Читаем без скачивания Мафусаиловы хляби - Ольга Рубан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты, наверное, шутишь, - Олег настороженно смотрел на нее, - Что я им скажу? Про колдунов? Или, может, медведей-дуэлянтов?
- Ну, вы же сами сказали, что не последний человек в поселке! Может, и не нужно будет ничего объяснять! Они так и так первые сутки крутились над тайгой, только не там, где надо. А тут… ну, не знаю, может, сказать, что получили анонимку, что видели девочку на стоянке кочевников...
Олег молчал, исподлобья изучающе глядя на Дарью. Уж не рехнулась ли со страху? Она насупилась под этим взглядом.
- Ладно… я сама… Если не дадут вертолет, попрошу местных. У кого-то в этой дыре, конечно, есть хороший внедорожник. А нет, так возьму отцовскую палатку и пойду пешком.
Голос ее дрожал, но был полон решимости, которой она совершенно не ощущала. Вся надежда была на то, что он ее толком не знает… не знает, какая она амёба, и поверит. Если бы напротив сидел ее муж, то только усмехнулся бы. Ага, пойдет она, пешком, с палаткой – флаг в руки, барабан на шею!
Если Олег ей не поможет, она… скорее всего, вернется домой, допьет остатки коньяка, а потом спустится ниже этажом к Людмиле. И пусть та решает, что делать дальше. Ломиться в квартиры местных алконафтов, искать машкины следы пребывания по подвалам – все равно.
Дарья поднялась и сделала шаг к двери.
- Подожди, - Олег откатился со своим креслом к окну и долго глядел на гоняющих мяч школьников, то и дело невесело усмехаясь и покачивая головой. Потом обернулся к ней и слабо улыбнулся, - Ты лучше скажи, когда последний раз ела?
Дарья недоуменно пожала плечами. Какая разница?
- Я отвезу тебя, - Олег поглядел на часы, - Но выезжать надо как можно скорее, чтобы успеть добраться до темноты. Мне надо кое-что доделать, а через полтора часа я жду тебя у себя. Вот адрес.
Дарья от облегчения снова разрыдалась, с трудом сдержавшись, чтобы не кинуться ему в ноги. Он снова спасает жизнь! На этот раз Машкину…
- Сходи пока домой, вдруг появились какие-то новости. Из вещей возьми только теплую обувь. Унты или что-нибудь вроде того. Остальное я беру на себя.
Дарья кивнула, постаравшись вложить в свой взгляд всю благодарность, на какую была способна.
- Только…, - Он немного смутился, - Лучше никому не говори, что собралась к кочевникам. А если не удержишься, то… хотя бы меня не упоминай. Видишь ли…
- Я понимаю. Репутация… Я никому ничего не скажу.
- Тогда до встречи.
Дарья выскользнула в коридор, со смутным любопытством подошла к зеркалу и оглядела себя. Да уж… неудивительно, что Олег Иннокентьевич спросил, когда она в последний раз ела. С той стороны на нее таращился красными, отекшими глазами скелет. Пухлая куртка не скрадывала, а, наоборот, подчеркивала ее худобу. Все лицевые косточки были туго обтянуты шелушащейся, обветренной кожей. Прелестные карие веснушки, густо усыпавшие ее переносицу и прежде молодящие ее, теперь выглядели неопрятной старческой пигментацией, а бледно-рыжие, похожие на проволоку, волосы торчали дыбом, как у домовенка Кузи.
Она отвернулась от зеркала и тут же словно съежилась до размеров семилетки. Как и тридцать лет назад Анна Геннадьевна стремительно шагала ровно по центру коридора, игнорируя наличие встречного потока. Да, постарела, да, совсем высохла и одряхлела. Но это без сомнения была она. Тот же исступленный до фанатизма, сканирующий взгляд, от которого встречный поток расступался перед ней, как воды Красного Моря перед Моисеем. Разве что красного галстука на жилистой, тощей шее не хватало и комсомольского значка на груди.
Дарья прижалась к стене, пропуская нелепую и, одновременно, жуткую фигуру. Та задержала на ней немигающий, мутный за толстыми линзами взгляд, губы ее недовольно поджались, словно вынося Дарье вердикт – такую в пионеры не возьмут. А потом без стука вошла в директорский кабинет и закрыла за собой дверь.
Дарья отлепилась от стены и потащилась домой. Впереди полтора часа – целая вечность – прежде чем она, наконец, начнет делать что-то для своей дочери! Лучше было бы сразу отправиться по адресу, но оставалась еще смутная надежда, что во дворе ее встретят возбужденные соседки и сообщат радостную новость. Ну, или хоть какую-нибудь новость… С витрин магазинов и остановок на нее тут и там глядели машки. Уже порядком выцветшие и пожамканные после снега и последовавшей за ним оттепели. «ВЫШЛА ИЗ ШКОЛЫ И ПРОПАЛА».
Снова и снова в мозгу билась уверенность, что если бы Машка вышла из школы, то непременно пришла бы домой. А то, что она вышла… нет тому никаких подтверждений, кроме заверения учителя. А учитель был уверен только в том, что Машка после последнего урока вышла из класса. Ни камер, ни свидетелей. Никто из ребят тоже ничего не мог вспомнить. Даже дурак-Подковыров, уличенный в нежных чувствах к ее дочери, только испуганно фыркал и возмущенно утверждал, что знать ее не знает и в глаза никогда не видел.
Зайдя к Людмиле, Дарья предупредила соседку, что до утра ее не будет. Мол, убедила кой-кого из волонтеров повозить ее по тайге чуть в стороне от основных поисков. Потом собрала небольшую сумку, в которую кинула пару шерстяных носков, теплый свитер, бутылку воды и смену белья, хоть и сомневалась, что ей представится возможность в дороге сменить трусы.
…
Дом Олега Иннокентьевича располагался на самой окраине поселка, можно даже сказать - за окраиной. Среди высоких кедров, сосен и пушистых елок стоял высокий кирпичный забор с автоматическими воротами. А во дворе просторный, одноэтажный дом и, в притирку к нему – огромный гараж, который, как вскоре выяснилось, был и гаражом, и мастерской, и кладовкой, и погребом. Аккуратный, вымощенный тротуарной плиткой дворик был аскетически пуст. Ни цветочных клумб, ни теплички. Лишь беседка с большим мангалом и жаровней-гриль. Все ей говорило, что не встретят ее на пороге ни подтянутая, моложавая жена, ни пара-тройка разновозрастных детишек.
Когда она пришла, Олег уже был дома и занимался жаровней, раскладывая на раскаленной решетке несколько увесистых стейков.
- Ого…, - Дарья улыбнулась и потянула носом дымок. Невероятно, но на нее вдруг навалился страшный голод. А ведь
