ещё о другом. Джамшид катал его на своей машине, сорил деньгами направо и налево, не скупясь.

— Начнёшь шарить по карманам, нашей дружбе конец! — говорил он, едва инженер пытался достать кошелёк.

Показной этой щедростью Джамшид думал купить инженера, рассчитывая, что тот станет ему не только помощником, но и муридом[164], вечно признательным и преданным, будет восхищаться им, его светскими манерами, умением водить машину и покорять женщин, разбираться в напитках — отечественных и заграничных. Ему хотелось повсюду таскать инженера за собой, чтобы ощущать своё превосходство. Всем своим поведением Джамшид как бы говорил: «Видишь, как я живу? Оба мы вроде инженеры, и учился ты столько же, сколько я, а может, и больше. Но тебе одному нет доступа в этот рай земной. Так будь же вечно мне благодарен за то, что я взял тебя за руку и ввёл туда!»

А инженеру именно это и претило. И «дружбы» их через неделю как не бывало. Инженер напрочь порвал с Джамшидом, и тот, видя, что уговоры напрасны, оставил его в покое. Но «неблагодарности» не простил.

— Рабочие забастовали,— сказал инженер.

— Знаю,— буркнул Хаджи.

— И что вы собираетесь делать? — спросил инженер.

— Что делать? — взвился Хаджи.— Вышвырнуть всех на улицу! Рабочий, у которого забастовки на уме, — не рабочий. От него что ни день жди новых фокусов!

— Но по закону вы не имеете права увольнять рабочих только за то, что они бастуют.

— Хм! Закон! ещё что скажешь? — Хаджи, злобно покосившись на инженера, пожал плечами.

— Да и вообще это нечестно!

— А честно останавливать работу?

— Но если они правы? Во всяком случае, с их точки зрения.

— Что ты предлагаешь?

— Неплохо бы выслушать их представителя. Путь изложат свои требования.

— Знаешь, не люблю я все эти собрания и игру в представителей,— заворчал Хаджи.— Уверен, ни к чему хорошему это не приведёт. Ну ладно, пусть присылают, посмотрим, какого дьявола им надо.

Инженер отправился в цех.

— Вы что, всерьёз решили не выходить на работу?

— Если выйдем, сами себя уважать перестанем!

— Хаджи собирается всех уволить…

— Пусть только попробует!

— Эй, парень! Думай, что говоришь. Вы ведь знаете, он на это способен! А за воротами завода тысячи людей только и ждут, как бы устроиться на работу и за половину вашей зарплаты. Лучше будет, если поладите с ним миром.

— Мы ведь не виноваты. Его ничем не проймёшь!

— Выберите представителя. Пусть пойдёт к хозяину и изложит ваши требования.

— Представителя?! — Рабочие насторожились. Уж не хитрость ли это? Но инженер успокоил их. Да и терять им, собственно, нечего. Вот только кого выбрать представителем? Они долго переглядывались. В конце концов все уставились на Шапура. Может, его и послать?

Шапур учился в школе, но потом ему пришлось бросить занятия и пойти на завод — временно, как он полагал. Он собирался скопить немного денег и продолжать учёбу, потому и не считал себя настоящим рабочим. Но собрать нужную сумму никак не удавалось, и пребывание его на заводе затянулось на неопределённый срок, а окончание школы и аттестат стали неосуществимой мечтой. Он был красноречив, говорил гладко и толково. Вроде бы выбор подходящий. Правда, иногда Шапура одолевали робость и нерешительность, свойственные школьниками или стеснительным юнцам. Единственным, кто вдруг вспомнил об этом, оказался Каве, он сказал:

— Хочешь пойдём к Хаджи вместе? Говорить будешь ты, я буду просто стоять рядом. А то, боюсь, как бы хозяин не обдурил тебя. Вдруг ты сробеешь, и придётся нам согласиться с ним.

Шапура слова эти вовсе не обидели, напротив, он даже обрадовался. Чувствуя локоть друга, он сможет держаться уверенней. Беспокойство, закравшееся было в его сердце, исчезло.

— Ну, что скажете?

— Посудите сами, Хаджи-ага,— начал Шапур.— На обед нам отведено всего полчаса. Лавки от завода далеко. За это время успеешь только сходить туда и обратно.

— Приносите еду из дому,— посоветовал Хаджи.

— Не получается, Хаджи-ага. Если б могли — приносили бы. Многие ведь у нас холостяки, дома не готовят. Иной, может, и сварит себе когда абгушт[165] на ужин. Да ведь суп на работу не возьмёшь. Его нужно где-то разогревать… А у нас и поесть-то толком негде.

— А чем плохо во дворе?

— Ну сейчас ещё можно во дворе обедать, а зимой, когда выпадет снег? В цехе пахнет краской, кругом стружка железная, грязь. Хочется хоть полчасика подышать свежим воздухом.

— Так что же, по-вашему, делать? — раздражённо спросил Хаджи.

— Ребята просят, чтобы вы пристроили к цеху небольшую столовую. Пусть там поставят столы и стулья, выберем кого-нибудь поваром…

— Не многовато ли просят ваши ребята? — с издёвкой протянул Хаджи.— Если я вас правильно понял, я должен для господ рабочих открыть кафе? Не так ли? Они желают небось бесплатных обедов и ужинов? ещё чего им угодно?

— Что вы! О бесплатном питании и разговору нет! — запротестовал Шапур.— Мы будем сами покупать продукты и платить повару. Об этом не беспокойтесь!

— Но ведь за столовую, столы и стулья придётся заплатить мне, из своего кармана! Разве нет?

— Верно. Но ведь другие хозяева платят,— отвечал Шапур.

— У других и доходы побольше. Может, им выгодно идти на такие затраты. А мне и так, чтоб не закрывать завод, приходится свои деньги доплачивать. Сбыт-то нынче какой!..— Хаджи-ага оборвал свою речь. Воцарилось молчание. — Ладно! — продолжил он после долгой паузы.— Передай им, чтобы перестали валять дурака и вышли на работу. Я что-нибудь придумаю.

Шапур вопросительно взглянул на Каве, однако лицо приятеля было непроницаемо. Тогда Шапур снова повернулся к хозяину.